Безупречный элемент (СИ) - Северная Ирина. Страница 119

Долетевшее до него «Да….» было не просто едва слышным словом, и не просто движением воздуха.

Это был ответ, влившийся прямо в его сознание теплом очевидности и понимания из самого дорого источника.

Из сердца и бессмертной души его ушедшей любви, которой он так и не сказал тех главных слов.

Глава 14. За морем, за рассветом

За морем, за рассветом…

«Просто какое-то время вам кажется, будто Бог о вас забыл, но вдруг вы обнаруживаете, что это неправда».

(Я. Вишневский, «Сцены жизни за стеной»)

Эйвин сидел за столом за своим айпадом, изредка поглядывая на Фреда. Не надо быть эмпатом, чтобы понять — ей явно ни до кого и ни до чего. В конце концов, то, что чувствовала сестра, принадлежало только ей. Он мог лишь предложить свое молчаливое сочувствие, а еще чай или кофе. Фреда отказалась от всего и снова вышла на крыльцо, а он сосредоточился на экране, где висел какой-то текст.

К ночи мороз ослаб, небо осталось затянуто плотными, разбухшими от влаги тучами. Когда они с Лео добирались сюда, то неслись сквозь низкие, похожие на намокшую вату облака, и внутри этого сырого холода было точно так же, как было сейчас внутри нее самой.

Фреда подставила лицо ветру и вместе с ночным воздухом, пахнущим свежим снегом с солоноватым морским привкусом, глотала собственные слезы.

За мгновения до того, как открылась дверь дома, и на крыльцо вышел Лео, она почувствовала что-то.

Она сорвалась и побежала по рыхлому снегу вперед, туда, где начинался спуск к поселку. Дорога оставалась в завалах из камней и снега выше человеческого роста.

Фреда затормозила неподалеку и смотрела, как через завалы по-суперменски ловко перемахнула темная фигура. Она подалась вперед, но тут же замерла, словно налетела на невидимое препятствие.

— Тайлер? Это вы? — голос девушки прозвенел, как колокольчик, сорвался и смолк.

Вампир удивленно посмотрел на нее.

— Да, я. Доброй ночи, — он разглядывал ее лицо, и хмурое недоумение все явственней отражалось на его собственном. — Что-то случилось?

Она только потрясла головой и, не говоря ни слова, кинулась обратно в дом сквозь плотные сугробы.

Промчавшись мимо Лео, оставляя за собой мгновенно тающий снежный тлен, Фреда взлетела по лестнице на второй этаж и закрылась в своей комнате. Дрожа от разочарования и осознания, что ведет себя, как неврастеничка, да еще и грязи в дом натащила, уселась на футон.

Сердце ныло от самой, что ни на есть, земной тоски, без примеси чего бы то ни было паранормального. Всё то по-бабски сентиментальное, что при разлуках и ожиданиях принято заедать шоколадками и засматривать слезоточивым кино, для Фреды вдруг превратилось в топливо, на котором работает механизм принятия решений. Нестандартных решений, в которых участвует не столько рассудок, сколько эмоции, руководимые интуицией.

— Ма… — тихо, безотчетно проговорила она в темноту. — Ма, как быть? Ты могла просто сидеть и ждать?

Никаких визуальных образов и иных проявлений, только воображаемый шелест и шепот невидимых частиц, залетевших в мир реальный из небытия.

Но Фреда получила ответ:

«Никогда не могла усидеть на месте. Я совершала поступки и действия, думая не рассудком, а сердцем. Так было с Лео, так было и с вашим отцом. Джейк стал приманкой для монстров, чтобы спасти свою старшую дочь и меня. Сунулся в самое пекло, в буквальном смысле. И не думал о себе. Я осталась одна. И попросила помощи у Лео. От отчаяния, от безысходности, как думала тогда. И оказалась на краю света, где многое увидела иначе. Многое поняла. В том числе о Лео и о себе… Но я не успела ему ничего сказать. А должна была. Не упуская свой шанс, дочь. Ничто не сможет удержать тебя. Иди за своим сердцем и за своим мужчиной. Только будь осторожна…»

Фреда не могла сказать, откуда взялись эти слова — из собственной головы, или откуда-то еще, но они прозвучали, омыли взбудораженный разум, остудили разгоряченную беспокойством кровь, а саму её, готовую развалиться на части, скрепили сверхпрочным цементом.

