Свободное радио Альбемута - Дик Филип Киндред. Страница 43

Вивиан Каплан рассмеялась.

— Вы, видимо, полагаете, что ваш адвокат очень умен.

— Я полагаю, что имею полное представление о происходящем, — отрезал я. — А теперь, если вы закончили, убирайтесь отсюда. Мне нужно работать, слушать записи.

Каплан поднялась со стула.

— Когда вы предъявите нам записи?

— Через месяц.

— Те самые, которые используете для изготовления мастер-диска?

— Более или менее.

— Такой ответ нас не устраивает, мистер Брейди. Нам нужны именно записи для мастер-диска.

— Разумеется, — сказал я. — Вне всякого сомнения.

Помедлив немного, Каплан продолжала:

— От одного из ваших звукооператоров поступило телефонное сообщение, что на звуковых дорожках наряду с основным сигналом записывается что-то непонятное.

— Гм-м, — сказал я.

— Это его насторожило.

— Как имя этого оператора?

— Мы не разглашаем имен информаторов.

— Еще бы, — заметил я.

— Должна предупредить вас, мистер Брейди, что в настоящий момент вы очень близки к аресту, вы и Садасса Арампров, а также весь штат вашей компании и все, кто с вами близко знаком, ваши семьи и друзья.

— Почему же?

— У нас есть основания считать, что в записи «Давай поиграем» заключена информация, выражающая враждебные правительству настроения, каковая информация введена в запись вами, Садассой Арампров, а возможно, и иными лицами. Впрочем, мы воздерживаемся от окончательного обвинения впредь до изучения записи, которое должно предварить запуск диска в производство. Если мы не обнаружим ничего предосудительного, вы сможете тиражировать пластинку и пускать ее в продажу. Но если экспертиза покажет…

— Занавес опускается, — прервал я Каплан.

— Что, простите?

— Железный занавес, — сказал я.

— Что вы имеете в виду, мистер Брейди?

— Ничего, — ответил я. — Просто я уже устал от подозрительности, постоянной слежки и обвинений. От всех арестов и убийств.

— О каких убийствах вы говорите, мистер Брейди?

— Я говорю о попытках убить меня, — сказал я.

Она рассмеялась.

— Вы очень взвинчены. Не следует так волноваться. Знаете, что вас может убить? Близость с этой Арампров, тем более в ваши годы. Последнее медицинское обследование показало, что вы страдаете от повышенного кровяного давления. Обследование проводилось в клинике после…

— Повышенное давление было связано с…

Я замолчал.

— С чем?

— Не стоит об этом.

Вивиан выдержала паузу и продолжала тихо и спокойно:

— Спутник больше не придет вам на помощь, мистер Брейди. Он уничтожен.

— Знаю, — кивнул я. — Вы говорите о внеземном спутнике? Да, русские его уничтожили. Об этом говорили по телевидению.

— Теперь вы остались в одиночестве.

— Что вы хотите сказать?

— Вы и сами знаете.

— Право, не знаю, — выдавил я из себя. Эта вынужденная ложь унижала меня и далась мне с большим трудом. — Мне казалось, что официальная позиция США состоит в том, что — какую там чушь передавали? — ах, да, «это был старый американский спутник, давно выполнивший свою задачу». Или что-то в этом роде. Просто бесполезный спутник вполне земного происхождения.

— Это говорилось до того, как русские его сфотографировали.

— Ах так, — я послушно кивнул. — Стало быть, сейчас бытует другое мнение.

— Нам отлично известно, что это за спутник, — сказала Вивиан.

— Так зачем вы его уничтожили? Надо быть совершенно безрассудным, чтобы послать сигнал на уничтожение этого спутника. Я вас не понимаю. Вы не понимаете меня, а я — вас. По мне, вы безумны. — Я замолчал. И без того было сказано слишком много.

— Вы хотите, чтобы внеземной разум управлял вами? Командовал? Хотите быть его рабом?

— Сами-то вы кто, госпожа Каплан? — спросил я. — Разве «дановцы» — не просто-напросто роботы, слепо подчиняющиеся приказам и слепо обращающие в таких же роботов тех, кто еще свободен, кто еще не подчинен целиком и полностью воле вождя? И какого вождя!..

— Прощайте, мистер Брейди, — сказала Вивиан Каплан.

Дверь за ней захлопнулась.

