история одного безумия (СИ) - Трещев Юрий. Страница 22

Глянув на ветхие горы, на море, ставшее мельче, Бенедикт пошел прочь, хромая на обе ноги…

Марк попытался остановить его, но голос пропал, сдавило виски, как тисками…

«Странная тишина… как в первый день творения мира… и деревья недвижны, окаменели…»

Марк неловко повернулся, ударился коленом о выступ скалы, невольно вскрикнул…

Бенедикт оглянулся… он долго, страшно долго смотрел на Марка, прежде чем исчезнуть… исчез…

«Но видел ли он меня?.. вопрос… он видел что-то невидимое… может быть, я уже бог?..»

— Ты был похож на памятник, поставленный мне женами, миросочащий, благоухающий елеем…

В гнетущей тишине и мгле шли дни, годы…

Там, куда смотрел Марк, томилась вечность, ждала…

Марк лежал неподвижно…

Мир, явь стали чужды ему…

— Смерти нет… есть переселение… — услышал Марк голос монаха…

Мнилось ему, что он на самом деле окаменел, когда бы не дрожь губ…

— Боже, спаси…

Вечер зажег тучи, соделал море вином и день погас…

Ночь выпила вино…

* * *

Светало…

Из тумана вышла Ада… туман не отпускал ее, венком висел над ней смеющейся, изящной, стройной…

Всю ночь Ада играла с дельфинами и нимфами и переняла их смех…

«Не меня она ожидала увидеть… — подумал Марк… — Ищет взглядом Бенедикта, стыдливо прикрывая грудь и лоно руками…»

Марк, бессильный, понурый, вздохнул украдкой… он ожил, обрел и длил блаженство…

«Когда-то я все это описал в гимнах… увы, гимны сменились плачами после исчезновения Ады… она исчезла в первую брачную ночь Бенедикта, пылкая, нежная, с которой и я блаженства ждал, испытывая и робость, и желание…

Помню, истомленный, наконец, я заснул… правда, вскоре проснулся, услышав крики и вопли…

Грязь вползала в город змеей чешуйчатой… слепяще черная она плела извивы…

Я стоял и смотрел, не веря собственным глазам…

Я уже видел все это…

Нет, нет, не буду вспоминать, минуло все… или не минуло, ждет?..

Грязь вползла в замок примадонны… я шел за ней по темным коридорам, следил за игрой теней, извивами отражений…

Шелестом, всплесками грязь напоминала о себе… вдруг она прильнула к окну, пролилась на пол и поползла ко мне…»

Марку показалось, что грязь была наделена душой и зрением…

Он взирал на нее с трепетом и очнулся от ее зыбкого, холодного прикосновения… привстал, поежился, огляделся… его окружали спящие люди…

«Наверное, бездомные… или беженцы от войны…»

Чуть поодаль тлела горка углей под пеплом…

— Хочешь узнать кто они?.. а кто ты?.. — спросил незнакомец…

— Тише… не поднимай шума… — прошептал Марк:

«Скорбная сцена, но я не чувствую ни ужаса, ни боли, только грусть…»

Марк закутался в складки мантии… он лежал и размышлял…

Нет, о прошлом он не скорбел… его ослепляла луна и улыбка, танцующей Ады… ее пленительная фигура колыхалась как пламя свечи…

«Не дало бы мне прошлое полнее блаженства, и этот тайный восторг обладанья…»

Марк встал и пошел, все ускоряя шаг…

«Остановись, куда ты спешишь?.. не в прошлое ли?.. в замок примадонны, который превратился в руины… и сад заглох…

Хочу вздыхать в этом библейском саду и тихо петь, пока не сойдет на меня сон, но омрачают и отгоняют сон размышления… пугает будущее, висит черной тьмой над городом… со страхом жду я вестей от Бенедикта, от Ады…

И все же, кто эта женщина в неброском облаченье?.. Ада или Рая?.. смотрю на нее и слепну… труднее всего не думать о Аде, когда она перед тобой стоит, незримая другим… и не одна, со свитой теней на фоне этих угрюмых руин, напоминающих смертным, что все тщетно…»

— Мне мнится или я слышу ее легкие шаги…

Марк умолк, затаил дыхание…

«Нет, это не Ада… это женщина из толпы, чем-то похожая на Аду…

Аде не понять было жестокости и равнодушия гения, каким был или казался Бенедикт… он бежал, лишив ее всего, чем только она дорожила…

Что скрывала она в глубине души: озарение или пылкую и несчастную страсть?..

