Любить, чтобы ненавидеть - Осипова Нелли. Страница 21

Уехала Клава в Москву, покрутилась, присмотрелась, купила в подмосковной деревне домик-развалюшку — к счастью, вовремя ее надоумили перевести свои сбережения в доллары — и пошла работать уборщицей в ближайший магазинчик. Там и нашла ее Даша, случайно заглянув за какой-то покупкой по пути на свою дачу. Что-то в Клаве привлекло ее — то ли как ловко прибиралась она в магазине, то ли как забавно перебрасывалась с продавщицей фразами, полными юмора, к тому же сдобренными сильным грузинским акцентом.

Они разговорились, и снова прозвучало предложение, от которого Клава не смогла отказаться.

С тех пор прошло шесть лет. Клава стала членом семьи и надежной опорой для Даши. Раз в две недели брала выходной, уезжала в свою деревню, потихоньку, полегоньку собственными руками восстанавливала свой домик, порой нанимала какого-нибудь мужичка-плотника, а когда на следующий день возвращалась в Москву, первыми ее словами неизменно были: «Господи, как же я соскучилась!»

Когда Клаве сообщили о смерти Русудан, она отпросилась у Даши и полетела на похороны. От Дашиных денег категорически отказалась: «Это мое горе и мой долг, я должна сама».

Каждый раз, бывая у подруги, Катя с удовольствием беседовала с Клавой: много видевшая и много пережившая женщина обладала врожденным чувством такта, житейской мудростью и чудесным образом сочетала в себе русский и одновременно грузинский менталитет. Воистину это был продукт вековой мечты большевиков — образец взаимопроникновения двух культур, а также бескультурья. Владея несколькими языками, Кате забавно было слушать Клавину русскую речь с грузинским акцентом и грузинскую — с русским. Конечно, грузинского Катя не понимала, но музыку речи как истинный полиглот воспринимала очень чутко. И еще одна особенность ее речи поражала и забавляла: Клава по-своему трактовала русские поговорки. Так, например, провожая гостей, она неизменно на прощанье приговаривала: «Скатертью дорожка». Как ни пытались Гоша и Дарья втолковать ей подлинный смысл этой поговорки, Клава стояла на своем, убеждая их, что так всегда говорила у Русудан, и никто не обижался. Однажды, провожая вместе с Гошей Дарью в Милан, где та собиралась закупить для своего бутика модные туалеты, Клава сказала на прощанье: «Пусть земля тебе будет пухом!» Гоша взвился, стал кричать на нее, плеваться через левое плечо, а та спокойно возразила: «Разве ты сам не сказал жене, — мягкой тебе посадки? Это ведь то же самое, чего зря орать-то». Словом, как говорила Даша о Клаве: «Не женщина — коробочка с сюрпризами»…

— Как она? — также шепотом спросила Катя, указывая на комнату.

— Тихо-тихо в себя приходит. Ничего, пройдет. Когда шлюха — это не страшно, вот если настоящая любовница — тогда караул, скандал.

— Ты у нас просто мудрец и звездочет, — улыбнулась Катя и прошла в комнату.

— Привет! — кинулась к ней Даша.

— Вполне прилично выглядишь для убитой горем рогоносицы, — бодрым тоном констатировала Катя, как бы предлагая подруге отнестись к прошедшему событию с юмором.

— Да? А по-моему, в чадре будет лучше.

— Нечего прибедняться, ты у нас красавица!

— Низкая лесть, — заявила Даша, но, довольная, улыбнулась, обняла Катю, расцеловала, усадила в кресло, а сама пристроилась у ее ног на ковре. — Нечего меня обсуждать, ты давай о себе, выкладывай все по порядку, а то бросила пару фраз по телефону, заинтриговала и исчезла.

Катя, как на исповеди, рассказала подруге все-все, что случилось с ней — именно случилось, настаивала она, потому что такое не происходит, а случается, как снег в мае, как гроза в январе, — и хотя с матерью уже успела поделиться, но Дашка — совсем другое дело, тут уместнее сказать не поделилась, а выпотрошилась до донышка.

— Скажи, я сошла с ума или это судьба? — спросила Катя, словно Даша могла знать ответ на ее вопрос.

— Кто его знает… — задумчиво произнесла подруга. — В любом случае не будем анатомировать, а то что-нибудь под ножом может и погибнуть.

