До ее смерти осталось сто дней (СИ) - "Mia_Levis". Страница 36

- Нет, - с нотками веселья отказал Драко.

- Нет?

- Нет, Грейнджер.

- Это не смешно! - настойчиво потребовала Гермиона. Она храбрилась, конечно, потому что внутренне не чувствовала ни уверенности, ни спокойствия. Находиться в запертом пространстве с Драко Малфоем, пребывающем в очередном приступе своего сумасшествия, - было просто-напросто страшно.

- А мне кажется, что смешно. Крошка Грейнджер настолько доверчивая, что ходит по Малфой-Мэнору без палочки. И это лучшая ученица Хогвартса… Какая беспечность, - издевательски протянул Драко, цокая языком.

- Ты ничего мне не сделаешь, - заявила Гермиона, обреченно отворачиваясь от двери. Что теперь пялиться на нее? От одного взгляда она точно не откроется, так что придется выслушать все, что Малфой захочет сказать. Кошка поймала мышку и не отпустит, пока не наиграется.

- Да что ты говоришь! - воскликнул Драко, усмехаясь уголком рта. Он развлекался, но веселье его было каким-то злым, словно он не получал удовлетворения от своих действий и от этого раздражался еще сильнее. - Уверена, Грейнджер? Это же ты сейчас стоишь в моей комнате беззащитная. И никто - слышишь меня, никто! - не придет тебе на помощь.

- Ты ничего мне не сделаешь, Малфой! - упрямо поджав губы, повторила Гермиона. У нее мелко дрожали руки, и зубы мерзко стучали друг о друга. Она боялась сейчас и ненавидела себя за этот страх. Когда-то так же отчаянно ее пугал Люциус. Тогда, в Министерстве, когда смотрел на нее своими холодными глазами - почти такими же, как и у его сына. - Я доверяю тебе.

Слова сорвались, будто осенние листья от дуновения ветра: зависли в воздухе, закружились, зашелестели. Уже произнесенные, они еще несколько томительно долгих секунд отзвуком повторялись в густом, пряно пахнущем дождем, воздухе. Слова - откровение. Не только для Драко, но и для Гермионы. Даже больше для нее, ведь она не хотела произносить этого, даже не была убеждена, что сказала правду. Просто поддалась инстинкту, как делала это уже не единожды за последние месяцы. Хотелось прижать ладони ко рту, сорваться с места и убежать в свою комнату. Закрыться на все замки, спрятаться под одеялом и забыть-забыть-забыть и Мэнор, и эту семью. Или, еще лучше, вернуться в школу, где все было так просто и ясно, где черное - это всегда плохо, без всяких вариантов. Все что угодно - только бы не стоять, как нашкодивший ребенок, под изучающим взглядом Малфоя. Какой же черт тянул Гермиону за язык?!

- Доверяешь? - словно пробуя на вкус, переспросил Драко. Задумчиво прикусил губу, потер указательным пальцем переносицу, словно пытаясь решить тяжелую задачу. Еще мгновение - и он поднялся из кресла, вынуждая Грейнджер непроизвольно дернуться. - Думаешь, что я ничего не могу сделать тебе, Грейнджер? Считаешь, что я в глубине души добрый и благородный? Может, хочешь помочь мне встать на истинный путь, м?

- Нет, я не считаю тебя ни добрым, ни благородным, - собирая последние крупицы воли в кулак, охрипшим голосом ответила Гермиона. Она не отступила ни на шаг, хотя, Мерлин свидетель, ей нелегко это далось. - И я не собираюсь тебя менять. Но каким бы подлецом ты, Малфой, ни был, ты не причинишь мне вреда. По крайней мере, не сейчас…

Драко улыбнулся - широко, по-мальчишески. Так улыбался Гарри после победы в квиддиче. Так улыбался Рон, когда Гермиона давала ему списать. Такая улыбка не могла быть предшественником плохого поступка, и Грейнджер облегченно выдохнула. На долю секунды позволила себе прикрыть веки, расслабить окаменевшие мышцы - и тотчас пожалела. Драко Малфой умел притворяться. Драко Малфой не был другом. И Драко, черт бы его побрал, никогда не играл честно! А еще он мстил - за свою собственную слабость, за то, что позволил ей, грязнокровной девчонке, заглянуть в замочную скважину, увидеть его слабым, разглядеть в сплошном мраке слизеринской души маленький уголок света. И теперь он был готов на любую жестокость, только бы вернуть все на круги своя. Малфой тоже предпочитал четкие роли: белое и черное - в войне нет места полутонам.