Фреда спустилась на первый этаж. Трое сильных мужчин разом замерли и замолчали. Повернули головы, как по команде «равняйсь».

Человек, вампир — без разницы. Все они одинаково болезненно воспринимали женскую истерику, эту обнаженную демонстрацию чувств. Каждый из троих был немного уязвлен той невольной ревностью и, может быть, завистью, что состояние Фреды вызвано чувствами к неизвестному чужаку.

Фреда обвела взглядом строй мужиков, потерявших дар речи, ловя себя на мысли, что они затаились и с опаской ждут, что она скажет или какой номер отколет. Но не потому, что её несвоевременные истерики для них помеха, а потому что им не все равно.

Мысль согрела и немного напугала. Ведь подобный расклад предполагал возникновение некой связи, ответственности друг перед другом, которую невозможно игнорировать. Теперь, что бы ни происходило с каждым из присутствующих, ей никогда не будет все равно. Как и им всем. Милая, маленькая «семейка» — вампиры, новоприобретенный брат-эмпат и сестра-«нечаянно-вампиров-убивашка», в вампира же безумно влюбленная.

У Фреды вырвался непроизвольный нервный смешок, она закашлялась в смущении.

— Ну, что вы уставились на меня? — сказала она всем троим. — Страшно стало от бабьей истерики? Еще бы под стол залезли…

Она прошла на кухню, налила себе чай Эрл Грей, так любимый Эйвином. Парень, молча, протянул ей наскоро состряпанный сэндвич со свисающей между ломтей хлеба ветчиной и неровно торчащим сыром. Фреда впилась в него зубами, отхватила солидный кусок, прожевала, проглотила.

— Расслабьтесь. Я уже не психую, — добавила она спокойно.

И процитировала:

“I am a woman in love

And I’d do anything

To get you into my world

And hold you within

It’s a right I defend

Over and over again

What do I do…?”

(Я влюблённая женщина

И сделаю всё,

Чтобы заманить тебя в свой мир

И удержать там.

Это моё право,

Которое я отстаиваю вновь и вновь.

Что я делаю?)

— На самом деле я знаю, что делаю, но из песни слова не выкинешь, — заметила она. — Имею право и попсиховать немного, нет? — задала риторический вопрос, обращаясь, прежде всего, к Лео, а тот только небрежно откинул длинные пряди назад и едва пожал широченными плечами, мол, «Да, на здоровье. Мне-то что…»

Повисшая пауза превратилась в неловкое молчание, но Фреда, как ни в чем не бывало, уселась за стол и продолжила поглощать сэндвич и чай. Остальные тут же оттаяли, тихо заворчали, заворочались.

— Сколько до рассвета? — поинтересовалась она.

— Меньше часа, — ответил Лео.

Фреда подняла на него глаза.

— Если за это время он не появится… — начала она.

— Я уже понял, — перебил ее вампир. — Отправишься на его поиски. Дудочка и крыса — это вы. Образно говоря.

— Я не крыса, вообще-то, но я не обиделась, — хмыкнула Фреда.

— Чего ж обижаться на правду, — отозвался Борегар. — Но тут еще непонятно, кто из вас кто.

Лео разглядывал раскрасневшееся лицо сосредоточенно жующей Фреды.

— И ты не спеши собираться в крестовый поход, — нехотя проворчал он. — До рассвета еще есть время. Он вполне может успеть.

***

Каково это, когда тебя ждут? Не чего-то ОТ тебя, а именно ТЕБЯ?

Когда в ожидании есть подлинная тревога, желание ускорить время и сжать пространство до двух точек, между которыми остается только провести кратчайшую прямую — «от тебя до меня».

Он уже не помнил такого, а, может, никогда и не знал.

Его рождению предшествовало традиционное ожидание желанного дитя. Но само появление на свет превратилось в жестокую пытку. Свирепствовала чума, и мать, носившая ребенка, подхватила смертельную заразу, передав ее не рожденному младенцу.

Он пробирался в этот мир, будучи обреченным, подвергая смертельной опасности себя и роженицу. Благодаря необыкновенному искусству врачевания отца, желавшему спасти, прежде всего, жену, все чудом обошлось, но пережитые страх и страдания въелись в кровь и сознание родителей и ребенка, навсегда омрачив светлый миг явления новой жизни.