история одного безумия (СИ) - Трещев Юрий. Страница 30

Бенедикт спал и видел этот танец…

Жены танцевали, как одалиски, позабыв себя…

Утром они ушли по зыби к рифам, быстро ступая босыми ногами…

Бенедикт очнулся не в пещере, а на берегу в камнях… он обнимал камни, как жен… он и сам едва не стал камнем в эту августовскую длинную ночь…

Вспомнив все это, Бенедикт рассмеялся, что-то сказал, слово какое-то, и зевнул с криком…

Зевнул и пес Пифагор…

Бенедикт закрыл глаза и увидел жен и свое превращение в камень…

Задыхаясь под тяжестью, Бенедикт привстал… жены одна за другой входили в воду… по колено, по грудь, по горло…

— Остановитесь… не сходите с ума…

«Кому я это говорю?..»

У рифов нимфы играли с дельфинами…

«Жены обратились в рыб… и я хочу стать рыбой…»

Бенедикт подполз к воде…

Увидев свое отражение в зыби незнакомого моря, он закрыл глаза и заснул для жизни…

Во сне Бенедикт воскрес, ожил, отвалил камень и вышел из пещеры и вознесся на небо… там он говорил с богом о боге…

Голос его звучал тихо, осторожно и утомленно…

* * *

Сон вернул Бенедикта в город…

Никто не узнал бы его, встретив… облик его изменился… и облачение… и мысли… лишь голос остался тот же…

Он пел скорбные плачи на площади у руин театра, и возносил руки, чтобы отогнать от города грязь, нашествие которой предсказал его дядя…

В воображении он видел, как гибнут в водоворотах младенцы и девы, не узнавшие родов…

Ночь Бенедикт провел в руинах женского монастыря на ложе монахини…

Очнулся он от лая собак… пес Пифагор собрал их… целое войско…

«Не знаю, сон это был или явь… — размышлял Бенедикт… — Помню, жены пляску затеяли, танцевали на мне ночь-напролет, запястьями гремели, топали пятками…

Я лишь молил о милосердии и наполнял воздух словами плача…

Не помню, что было потом… что-то страшное…

Все говорили о войне с собаками, в которой я был собакой… лаял зло с пеной безумной на губах… как ожерелье пена лежала и на груди пса Пифагора…

Я оказался в доме на песчаном берегу, привязанный цепью к стене… лежал, ослабевший после приступа безумья, и смотрел, как из моего тела вырастала собака…

Собака завыла, воем пугая обитателей желтого дома…

Потом я стал камнем на обочине дороги, по которой шли беженцы от войны…

Не помню, как я попал в рай уже с телом змея, плюющегося ядом…

Я обвивал дерево и что-то шептал деве в платье невесты, пока у нее не подогнулись колена…

Нет, я не тронул ее, она осталась невинной…

Я пылал любовью к ней, но внушал ей ужас своим видом…

Я ползал по стволу дерева, свивался, шипел, что-то изображал…

Помню, ветер сорвал с девы платье невесты, оставил только фату…

Она предстала передо мной нагой, бесстыдной…

Она явила мне всю свою красоту…

Я подполз, обвил ее, прерывисто дыша, будто задыхаясь от приступа астмы…

Словно нечаянно я коснулся ее раздвоенной груди, вызвал у нее невольный трепет и блудливый смех…

Она распростерлась на ложе…

Я жадно украдкой глянул на очертания ее тела… смутился, отвел взгляд…

Сон отогнал меня от ложа девы…

Нет, далеко я не ушел, бродил поблизости, искал ее одежду в камнях…

Всю ночь я блуждал…

Утром я понял, что потерял разум и память…

Помню, я шел, предчувствуя несчастье…

Я остановился на краю пропасти… по воздуху не пошел… а мог бы пойти…

День я провел в расселине…

Ночью я слушал раскаты грома и смотрел на деву в платье невесты…

Дева спала… молнии освещали ее лицо…

Я прикрыл глаза ладонью и заснул…

Дева разбудила меня пением и ласками… она ввели меня в грех… обольстила ум…

Задыхаясь, я очнулся, выглянул наружу…

Было около полудня… снова наползли тучи, пошел дождь… и снова ожила грязь… потоки грязи ползли вниз, все ускоряя движение, захватывая улицы, переулки, дома города…

