Тихий Коррибан - Шиннок Сарина. Страница 34
Бой завершен, и на смену трезвым мыслям приходит одно, почти одержимое стремление забрать свои сапоги. После кошмарных снов мне как-то стало особенно важно знать, что сапоги мои, мне спокойно, только когда они на мне, да и не ходить же без обуви по темным коридорам госпиталя с абсурдно грязным полом.
Вернувшись за сапогами, я оказываюсь напротив распахнутой двери одной из палат. Там кто-то стоит за белой ширмой. Я подхожу бесшумно и дергаю завесу, после чего лишаюсь дара речи. За ширмой стоит мой брат, склонившись над мертвым окровавленным телом женщины-врача. Увидев меня, он, как испуганный зверь, срывается с места и бросается бежать прочь. Я остаюсь стоять, не могу преодолеть свой шок, когда в голове крутится только один вопрос: так неужели мой брат действительно тот самый сереннский маньяк!
На доске объявлений для персонала рядом с распоряжениями о консилиумах и зачем-то оставленными здесь же снимками черепа в двух проекциях висит записка странного содержания:
«Работники второго этажа! В госпиталь проник подозрительный человек, мужчина в темно-синей одежде, имени своего не назвал. Мне показалось, он очень похож на того графа, которого видели возвращавшимся в свое поместье с сумкой, из которой капала кровь. До того, как прорваться через охрану, нарушитель хотел пройти в палату 204. Ни за что не позволяйте ему туда идти! Служба Безопасности уже выехала».
Похоже, здесь творится какой-то бардак, если нечто подобное допустили. Но речь идет о том, о ком думаю я? Не хочется верить в это. Пусть я и практически не знаю этого человека, но мы одна кровь, и позор одного – позор всего рода.
Я обыскиваю карманы врача, что брат сделать не успел, но явно пытался – на одежде женщины отпечатки его окровавленных пальцев. И единственной находкой оказывается ключ от палаты 204. Тот случай, когда не удается не верить в совпадения. То, что я теперь наверняка знаю: мне нужно найти палату раньше, чем это сделает он. Но, проклятье, на ржавых дверях не видно номерных табличек. Мне придется искать наугад и действовать по обстановке.
Несколько дверей я напрасно пытаюсь открыть – ключ не подходит к замкам, которые, возможно, к тому же сломаны. Но следующее помещение не заперто. Это не палата, а пустая белая комната с грязными серо-коричневыми потеками на стенах, идущими от вмонтированных в них широких труб. Из труб исходит тошнотворный запах разложения. И там что-то лежит… фрагменты тел? В одной вполне четко можно было увидеть побледневшие ступни. Во имя звезд, лучше уйти отсюда и не думать о том, что в этой больнице могли делать с людьми!
Следующее незапертое помещение оказывается палатой интенсивной терапии, пол которой залит алой кровью, вытекшей из пакетов и разорванных трубок. На койке среди систем жизнеобеспечения лежит половина тела некого представителя нечеловеческой расы, перетянутое грязными, покрытыми желто-коричневыми пятнами, бинтами. Похоже, этому пациенту пытались вливать людскую кровь. Почему-то я снова вспоминаю о замороженном трупе Сайфо-Диаса. В планах ведь было некое использование его крови… до чего вульгарные были планы! И этот кусок тела на койке так мерзок. Хорошо, хоть из него не проросла плесень.
Эту палату я покидаю так же спешно, как и предыдущее помещение. В коридоре появилось старое инвалидное кресло, которого раньше здесь не было. Это, разумеется, не такая вещь, появление которой в госпитале можно назвать странным, но мне не по себе. Головная боль снова становится невыносимой, перед глазами появляются пятна, на лбу выступает холодная испарина. Меня не могут не беспокоить подобные участившиеся приступы, ведь я давно немолод. Хочется пройти мимо, даже не глядя лишний раз на инвалидное кресло, но его колеса поскрипывают, а потом вдруг оно начинает само двигаться в мою сторону, набирая скорость. Я сворачиваю в ближайшую ко мне комнату и захлопываю дверь. Хотелось бы думать, что это лишь привиделось мне из-за спазма сосудов или по иной причине, но я продолжаю слышать за дверью скрип колес.
В помещении, в которое я вошел, стоят столы с грязными хирургическими инструментами и вешалка с медицинскими костюмами, испачканными кровью. В мойке перед огромным позеленевшим зеркалом лежит скальпель. Может, холодная вода ослабила бы головную боль. В надежде умыться, я убираю скальпель из мойки и открываю кран, однако вместо воды оттуда истекает вязкая черно-красная жижа. Я поднимаю глаза к зеркалу, и мне видится, что порез на моей щеке, давно зарубцевавшийся, снова вскрылся и начал кровоточить, но при этом я ничего не чувствую. Шрам на