Штормовая волна - Грэм Уинстон. Страница 9

— А писали по-другому.

— В «Меркьюри» этого не было.

— Да, но в другой газете было.

— В какой?

— Я не видела названия. Анвин Тревонанс вырезал заметку и прислал сэру Джону, а тот отдал ее мне.

Росс встал.

— Позвать детей?

— Не услышат, ветер в лицо. Давай пройдемся.

Они зашагали по траве и камням к пляжу.

— А почему твою речь плохо приняли, Росс? Когда я читала, там было именно то, что ты всегда думал, я прямо-таки слышала твой голос.

— Дважды в феврале я встречался с Уилберфорсом, — сказал Росс. — Он приятный и религиозный человек, но в отношении стратегии — слепец. Ты ведь знаешь, как говорят — благодеяния начинаются у порога. Что ж, только не в его случае. Совершенно наоборот. Для него благодеяния начинаются за морем. Он с пылом будет улучшать положение рабов и условия на рабовладельческих судах — да и кто бы не стал? — но не видит, что положение его собственных сограждан мало чем отличается. Он и немало его сторонников поддерживают закон об охоте, он согласен с мерами Питта по ограничению свободы слова и хочет держать заработки бедноты всё такими же низкими. В тот день я поднялся с места, — и Росс нахмурился и посмотрел на море, — не подготовив речь, это был просто безумный порыв, но как ты знаешь, когда парламентарий закончит говорить, встают несколько других, и спикер, ведущий сессию, выбирает, кому дать слово. Может, он выбрал меня, потому что я был новичком в Палате. Я опешил. Это странно, как будто говоришь в церкви, а паства болтает и сплетничает о тебе. Ты плывешь в море лиц, шляп, башмаков и сутулых плеч.

— Продолжай.

— Продолжаю — как сделал и в тот день. Должен сказать, я не запинался и не мямлил. Вызов, с которым я столкнулся, не испугал меня, как следовало бы ожидать, а лишь возмутил. Но я встал, разумеется, чтобы поддержать законопроект Уилберфорса. Как и Каннинг. И Питт. Как любой человек, кому не чуждо сострадание. Все аргументы против были просто омерзительными и извращенными.

— Именно это ты и сказал.

— Именно это я и сказал. Но проговорив минуты три или пять, я... я почувствовал, что необходимо встряхнуть этих людей, чтобы они поняли — зло существует прямо у них под носом. И я сказал... Но ты и сама всё читала.

— Продолжай.

— Я сказал, что говорю не как добрый христианин, поскольку таковыми себя считают все собравшиеся в Палате, возможно, особенно те, кто выступает против закона, ведь члены Общества распространения Евангелия и сами владеют рабами на Барбадосе. Я говорю, сказал я, лишь как свидетель бесчеловечности людских отношений. В худших формах это проявляется в омерзительной работорговле, хотя в меньшей степени, но не в менее гнусных формах существует и у порога этой Палаты. В Англии человека могут повесить за сто шестьдесят видов преступлений, но из-за введенных в последние двадцать лет законов многие люди так обнищали, что не могут выжить, иначе как совершая преступления, если попытка набить пустое брюхо и накормить голодающую семью по-прежнему считается преступлением. Это печально и невыносимо, что людей, белых или черных, можно покупать и продавать, но знает ли парламент, что в Англии расцвело новое рабство? К примеру, на севере дети, работающие на мельницах, умирают сотнями из-за непосильного труда, а их родителям, не имеющим никакой работы, приходится жить на заработок детей.

— Звучит лучше, чем сказано в газете, — отметила Демельза. — А потом?

— Меня тут же призвали к порядку, поскольку я отклонился от темы дебатов, а после этого я вскоре сел. С тех пор я не разговаривал с Уилберфорсом, но он пару раз холодно мне кивнул, так что вряд ли посчитал мое вмешательство уместным.

Они пошли к пляжу. Дети увидели их приближение и побежали навстречу.

— А лорд Фалмут? Ты часто его видел?

— Я обедал в его доме один раз, и мы поужинали вместе в кафе Вудса в Ковент-Гардене, где пару-тройку раз в году встречаются изгнанники. Его еще называют «Корнуольский клуб». Мне кажется, мы немного раздражаем друг друга, но должен признаться, что он не пытался влиять на мое поведение в Палате, пока по большинству вопросов я поддерживаю Питта.