Все, моя голова в петле. Так же было с Филом. Он клюнул на один прием, я — на другой. Она, похоже, немало получает. И стоит таких денег. Загонит в ловушку любого.

Теперь у них есть основания арестовать меня в любой момент. Впрочем, они всегда могли это сделать. Тем более что наши разговоры в баре «Ла Пас» записаны. Да и вообще конституционные права давно уже не соблюдаются — в подобных случаях всегда объявляли о наличии угрозы национальной безопасности. К дьяволу! Спутник уничтожен, терять больше нечего — и я ни о чем не жалел.

В моем мозгу шевельнулся огневик — я ощутил его присутствие. Значит, он еще жив. Не покинул меня. Он в безопасности.

Вивиан ошибалась — я не одинок.

Глава 27

Садассу я встретил в апельсиновой роще в Пласентии. Мы гуляли, взявшись за руки, и вполголоса разговаривали. Возможно, нас подслушивали, а возможно, и нет. Так или иначе, мы должны были поговорить, ведь я не мог не рассказать ей обо всем, что произошло со мной.

Но сначала хотел сам кое-что спросить у нее.

— Хотя спутника уже нет, — говорил я, — все равно время от времени я вижу какие-то цветные картины, как будто передачи со спутника не прекратились. Похоже, это имеет отношение к… — Я замолчал, так и не упомянув о Пинки.

Теперь я видел какую-то дверь, причем она имела пропорции, которые древние греки называли золотым сечением и полагали совершенной геометрической формой. Дверь эта появлялась перед моим внутренним взором неоднократно, на ней были начертаны греческие буквы. А однажды, к своему изумлению, я увидел, как из-за этой двери в наш мир выходит Пинки, но не обычный Пинки, а огромный и свирепый, как тигр. Пинки, брызжущий энергией и здоровьем.

Я рассказал Садассе об этой двери, и она молча внимала мне, кивая головой. Потом я описал ей то, что мне удалось разглядеть за дверью — неподвижный ночной пейзаж, спокойное черное море, небо, край острова и — как это ни удивительно — застывшую фигуру обнаженной женщины, стоявшей на песке у кромки воды. В женщине я узнал Афродиту. Мне приходилось видеть немало фотографий греческих и римских статуй этой богини. Пропорции, красота, чувственность фигуры не давали поводов для сомнений.

— Ты видишь последний уходящий образ любви — теперь, когда исчез спутник, тает и образ, — печально сказала Садасса.

— Там мой мертвый кот, — заметил я.

— Это далекий край, — продолжала Садасса, — страна, от которой мы теперь отрезаны. Еще несколько дней — и видения прекратятся, ты больше никогда этого не увидишь. — Она рассмеялась, однако в ее смехе не было радости. — Похоже на послесвечение экрана, когда выключаешь телевизор. Остаточный заряд.

— Я не перестаю думать, что должен быть способ попасть туда, — сказал я.

— Такой способ существует.

— И каков он? — спросил я. И вдруг вспомнил Пинки. — Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Афродита была богиней, дающей жизнь, — сказала Садасса, — как и любовь. Я тоже все это вижу, Николас. Вижу дверь, в которую нам не дано войти. Вижу неподвижный пейзаж, который для нас недоступен. Там — источник жизни. И он кружил в нашем небе. А теперь мы ощущаем только след, только образ, оставленный спутником перед тем, как его уничтожили. Это его прощание с нами. Прощание — и одновременно обещание.

— Никогда не видел ничего более прекрасного, — отозвался я.

Садасса сменила тему:

— Что ты намерен делать после разговора с Вивиан Каплан?

— Мы дадим им какую-нибудь пленку, не содержащую материала, воспринимаемого на подсознательном уровне. На какое-то время их это должно удовлетворить. Потом запустим диск в производство, сделаем несколько экземпляров с мастер-диска без такого материала и тоже дадим «дановцам». Такие же чистые диски я оставлю в своем офисе на случай, если они вздумают проникнуть туда и стащить парочку. Это подтвердит, что с пленкой мы их не обманули. И, наконец, начнем распространять диски с настоящей записью. Затем нам останется только сидеть и ждать, когда явится полиция. Они обойдут все радиостанции и все магазины грампластинок, конфискуя диски, но будем надеяться, что кое-что все-таки попадет в эфир. И конечно же, они схватят нас, нас и всех наших родственников. И убьют. В этом нет никакого сомнения.