— Пожалуй, — задумчиво согласилась Катя. — Представь себе, он звонит мне каждый день, иногда, если есть возможность, и дважды в день. Жанна уже нервничает, когда мой мобильник тренькает. Я вынуждена была попросить Андрея в рабочие часы посылать эсэмэски.

Видимо, все же легкое чувство зависти затуманило сознание Даши, и она спросила:

— А как же теперь со Степом будешь крутиться? Он ведь рано или поздно узнает.

— Как тебе в голову могло прийти, что я буду продолжать с ним прежние отношения?! Со Степом все покончено.

— Ну конечно, — меняем пешку на ферзя, — как-то недобро заметила Даша.

— Это что, аперитив перед обедом? Спасибо за угощение, — обиделась Катя. — Не говори, чего не знаешь.

— А чего я не знаю? Что еще осталось за кадром? — таким же язвительным тоном спросила Даша.

— Просто я не успела еще сказать: со Степом я порвала перед своей командировкой, когда об Андрее и понятия не имела.

— С чего вдруг? — искренне удивилась Дарья.

— Ты прекрасно знаешь, что наши отношения давно уже стали меня тяготить, но удерживало чувство вины, что ли, или благодарность… не знаю, как точнее выразиться. Я не могу зачеркнуть его роль в моем тогдашнем состоянии, он сам того не ведая все-таки помог мне хоть как-то справиться с депрессией.

— Ну прямо! Степ в роли реаниматора. Обхохочешься.

— Ничего смешного не вижу.

— Зачем же тогда было рвать с ним?

— Он меня оскорбил.

— Степ? Как это?

— Заподозрил, что в командировке я стану обслуживать своего шефа.

— Он что, с ума сошел?

— Не знаю, только я ему сразу сказала, чтобы он не смел мне больше звонить. Ладно, Даш, давай закончим этот разговор. Скажи лучше, когда придет Сашенька? Она гуляет?

— Конечно. Этот тип ее с утра пораньше забрал, готов наизнанку вывернуться, лишь бы услужить.

— Это ты, Даш, напрасно, он ее любит.

Даша промолчала.

— Ты так не считаешь?

— Да любит, любит, еще бы ему такую красивую доченьку не любить, на нее все родители в детском парке заглядываются. А он хвост распускает. И с молоденькими мамашами заигрывает. Я его подходцы знаю.

— Ты несправедлива к нему.

— Я? — картинно удивилась Дарья. — Может быть, это у меня на шее засосы были? Может, это от меня чужими духами несло?

— В конце концов… — начала примирительно Катя.

— Что — в конце концов? — перебила ее Дарья и внезапно с необъяснимой жестокостью бросила: — Или ты это себя уговариваешь, потому что сама оказалась в роли любовницы?

— Ну спасибо, подруга. Может, ты просто позавидовала мне? Прежде за тобой такого не водилось.

— Но тебе ведь и в голову не приходило подумать, что должна чувствовать его жена, узнай она о вашей связи!

— Да, ты права — я ни о чем не думала, да и сейчас не думаю. Просто влюбилась — и все! Мы оба влюбились друг в друга. Этого никто не может ни запретить, ни отменить! И не стоит тебе пытаться унизить меня, называя это связью.

— А что же это, по-твоему, такое?

— Просто любовь. Разве тебе незнакомо это чувство? Или ты все забыла в один миг, только потому что Гоша переспал с какой-то случайной шлюхой? И слава богу, если это просто шлюха, а не любовница, — и Катя, поймав на себе пристальный взгляд подруги, с вызовом закончила, — как я.

— Конечно, хорошо так рассуждать со стороны, тебе же никогда мужчины не изменяли и никто в вашей семье не пьянствовал, — неожиданно обиделась Даша. — А я, как увижу пьяного, так сразу папочку моего вспоминаю. Тебе этого не понять, у тебя вон какие отец с матерью.

Катя с удивлением уставилась на подругу.

— Что ты несешь, Дашка, чего ты ко мне прицепилась? Чем меня судить, может, поразмыслишь над собственным поведением? Сама говорила, что приходишь с работы, валишься снопом в постель, и любые попытки Гоши расшевелить тебя вызывают только злость и раздражение. Говорила?

— Ну, говорила. Должен же кто-то в этой семье работать и деньги в дом приносить! Устаю как собака.

— А муж пусть завяжет свое хозяйство морским узлом? Так, что ли? Сама подумай. Лучше бы настояла, добилась, чтобы он работал, хоть что-нибудь делал, а то лелеешь в нем и в себе фантазии об его исключительности, неоцененном таланте…