Вопрос…

Сны об Аде не оставляют меня…»

Марк устал, прилег на ложе и закрыл глаза…

В темноте то вспыхивали, то гасли картины… рисовались скалы острова, пещера с высоким сводом…

Марк был окружен то стенами пещеры, то пустотой… он лежал и вбирал звуки ночи: благовестный гул прибоя, голоса чаек, поющих в разнобой…

Марк засыпал и просыпался один в угрюмой темноте, лежал и прислушивался к ее зову и чувствуя ее леденящее объятие…

Лица темноты он не виден, но мнилось, что у нее лицо Ады…

— Другой женщины для счастья мне не дано… — прошептал Марк…

Уже уносимый волнами темноты, Марк очнулся… он лежал, кутаясь в складки мантии, и размышлял:

«Бенедикт такой же скиталец, как и я… я тоже вечный жид…

После исчезновения мэра меня допрашивали… и с пристрастием… я вынужден был бежать из города… шел по суше, потом плыл на пароме… среди ночи паром наткнулся на рифы, перевернулся и затонул…

Я очутился в воде…

Волны обняли меня и понесли на своих спинах…

Светало, когда я услышал гул прибоя… он исполнял реквием, чайки были солистами…

Море высадило меня на песчаную косу, на которой я нашел обломки барки и утопленников…

Среди утопленников была женщина… она еще дышала…

Помню, я спросил ее:

— Где твой муж?..

— Мужа у меня нет… откуда его взять?..

Лукавила вдова… был у нее муж… лежал мертвый перед ней…

Умоляла она меня с ней остаться, но я ушел, как только на море установился штиль…

Две зари промелькнули и два дня…

Я снова вернулся туда, откуда ушел, но ни вдовы не нашел, ни следов барки…

Я понял, что высадило меня море на остров, а вдова была бесовским искушением…

Обессилев, я лег на песок и заснул…

Во сне я обнимал вдову… и вымок сразу… потом меня озноб охватил… помню, я очнулся в пещере, лязгая зубами…

Чуть поодаль лежал Бенедикт…

Однако, что это с ним?.. так странно посмотрел на меня… и с такой жалостью… как будто я умер…

Прошлой осенью я уже был мертвецом…

Помню, я шел в город…

Смеркалось… было жутко холодно… я заполз в расселину, чтобы согреться, и не заметил, как заснул…

Я уже почти остыл… и вдруг услышал голос: «Встань…» — я попытался встать… смотрю по сторонам, чтобы увидеть того, кто окликнул меня голосом монаха, но никого не увидел…

С трудом я встал, тело не слушалось меня… колени подгибались, но я спустился к воде и увидел в камнях лодку, вычерпал воду, столкнул ее в воду и поплыл, одолеваемый сонливостью…

Во сне монах, он же бог, крестил меня…

Проснулся я от холода не в купели, а на дне лодки…

Я плыл и размышлял…

Нет ничего ужасней этой болезни…

Куда только мысли меня не заводили, давали возможность странствовать и во тьме преисподней, и подниматься на небо к ангелам и богу…

Помню, я жаловался и сожалел, что я лишь подобье бога…

Монах рассмеялся за моей спиной и канул в вечность…

Одно я понял из своих размышлений, что собственным только судом и желаньем никто не спасется…»

Запечатлев свои размышления на обеих сторонах листка, Марк уронил карандаш… он наклонился, чтобы поднять карандаш, и упал на колени от слабости…

Бенедикт хотел помочь Марку подняться и сам упал…

Так они и заснули, обнявшись…

* * *

Утром странники проснулись и пошли дальше…

Они шли в толпе беженцев от войны…

Беженцы смотрели на них с уважением и приязнью…

Были среди беженцев и непримиримые, нравом жестокие…

Иногда странники останавливались, Марк писал, а Бенедикт пел, разглашал в плачах свои мысли о помраченье и безумье власти, хотя и знал, что не воспримут его слова, не подчинятся ему…

«Не пришло еще время… — подумал Марк… — На ветер Бенедикт бросает слова плачей, быстро гибнущие… откуда он их берет?.. наверное, из замогильных записок своего дяди, или из мемуаров примадонны…