Теперь дети мчались вприпрыжку. Джереми обогнал Клоуэнс с ее короткими пухлыми ножками, и та, похоже, готова была захныкать.

— И ты приехал домой на всё лето, Росс?

— На всё лето. И надеюсь, у тебя найдется что-нибудь вкусное на обед. Прошлая ночь, да и этот утренний воздух пробудили во мне аппетит.

Глава четвертая

С тех пор как прекратились проблемы, чинимые с подачи мистера Танкарда и мистера Уорлеггана, мастерская Дрейка Карна процветала. Даже во время войны, дороговизны и кризиса людям необходим кузнец, а тем более тот, кто может еще и колесо смастерить. Дрейк имел преимущество, несмотря на все опасения — ему не было нужды искать новых клиентов, ведь мастерская Пэлли Джевелла стояла здесь уже сорок лет, просто место старого хозяина теперь занял молодой.

Люди с горечью отмечали, что методисты обычно преуспевают больше остальных. Причина была проста: проникнувшись верой, они отвергали азартные игры, продажных девок и по большей части выпивку, так что, не считая религиозных собраний, им особо нечем было заняться помимо работы. Ставя блага этого мира лишь на второе место, Уэсли никогда не запрещал своим последователям обогащаться, пока они делают это скромно, трезво и соблюдая божьи заветы. Именно это и случилось с Дрейком, и быстрее, чем с остальными, поскольку, потеряв Морвенну, он не завел жену и не отвлекался на семью.

Он работал. С зари до сумерек, а часто и при свечах. К мастерской прилагалось шесть акров земли, и он их обрабатывал, выращивая в основном корм для скотины, который продавал крупным поместьям (кроме Тренвита, конечно же). Он держал кур, коз и гусей. Когда по какой-то причине не было заказов, он изготавливал лопаты и лестницы, их покупали шахты. Недавно он нанял помощниками двух подростков лет двенадцати — близнецов Тревиннардов.

Он держал деньги в банке, не потому что видел в этом пользу, а поскольку не мог найти им применение. Его брат Сэм заходил по вторникам и субботам, и они болтали и молились. Дрейк больше не принимал активного участия в жизни методистской общины, хотя и был ее членом, но не в такой степени, как мечтал Сэм, который каждый вечер за это молился. Сэм, потерявший из-за религиозных воззрений Эмму Трегирлс, стал фанатичным приверженцем учения методистов и не видел причин пересмотреть свое мнение о том, что любовь духовная правит жизнями последователей Христа. Он бы с радостью женился на Эмме, даже если бы она не присоединилась к общине, но та, хоть и любила его, никак не желала согласиться с тем, что нуждается в спасении души.

Однажды Дрейк получил письмо от Демельзы с просьбой уделить несколько часов своего времени для установки нового защитного экрана у камина в библиотеке.

«Я не видела тебя целый месяц, — писала она. — Мы были так заняты уборкой сена перед сезоном штормов, но одно поле испорчено, а остальные успели сложить в стога, и они выстояли. Росс вернулся из Лондона таким бледным, как будто жил в погребе, но он здоров и уже зарекомендовал себя в Палате общин, хотя и отрицает это. Ты мог бы с нами пообедать? Ты знаешь, что четыре человека будут тебе рады, и среди них твоя любящая сестра Демельза».

Мальчишка ждал ответа — это был тринадцатилетний Бенджи Росс Картер со шрамом на лице, хотя и на другой щеке, чем у человека, в чью честь его назвали — и Дрейк сказал, что зайдет в четыре в следующую среду. И в среду, оставив кузницу под присмотром Джека Тревиннарда, старшего (пусть и на полчаса) брата, направился в Нампару взглянуть на каминный экран.

Его оказалось легко установить, любой бы справился, но Дрейк всё сделал и выпил чая с сестрой в старой гостиной, оставшейся, несмотря на все переделки и расширение дома, его центром. Демельза выглядела прекрасно, даже особенно привлекательной — она расцветала с регулярными интервалами, как полевой цветок, а дети вскарабкались на Дрейка, а потом убежали. Росс был на шахте.