Он не пользовался палочкой, будто пытаясь и этим унизить, уколоть больнее. Мол, смотри, Грейнджер, я справляюсь с тобой и так, без магии, о которой тебе, маггловскому отродью, и знать-то не пристало. Ловкая подсечка, и вот Гермиона уже падает на пол, вскрикнув и нелепо взмахнув руками. Толстый ковер смягчил удар, но затылок все равно прострелило острой болью. На глазах выступили слезы - обидные, яростные.

- Малфой, ты… ты… - вновь не окончив фразу, она попыталась встать, неуклюже опираясь на локти. Но Драко быстро пресек эту попытку: наступил на волосы, рассыпавшиеся каштановым покрывалом, и вот тогда-то Грейнджер и стало по-настоящему страшно. Лежать на полу, смотреть в потемневшие, мутные от ярости глаза, бороться со слезами, застилавшими взгляд - страшно. Осознавать, насколько сильно она ошиблась, - страшно.

- Ты все еще считаешь, что я не могу причинить тебе вред?

- Малфой, уймись! Что с тобой сегодня?

- Да или нет, Грейнджер? Ну? - Малфой присел, наматывая многострадальные волосы Гермионы на кулак. Он дернул ее на себя, вынуждая морщиться от боли, оставляя между ними всего дюйм - ничтожную преграду. Он весь был сейчас концентрацией агрессии, но, смотря, как раздуваются крылья его носа, как изгибаются в отвращении тонкие губы, как горестно изгибаются брови, Грейнджер понимала, что причина злости - сам Драко. Он позволил себе лишнее там, в библиотеке, и теперь хотел очиститься, причинив ей боль. И, наверное, стоило ему соврать - Мерлин, ну, конечно, стоило! - чтобы только Малфой поверил, будто он победил - напугал, сломал, растоптал ее самоуважение и достоинство. Но Грейнджер не была бы собой, если бы не сказала правду, даже осознавая, что, возможно, сделает только хуже.

- Нет, ты не причинишь мне настоящего вреда. А это… если тебе так легче…

Драко ухмыльнулся - принял вызов. Дернул волосы, заставляя запрокинуть голову, обнажая беззащитную шею. Впился губами, зубами, ртом - целуя, всасывая тонкую кожу, кусая, царапая. Оставлял на ней красные метки кровоподтеков, бурые и лиловые синяки, ловил губами заполошенное биение пульса, пьянел от ее всхлипов, криков, болезненных стонов.

- Я трахну тебя, Грейнджер. На полу. Сейчас. Трахну маленькую грязнокровку и заставлю смотреть мне в глаза. А потом ты станешь на колени и отсосешь мне. Как ты считаешь, это можно будет назвать настоящим вредом?

Драко не ждал ответа. Заглушил ее слова своими губами, ворвался языком внутрь - вылизывая каждый уголок, трахая ее рот. Делал то, что она запомнит на всю оставшуюся жизнь. То, что не делал и никогда не решится сделать Уизли. Потом прикусил ее нижнюю губу, потянул мягкую плоть на себя, с каким-то благоговейным ужасом ощущая металлический вкус чужой крови. Грязной крови. Отстранился на мгновение, облизываясь, будто кот, объевшийся сметаны. Мерлин, как же это было отвратительно и потрясающе одновременно! Тяжелая тягучая капля крови набухла на нижней губе Грейнджер, и Драко не удержался - слизал, языком лаская кровоточащую ранку.

- Малфой, перестань, - тихо-тихо попросила Гермиона. Крика он не слышал, она пыталась уже. Но шепот почему-то привлек внимание. По крайней мере, Драко поднял на нее расфокусированный шальной взгляд, и это вселяло робкую надежду. - Прекрати, пожалуйста. Зачем ты… так… - Нервный всхлип сорвался с губ - первый, второй, а дальше истерику было уже не остановить. Гермиона еще пыталась взять себя в руки, потому что одного сумасшедшего в комнате и так вполне достаточно, но у нее ровным счетом ничего не вышло. Словно прорвалась плотина, сдерживающая все страхи, сомнения, и пролилась рыданиями.

Грейнджер чувствовала, что больше ее волосы ничего не держит. Она села, прижимая колени к груди, пряча лицо в ладонях и раскачиваясь из стороны в сторону, как полоумная. Смотреть на Драко она не решалась: не была уверена, что он отказался от своей угрозы. Быть может, он просто ждал, когда истерика угаснет и можно будет снова… снова…