Любить, чтобы ненавидеть - Осипова Нелли. Страница 17

Позвонить, что ли, матери?

Но занимать телефон не хотелось, мало ли что, хотя она отлично представляла себе, что вечером Андрей скорее всего сидит дома, позвонить не сможет, ждать нечего, да и слишком мало прошло времени после его отъезда из Москвы…

Мама позвонила сама.

— Ты знаешь, я тебя видела!

— Где?

— В «Ленкоме». Ты выходила после спектакля с молодым человеком. Я заскочила на минутку по делу и увидела тебя. Он вполне…

— Значит, я не ошиблась, это была ты. Ты стояла с тетей Адой, верно?

— Если еще понадобятся билеты, звони, Катенок.

— Спасибо, мам. Обязательно. Только… — вдруг так захотелось поплакаться матери, рассказать, что Андрей живет не в Москве и она сама не знает, когда еще он появится в столице, но Катя сдержалась.

— Что — только?

— Да нет. Ничего.

— Может быть, вы с ним заглянете как-нибудь на огонек?

Вот же, материнское сердце! Как она почувствовала, что у меня это серьезно? Ни разу ни словом не заикнулась о Степе, хотя и знала о его существовании, никогда не изъявляла желания познакомиться с ним. А тут увидела мельком Андрея — и уже, видите ли, приглашает на огонек.

— Нет, мам, — сразу же отмела Катя приглашение. — Как ты себе это представляешь? Пойдемте, я вас познакомлю с моей мамой? Все равно что спросить: а когда вы собираетесь сделать мне предложение?

— Ничего подобного! Как ты умеешь все вывернуть. Уверена, что и ему было бы любопытно познакомиться со мной.

Они поговорили еще несколько минут о всяких пустяках и распрощались. Оказалось — вовремя.

Позвонил Андрей!

— Катя? Это Андрей.

— Да. Я вас узнала.

— Я не слишком поздно?

— Нет, что вы.

— У вас было занято, и потому я решил, что вы еще не легли спать.

— Я разговаривала с мамой.

— Надеюсь, вы сказали ей, как я благодарен за билеты?

— Конечно.

— Я мучительно думаю и не могу придумать повод для командировки в Москву.

Катя на мгновение замерла, потом неуверенно спросила:

— Вы хотели бы посмотреть какой-нибудь спектакль?

— Нет… то есть не обязательно. Я хотел бы повидать вас…

Для Кати это прозвучало почти как объяснение в любви. И как прикажете реагировать?

— А без серьезного предлога я не могу появиться у Аркадия Семеновича, — продолжал Андрей.

— А не появиться? — с надеждой в голосе спросила Катя.

— И не появиться не могу.

— Доложат?

— Да. И скорее всего непреднамеренно.

— Если… — она не договорила. Мысль была плодотворной, но безумной.

— Что — если?

— Помните, когда я была у вас с фирмачами, вы задержались на два дня.

— Я был в Казани, на авиазаводе. Ездил на своей машине, задержался из-за ливней — дорогу размыло… Но при чем тут это?

— Вы не могли бы опять поехать в Казань… — На том конце провода молчали. — И очутиться в «Минске»? — отчаявшись, уточнила она.

— Вы гений! Я прилечу завтра последним самолетом, это примерно около семи вечера. Оформлю номер в «Минске», и мы пойдем ужинать в ресторан.

— Лучше ко мне, хочу похвастаться своим кулинарным искусством, — возразила Катя, чтобы не оставалось никакой неясности, а то опять будет топтаться у ее подъезда и порываться поцеловать руку. Сердце сделало скачок и заколотилось быстро-быстро при одной мысли, что завтра он поднимется к ней.

— До завтра! Я позвоню вам из номера.

— Я буду ждать…

К семи часам вечера у нее все было готово. Убрано. Вылизано.

Бутылка французского вина открыта и «дышала» на кухонном столике. У входной двери стояли специально купленные тапочки, а чтобы у Андрея не возникло мысли, что они остались от какого-то его предшественника, Катя не срезала этикетку. О Косте как предполагаемом предшественнике Катя ни в коем случае не думала — он был и остался светлым символом ее прошлой, счастливой жизни, а сейчас она наложила табу на свои воспоминания.

