Тёмное солнце (СИ) - Евдокимова Лидия Григорьевна. Страница 40

— Кто сказал, что я решила бежать? — ровным голосом произнесла она. — Да и вряд ли получится сбежать от чумы. Ты мог бы поговорить о ней с теми, кто обвинял тебя в её создании, — отмахнулась мать матерей. Лаитан решила уйти, но Морстен стоял на дороге и не собирался уступать ей дорогу. Она замерла, ожидая продолжения разговора. Казалось, будто он подловил её тут, воспользовавшись ситуацией.

Повелитель Севера понимал, что творится внутри Лаитан, но более удачного момента для разговора в обозримом будущем не представлялось. Относительно удобный участок пути заканчивался уже завтра, дальше начинались предгорья и ущелья, вести по которым Уккунов было сущим мучением.

— Бесполезно разговаривать с теми, кто слышит только себя, — ответил он, сдержав желание сплюнуть. Хотя эта мелкая особенность Тёмного и забавляла его, но поджигать дерево, на котором сидишь, было глупо. — Но ты сейчас стала слышать и других. Меня, например, — Морстен поиграл собранными им чешуйками, едва заметно блестевшими в слабом свете. — Но, думаю, что тебя беспокоит не это.

Повелитель Тьмы решил рискнуть.

— Ты теряешь чешую, — открыл он ладонь. Одна из чешуек впилась в кожу, прорезав ее, и теперь окрасилась красным. — Теряешь силы. Сколько тебе осталось?

Лаитан дернулась от его слов, едва не свалившись с узких мостков. Морстен, явно не ожидавший такой реакции, выпустил из ладони собранную чешую и одним движением ухватил Лаитан за талию, прижимая к себе и крепко держа обеими руками. Они замерли на краю дорожки, слыша, как вниз осыпались сухие листья и часть загрождения загонов, иссохшего и подгнившего без заботы человеческих рук. Гравейн был немного выше Лаитан, но почти одного с ней роста, и потому он смотрел в глаза Медноликой не сверху вниз, а прямо. Лаитан, инстинктивно схватившаяся за первое, что попало под руку, так и держалась за него обеими руками, чувствуя тепло ладоней Морстена на себе. Проникая даже сквозь одежду, оно разливалось по телу необычайной волной, заставлявшей щеки пылать. Он долго держал ее в объятиях, словно сам поражался тому, что было в его руках. Сердце Лаитан, перепугавшись возможного падения, билось так часто, что готово было выпрыгнуть из груди, но страх уже прошел, а оно никак не желало успокаиваться. Он склонился ближе, так, что она ощутила его дыхание. Странно прерывистое, частое и пахнущее недавним ужином.

— Сколько? — повторил он вопрос так тихо, что она едва его расслышала. Лаитан неприятно поразилась тому, как неправильно и фальшиво прозвучал его вопрос. Ей казалось, ей очень отчетливо это виделось, что он должен был сказать нечто совершенно иное. Или сделать? Но его вопрос, вернувший ее в жестокую действительность, заставил снова закрыться внутри себя, ревностно оберегая свои тайны.

— У меня достаточно сил для похода, властелин, — попытавшись взять себя в руки, произнесла она, но голос прозвучал странно дрогнувшим, с нотками неуверенности и страха. Морстен кивнул, выпуская ее из объятий так медленно и неохотно, что Лаитан это сбило с толку. Осторожно отойдя подальше, властелин отвернулся от нее, встав спиной. Медноликая неслышно скользнула прочь, по направлению к дому, и ей показалось, будто дверь его тут же захлопнулась, избавив взгляд от тонкой полоски света изнутри. Кажется, кто-то заметил их. Или только что вернулся обратно, доносить своему царю о будущей жене и ее объятиях с властелином севера.

— Морстен, — окликнула она его. Северянин повернул к ней голову, ожидая продолжения. — Ты все правильно понял, властелин, — произнесла Лаитан, не оглядываясь. И в ее голосе звенел не просто черный металл Империи, а оледеневшие струны души севера, отсекая даже возможные попытки снова влезть ей под кожу или застать врасплох.

— Я никому не скажу, — тихо произнес в темноту Морстен, но Лаитан уже скрылась в хижине и не слышала его слов. Он остался стоять, размышляя над тем, что он ощутил, когда в его руках оказалась Лаитан. Гибкое женское тело, теплое и наполненное жизнью, прижатое к нему так сильно, как никогда не прижималась даже давняя любовница Мора. Враг иненавистная убийца, обрекшая его на трон хозяина Замка. Та, кого он убивал во снах сотни раз, с наслаждением вымарывая руки в ее крови и вглядываясь в затухающие глаза матери матерей. Или странная Лаитан, такая похожая и такая иная, которая ухватилась за него, даже не подумав оттолкнуть или избежать объятий. Которая смотрела ему в глаза без страха и ненависти. Теперь — без ненависти.

