Тихий Коррибан - Шиннок Сарина. Страница 16

- Хего Дамаск?

- Это было мое реальное имя, - подтверждает учитель Сидиуса. - Мое ситхское имя Дарт Плэгас.

Я понимаю, что мой наставник никогда не упоминал это имя по какой-то причине. И сейчас мне это особенно не нравится. Почему вообще его учитель до сих пор жив?

- Сидиус должен был убить тебя, - прямо заявляю я.

- Он убил, - отвечает Плэгас и тягостно вздыхает. - У Коррибана особые отношения со смертью.

- А с Силой?

- Его Сила – для мертвых. И то лишь отголоски. Планета-кладбище – этим все сказано.

Это, конечно, не объяснение. Но я уже почти смирился с отсутствием четких объяснений, когда речь идет о Коррибане. Но есть еще кое-что, что я обязан у него спросить. Конкретная запись с конкретным диалогом. Но как это спросить? Что сделать? Как поставить точку и при этом не выглядеть безумцем? Все это особенно сложно, когда перед тобой не лицо собеседника, а его согнутая спина! Я предпринимаю попытку зайти издалека:

- Что такое «Улей Шестерня 7»?

И если муун не сможет дать ответа, можно будет успокоиться. Но я слышу сухой смешок Плэгаса – такой, за каким обычно прячут досаду или боль:

- Ты так называешь это место? Ты так решил с этим справиться?

Я открываю рот, чтобы засыпать его вопросами дальше – сотней уточняющих вопросов, чтобы услышать в ответ хоть что-то, что даст повод не поверить в то, что я узнал… Но меня захлестывают воспоминания, оживающие с такой четкостью, словно все это снова происходит со мной.

Я уже бывал здесь, в том самом госпитале Дрешде. Я пришел в себя там, связанный ремнями по рукам и ногам, одетый не в свою одежду, а в какую-то серую тюремного вида робу, отрезанный от Силы. Я видел ту женщину, которая задавала мне унизительные вопросы, считая меня безумцем. И она же применяла на мне то экспериментальное вещество, после инъекций которого я впервые начал видеть странные вещи. Я видел, как белые стены палаты начинали гнить, покрываться ржавой плесенью и сочиться кровью. Я видел, как через эти стены приходил он. Черная Пирамида. Он пытал меня. Он резал меня на части. Он влезал в мою голову в буквальном смысле! И я не мог ничего сделать! Я был беспомощным перед ним, как и перед всей развернувшейся ситуацией!

Истощенный, осунувшийся, с ввалившимися глазами и почти сгнившими зубами, я смотрел этот кошмар изо дня в день. А когда тесты вдруг на время прекращались, уже был параноиком и думал, что «исследователи» остановились лишь потому, что готовили нечто в разы хуже всего, что было прежде. Они довели меня до такого состояния, что я начал сомневаться в собственной памяти и собственном психическом здоровье! Именно тогда я начал выдумывать другую действительность, в которой я снова был собой - невообразимо сильным, выполняющим важную миссию в одиночку, без оружия, среди наиболее опасных существ со всей Галактики, в самой гуще кровавого ада, названного «Улей Шестерня 7»!

Но во что сложнее всего поверить, так это в то, что за всем этим издевательством и унижением, за этими непередаваемыми страданиями стоял мой учитель! Пусть и по приказу Дарта Плэгаса, но все же он. Но, может, все же у Судиуса была веская причина, по которой он не мог противоречить мууну. Но каковы мотивы самого Плэгаса?

- Зачем ты делал все это со мной?! – срываюсь я на отчаянный крик.

- Я изучал медихлорианы, - без эмоций, не повышая голос, отвечает муун, - изучал Силу. Я посвятил этому жизнь. Белый экстракт, один из трех атрибутов Багровой Церемонии. И ты, сам не ведая того, помог мне в этом, как никто иной. Твой вклад велик.

Я и слышать не желаю это подобие благодарности:

- Ты унизил меня! Унизил так, как только было возможно! Ничего не могло быть хуже! Уже не говоря о телесных страданиях!

- Это делает ситха, - сиплый голос Плэгаса становится тверже, - чем сильнее боль, тем крепче ненависть, чем сильнее ненависть, тем больше сила. И ты бы стал преемником величайших традиций, если бы твой учитель не предал эти традиции!

Это заявление запутывает мои мысли окончательно. Мои воспоминания, пророчество, заявление мууна, что я здесь вижу живого Ситх’ари… Это все похоже на нелепый бессвязный сон, и я был бы рад, окажись все это на самом деле сном. Но даже если все это истина, и запись, которую я просмотрел, подлинная, в ней нет повода для Плэгаса называть Сидиуса предателем. Этого повода нет нигде.

- Ты несешь полную чушь, - бросаю я мууну, но тот остается непоколебим:

- Ты знаешь, что нет. Ты видел сам. Посмотри еще раз, перед кем ты здесь стоишь.

Я поднимаю руку, но чувствую в ней невыносимую тяжесть, и дело не в усталости. Мне становится сложно решиться вновь раздвинуть мокрые тряпки, скрывающие от посторонних глаз человека, облепленного орбалисками. То сходство, что я увидел в его чертах, и тот титул, который озвучил Плэгас – если все это правда, то кто я такой, какое право имею смотреть на него?! И все же я должен убедиться. Я касаюсь рукой куска ткани, отодвигаю его – и мои глаза встречаются с желтыми глазами, полными такой силы, такого прорицания, такой власти, что это не поддается описанию. Мне кажется, я мог бы упасть замертво от одного этого взгляда, или же умереть за этот взгляд в глаза, ведь это смотрит он сам, живой! Я не могу даже произнести вслух его славное имя – Дарт Бейн.

- Ты помнишь историю, - снова начинает говорить Плэгас, по-прежнему стоя ко мне спиной, - но не знаешь ее утерянных деталей. В результате провокации, мастерски проведенной Бейном, Братство Тьмы Скера Каана должно было быть уничтожено ментальной бомбой. Но вместо этого после взрыва их души оказались навеки заперты здесь, в иной реальности на Коррибане. Преданные Дартом Бейном, они не давали ему покоя до конца его дней – являлись ему бесконечной чередой ночных кошмаров, а во время бодрствования их воздействие вызывало у него дикую головную боль. И даже боль, причиняемая соками орбалисков, не могла заглушить той нестерпимой боли! Вообрази теперь, зная это, что после тех событий Бейн ни разу не проявил малодушия и слабости, ни разу не допустил сомнений в верности