В телефонной справочной службе Аэрофлота ответили, что самолет из Средневолжска уже приземлился. Машина от Внукова идет минут сорок, ну, будем считать, с пробками — все пятьдесят, даже час… Значит, он скоро будет в гостинице… Оформится, поднимется в номер… «Господи, какая же я идиотка — не сообразила договориться, что буду ждать у гостиницы! Нет, нет, нельзя уж так прямо стелиться. И без того я умудрилась вылезти, не сдержалась: «лучше ко мне». Что он обо мне подумает?» — в который раз задалась она вопросом…

Андрей позвонил только около девяти, когда Катя уже вконец извелась.

— Скажите номер квартиры, я сам поднимусь. Я ведь знаю ваш подъезд.

— Нет, нет, я хочу вас встретить в Мамоновском переулке, у театра, хорошо?

— Боюсь, я не знаю где это, — растерялся Андрей.

— Господи, да это же ТЮЗ!

— Тогда все понятно — бывший переулок Садовских? — уточнил он.

— Совершенно верно!

Катя бросилась к зеркалу, хотя смотрелась в него уже раз пять, что-то поправила в прическе, достала губную помаду, положила на место, схватила тени для глаз, бросила, сказала себе: «Не суетись», выбежала из квартиры и скатилась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

Она шла стремительно и подходила уже к театру, когда наконец увидела Андрея. Он держал большой букет роз. Легкая рубашка с открытым воротом шла ему гораздо больше, чем строгие, всегда прекрасно сшитые костюмы, в которых до этого видела его Катя. И Андрей улыбался. Улыбался не ей, а самому себе, — она видела, что он не смотрит в ее сторону, не ищет ее глазами, а просто идет и улыбается, как может улыбаться только очень счастливый человек. Это настолько ее поразило, восхитило, умилило, что Катя ускорила шаг, почти бегом приблизилась к нему и, выдохнув: «Андрей», ни о чем не думая, обняла и поцеловала, смяв роскошный букет. Потом отстранилась, испуганно посмотрела на него, по его сияющим глазам поняла, что все хорошо, и взяла букет…

К дому они подошли, держась за руки, как подростки во время первого свидания. Катя стала набирать код, но дверь открылась сама, вышла соседка, приветливо поздоровалась, внимательно и, как показалось Кате, одобрительно посмотрела на ее спутника, ушла, не оглянулась.

В лифте Андрей обнял Катю, поцеловал, затем прижался щекой к щеке с такой нежностью, что она готова была заплакать.

У своей двери Катя принялась лихорадочно рыться в сумке, но от волнения никак не могла найти ключей, имевших давнюю привычку оказываться на самом дне под чем-нибудь неожиданным. Впрочем, подобным же свойством обладали почти все предметы, лежащие в сумке, когда Катя искала именно их. Сейчас она вдруг подумала, что в спешке забыла захватить ключи и просто захлопнула дверь. Все внутри ее похолодело.

Наконец ключи обнаружились, и она дрожащей рукой попыталась попасть в замочную скважину. Андрей стоял за спиной, его горячее дыхание она ощущала на своей шее, отчего успокоение не приходило, наоборот — ключ прыгал в руке. А еще был второй замок, и с ним тоже нужно было совладать. Катя обернулась к Андрею, протянула ему ключи:

— Откройте, у меня почему-то не получается.

При этом лицо ее выражало такую беспомощность и отчаяние, что он невольно улыбнулся, потом с легкостью домушника открыл оба замка, распахнул дверь, пропустил ее вперед, и, когда вошел, Катя с совершеннейшим бесстыдством обняла его и поцеловала, прильнув к нему всем телом. Он ответил ей с не меньшей страстностью. Она уронила злополучный помятый букет и, прижавшись еще крепче, почувствовала, как откровенно он ее хочет.

Из последних сил она сумела оторваться от него, включила в прихожей свет, захлопнула дверь, достала тапочки, протянула ему со словами: «Куплены для вас», смутилась от их неуместности и нелепости, увидела, что Андрей стоит, рассматривая в растерянности соединенные нейлоновой ниткой тапочки, засуетилась, побежала в комнату, принесла ножницы, попыталась разрезать, уколола Андрея, охнула. Он отбросил тапочки, притянул ее к себе, тихо сказал:

— Успокойся, все хорошо — мы вместе.