Все это я увидел в воображении…

Я вернулся в город вместе с Пифагором и его войском…

К тому времени грязь остановилась, и даже стала отступать…

Увидев рыжеволосую деву у балюстрады, я улыбнулся ей из своего одиночества…

Дева смотрела на море…

«Где я мог ее видеть?..» — подумал я…

Я созерцал красоту девы… весь облик ее обежал взглядом… ее бедра, лоно, округлые груди… увидел, как ее соски набухали, твердели… увидел я и капельки влаги на ее лбу…

Послышался шум…

Грязь уже плескалась у моих ног…

Дома кренились набок, сползали в грязь, тонули в водоворотах…

Босые ступни рыжеволосой девы уже увязали в грязи…

Грязь поднималась все выше… уже она ей по колено, по грудь, по горло…

Грязь изливалась из ущелий улиц, топила дома, валила, увлекала в водовороты деревья с плодами…

Я запел плач, и грязь остановилась, отступила, поблескивая чешуей, как змея…

Я возомнил себя богом…»

«Но где же дева?.. спаслась ли?.. — размышлял я… — Или бесы болотные утащили ее на дно…

Скорее всего, она, как и я, нашла убежище в расселине скалы…

Где еще искать спасенья от ненастья и этого чудища, что все еще ползет с гор, поблескивая чешуей…

Может быть, дева окрылилась и ветер унес ее, стал ее любовником… развесил в ущельях эоловы арфы и соблазняет, пьянит мелодиями, принуждает к насильственной страсти…

Или она стала птицей и затерялась в стае птиц…

А кем стал я?.. камнем поющим, среди камней…»

* * *

В мантии и с жезлом в руках Бенедикт всю ночь пел скорбные плачи на площади у руин театра…

К утру ливень прекратился… и грязь остановилась…

Бенедикт умолк… он шел по опустевшей площади, хромая на обе ноги с сумрачным лицом…

Убежище себе Бенедикт устроил в руинах женского монастыря, разграбленного грязью… лег на ложе монахини, распростерся…

Монахини его обступили из тех, которых грязь не забрала…

Среди них была и начальница…

Нет, не бежала она с другими от смерти… сгорбленная, потрясенная, она стояла у окна, прислушиваясь к реву безумной грязи и хриплому лаю собак…

Грязь вздыбилась, застыла у ее ног… дальше не пошла…

* * *

Всю ночь дрожали уцелевшие стены монастыря…

Грязь успокоилась лишь под утро…

Ушли и тучи…

Небо стало выше и гораздо шире…

Бенедикт заснул… во сне ему явилась дева в платье невесты, оставшаяся без мужа…

Ее окружала свита теней…

Безмолвными и неподвижными тени не остались… они сплелись в танце, запели хором, образуя некое многоголовое чудовище с единым извилистым телом…

Чудовище придвинулось к Бенедикту…

Бенедикт отступил, прижался спиной к стене, почувствовал ее холод…

Из глоток чудовища вырывался пар, поднимался кверху струями и собирался в тучу, в которой вспыхивали безмолвные зарницы…

Проблески пламени искали дорогу и не находили…

Неожиданно пошел снег, одел чудовище покровом как невесту…

Снег покрыл и плечи Бенедикта… жалкий, дрожащий он заполз в келью, как в склеп…

«Помню, еле живой я лежал на ложе монахини и, лязгая зубами от холода, сочинял плач… язык прикусил, отбивая извилистый ритм плача…

В плаче я возомнил себя богом… но, увы мне, я лишь порождение грязи…»

Ветер врывался с воем в келью, пугал Бенедикта, путал рыжие пряди его волос и мысли…

Мысли увлекали его, на самое дно темноты…

Наконец утихла снежная буря…

Скалы снова увидели звезды…

Поместилась на свое место и двурогая луна… она тронула Бенедикта рукой…

— Кто здесь?.. — вопросил Бенедикт, очнувшись…

Никого, только ночь… и луна…

Бенедикту вспомнился сон… во сне он говорил с богом о боге… он сам пришел к богу, не звал его бог…

— Знаю, зачем ты пришел… — заговорил бог… — Хочешь узнать об участи девы, пропавшей в скалах… она спаслась… и об участи остальных своих жен не беспокойся… все они рассеяны в этом мире, живы, бодры и здоровы… Рая царствует у эфиопов… Вера и Галина попали в горы, правят там горцами у самых границ неба… Дора, после странствий, завладела сердцем южанина и его страной… Ада на небе… оставь ее… и меня оставь… ты ко мне на небо уже во второй раз приходишь…