Гравейн тяжело вздохнул, не собираясь долго путаться в своих мыслях по этому поводу. Он вообще не любил подобных размышлений и решения таких дилемм. Постояв еще немного, он вернулся в хижину, где Лаитан уже спала, отгородившись от него бодрствующей охраной и кольцом неспящих варваров.

Почему-то властелин чувствовал себя неважно, и настроение его было испорчено безнадежно.

Перед лавовой рекой

На следующее утро, когда все проснулись и начали сборы, Морстен заметил, что Лаитан непривычно молчалива и немного рассеяна. Она старательно избегала его взгляда, прячась за Киоми или Ветрисом, тут же отходя подальше, едва он делал шаг в ее сторону. «Неужели, я так напугал ее своим вопросом? Или чем-то еще?» — сдвинул брови Гравейн, когда Лаитан в очередной раз отошла подальше, оказавшись по другую сторону уккуна, когда самостоятельно стелила на него подстилку, отказавшись от помощи служанок. Она вообще понемногу начала выполнять их обязанности, не желая, видимо, выделяться из группы остальных, чем несказанно удивила и насторожила своих людей. Жрицы неодобрительно переглядывались, а Киоми то и дело бросала взгляды на варвара, казавшегося страшно довольным таким поведением Медноликой. Встретившись с ним взглядом, Лаитан поняла, кто застал их с Морстеном на мостках. Прямой и самодовольный взгляд варвара просто кричал о том, что он все видел и теперь у него появился весомый аргумент для воздействия на решения Лаитан. Это неимоверно злило и раздражало Медноликую, выбивая из колеи и постоянно отвлекая мысленно от прочих занятий. Не привыкшая самостоятельно седлать ездовых животных, она и так делала это медленней других, а постоянные попытки Морстена встретиться с ней взглядом, как и напыщенный вид царя Долины, приводили к ошибкам и расстройству. Лаитан едва не плакала от досады и разочарования за себя саму. Только в этот раз она в полной мере осознала, насколько не приспособлена к жизни вне дворца и Империи, где рядом с ней в тенях всегда находились те, кому поручалось обеспечивать ее всем необходимым. И кому можно было отдать любой приказ в любое время.

Покончив со сборами, все двинулись в путь. Дварф то и дело кряхтел и скулил, но в этот раз, кажется, исключительно по причине жесточайшей головной боли. Он даже не заметил, как оказался в седле, с обреченным видом усевшись на своего уккуна и хмуро вглядываясь вдаль.

Почти целый день дороги слился для всех в один сплошной пейзаж. Без людей и прочих живых существ. Только однажды они заметили в стороне движение, но разведчики не принесли дурных новостей, а лишь сослались на огромные кучи помета какого-то животного, которое с треском мелкого кустарника скрылось от них.

Песчаные прогалины, плешивыми пятнами выглядовавшие из растительности все чаще, оказывались пусты. Медноликая слышала ворчание за спиной, когда охранительницы перебрасывались фразами с варварами, обсуждая, куда подевались из этих мест немногочисленные племена шакрасов. Полулюди или полуживотные, они долгое время жили небольшими группами в этих землях, но теперь от их многолетних стоянок остались только песчаные пятна среди редеющих к предгорьям земель.

— Госпожа, ты чем-то встревожена? — обратилась к ней Киоми, оказавшись рядом, когда день снова начал клониться к закату. В глазах служанки билась тревога и готовность к действиям. Лаитан едва заметно улыбнулась. Ей нечего было ответить Киоми, которая за последние несколько дней утратила право знать мысли своей госпожи больше, чем необходимо для ее безопасности. Слишком уж часто и долго она переглядывалась с Ветрисом, будто они были старыми закадычными друзьями или любовниками. И потому признаться Киоми, что она постоянно размышляет о том, что узнал о ней Морстен, было немыслимо. К тому же, об этом узнал только он, а не Киоми. И тогда пришлось бы рассказать ей, что явно не сыграет в пользу ее и так зашатавшегося авторитета. Власть Лаитан держалась на трех столпах: страх, безжалостность и сила Мастера Мастеров. И если она теряла последнее, первые два пункта становились сомнительными сами по себе.