Свободное радио Альбемута - Дик Филип Киндред. Страница 29

Она рассмеялась — смех был звучный, глубокий.

— Да. «Ода Эмпедоклу».

— Как вы сказали?

— Вы, наверное, прочли это в моем школьном ежегоднике.

— Как я мог читать ваш школьный ежегодник?

— А где же? — спросила госпожа Сильвия.

— Не помню.

— Одна подруга сделала такую надпись под моей фотографией. Считала, что я законченная идеалистка — по земле не ступаю, витаю в облаках… Она была очень пристрастна ко мне.

— Вам надо в отдел кадров, — напомнил я.

Кое-что в моем сне оказалось правдой. А в некоторых деталях явь была совершенно иной. При ясновидении — так назвал бы это Фил — ошибочное восприятие или ложные трансдукция и интерпретация образов находящимся в состоянии сна разумом привели к сильному искажению информации. Вряд ли я мог записывать песни в исполнении секретаря-стенографистки; таких дисков много не продать. Вряд ли я мог действовать согласно инструкциям, полученным во сне, пусть даже таковые исходили от ВАЛИСа.

Сохранилось имя, да и внешность посетительницы была точно такой, какую показывали мне на фотоснимке и на обложке диска — уже только это доказывало справедливость сна. Но тут совпадения, по всей вероятности, и закончатся: работу у нас она получит только чудом — насколько мне было известно, штат фирмы переполнен.

Госпожа Сильвия поставила чашку, поднялась, и ее лицо на мгновение озарилось улыбкой.

— Может быть, мы еще увидимся.

Она вышла, ступая медленно и как-то нетвердо. Ее ноги выглядели очень тонкими, хотя расклешенные брюки не давали возможности судить об этом определенно.

Закрыв дверь, я обнаружил, что женщина оставила на моем столе свою анкету и ключи. Я не удержался и взглянул на ее анкету, пока шел по коридору. Родилась в Йорба-Линде, округ Орандж, в 1951 году. Девичье имя: Садасса Арампров.

Я застыл на месте с анкетой в руке. Отец: Серж Арампров, мать: Галина Арампров.

Не потому ли ИИ-оператор устроил нашу встречу?

Я догнал ее и остановил.

— Вы когда-нибудь жили в Пласентии?

— Я там выросла, — ответила Садасса Сильвия.

— Вы знали Ферриса Фримонта?

— Нет. Когда я родилась, он уже переехал в Оушнсайд.

— Я живу в Пласентии, — сказал я. — И как-то со своим приятелем наткнулся на имя Арампров — оно было вырезано на тротуаре.

— Работа моего младшего брата, — улыбнулась Садасса Сильвия. — У него был трафарет с этим словом, и он писал его где попало.

— Мы нашли надпись в квартале от дома, в котором родился Феррис Фримонт.

— Я знаю это место.

— Есть ли какая-нибудь связь…

— Никакой, — сказала она решительно. — Просто совпадение. Мне вечно задают этот вопрос, когда я называюсь своим настоящим именем.

— А Сильвия — не настоящее?

— Нет. Я не была замужем. Просто из-за Ферриса Фримонта я сменила фамилию. Сами понимаете: жить с фамилией Арампров невозможно. Я взяла фамилию Сильвия, понимая, что все автоматически воспримут ее как имя и станут думать, что меня зовут Сильвия Садасса.

Она улыбнулась, обнажив восхитительные зубки.

— Я должен заключить с вами договор на запись вашего исполнения.

— Исполнения? Игры на гитаре?

— Пения. У вас превосходное сопрано. Я слышал.

Она ответила как ни в чем не бывало:

— Да, у меня сопрано. Я пою в церковном хоре. Я, видите ли, прихожанка епископальной церкви. Но голос так себе, ведь я не училась петь. Лучше всего мне удаются скабрезные куплеты, если выпью немного виски.

— Я говорю лишь то, что знаю, — сказал я. Похоже, не все, что я знал, имело какой-то смысл. — Хотите, я провожу вас к начальнику отдела кадров и представлю?

— Я с ним говорила.

— Уже?

— Он как раз выходил из кабинета и сказал, что компания не набирает сотрудников. У вас штат переполнен.

— Верно. — Мы стояли и смотрели друг другу в лицо. — А почему вы ищете работу именно здесь, в «Новой музыке»?

— У вас хорошие художники. И исполнители мне по вкусу. Согласитесь, работать здесь куда увлекательнее, чем в адвокатской конторе или нефтяной компании.

— А можно взглянуть на ваши стихи?

— Ну конечно.

— Вы не поете, когда играете на гитаре?

— Разве что чуть-чуть. Так, мурлычу себе под нос.

— Позвольте пригласить вас на ленч?

— Но уже половина четвертого.

— Может быть, выпьем чего-нибудь?

— Мне вести машину. Стоит мне выпить, и я почти ничего не вижу. Во время болезни я вообще ослепла. На стены натыкалась.

— А чем вы болели?

— У меня был рак. Лимфома.

— Сейчас с вами все в порядке?

— Ремиссия. Я прошла лучевую терапию и химиотерапию. Ремиссия наступила полгода назад, как раз перед завершением курса химиотерапии.

— Замечательно.

— Врачи сказали — если я проживу год, то смогу прожить еще пять, а то и десять лет.

Так вот почему у нее такие тонкие ноги, вот почему она выглядит такой слабой и усталой…

— Простите, — промолвил я.

— Болезнь меня многому научила. Я хотела бы служить церкви. Может, со временем епископальная церковь станет посвящать женщин в духовный сан. Сейчас это кажется странной идеей, но к тому времени, когда я закончу университет и семинарию, все может измениться.

— Я восхищен вами, — сказал я.

— В прошлом году в разгар болезни я ослепла и оглохла. Я и сейчас принимаю лекарства, предотвращающие приступы. Еще до ремиссии метастазы распространились на позвоночник и проникли в мозг. — Она помолчала и добавила спокойно, задумчиво: — Доктор сказал, что медицине не известны случаи, когда больной с такими метастазами выживает. Он сказал, что напишет обо мне статью, если я проживу еще пять лет.

— Вы удивительный человек.

— В медицинском смысле — да. Во всем остальном… я только и могу, что печатать и стенографировать.

— Вам известно, почему вы вошли в состояние ремиссии?

— Врачи и сами не понимают. Думаю, это из-за молитвы. Я говорила, что меня исцеляет Бог. Я говорила это, когда не могла ни видеть, ни слышать, когда из-за препаратов приступы следовали один за другим, ноги отекали, волосы… — Садасса умолкла в нерешительности, затем продолжила: — Волосы выпадали. Я носила парик. Он и сейчас у меня сохранился — на всякий случай.

— Я хотел бы угостить вас. Или подарить вам что-нибудь.

— Подарите авторучку. Мне трудно удержать в пальцах обычную шариковую — они такие маленькие, а у меня очень слабая правая рука, вся правая сторона еще слабая. Хотя слабость проходит, я чувствую.

— Перьевую ручку вы можете держать?

— Могу. И могу печатать на электрической машинке.

— Впервые вижу такого человека, как вы, — сказал я.

— Думаю, вам повезло. Парень, с которым я встречаюсь, говорит, что со мной скучно. И дразнит — зануда, зануда, зануда.

— Не похоже, что он вас очень уж любит.

— Да я у него на побегушках: и то, и се, и по магазинам хожу, и шью… Почти все, что на мне, я сшила сама. Так гораздо дешевле, я уйму денег сэкономила.

— С деньгами у вас неважно?

— Всего-то пособие по инвалидности. Хватает только за квартиру заплатить. На еду почти не остается.

— Боже мой, я угощу вас обедом из дюжины блюд.

— Я мало ем. Аппетита нет. — Тут она заметила, что я оглядываю ее с головы до ног. — Во мне девяносто четыре фунта. Доктор говорит, что надо набрать до ста десяти — моего нормального веса. Я всегда была худой. И родилась недоношенной — почти самым маленьким ребенком в округе Орандж.

— Вы и сейчас живете в Орандже?

— В Санта-Ане, возле храма Мессии. Это моя церковь. А священник в храме — отец Адамс, самый лучший из всех людей, кого я знаю. Пока я болела, он все время был со мной.

Мне пришло в голову, что наконец я нашел человека, с которым можно говорить о ВАЛИСе. Но потребуется время, чтобы узнать ее поближе, тем более что я женат.

Я дошел с Садассой до магазина канцелярских товаров, подобрал подходящую авторучку, а затем мы распрощались — до поры.

Разумеется, я мог поговорить обо всем с моим другом, писателем-фантастом Филом Диком. В тот же вечер я рассказал ему об ИИ-телетайпе, напечатавшем «Португальские Штаты Америки». Он счел это весьма важным.