8 историй (СИ) - Резник Юлия. Страница 16
— Оля… Оленька. Ну, не плачь, милая… Все же хорошо.
— А я чувствовала, Баха, чувствовала, что что-то не так! Вот как тогда, когда ты на экзамене провалился… Только во сто крат сильнее тревога… И молитвы мои не уберегли… А я молюсь, знаешь? Все это время молюсь за тебя…
— Уберегли. — Шепот в макушку. — Только они и уберегли, милая.
— Правда?
— Меня любовь твоя уберегла.
А потом они сидели на лавочке возле D-терминала и умывались слезами, захлебывались словами, тонули в любви.
— Я ни на секунду тебя не забывал.
— И я не забывала. Это невозможно, Баха. А я ведь так старалась. Отпустить… Но без тебя ничего не выходит. Понимаешь? Без тебя я как будто сама исчезла, и не осталось ничего. Пустое место.
— Оленька моя… Оля… Уходи от него. Уходи!
И она ушла. Тогда… Два года назад. Баха дал ей возможность пожить в его квартире. А сам перебрался к родителям. На время, конечно. Пока Ольге не удастся оформить развод. А она вроде бы и решилась уже. И в ЗАГС сходила узнать, что к чему. Да только не суждено им тогда было вместе остаться. Вечер… Звонок в дверь. На пороге симпатичная девушка. Удивленная, не меньше самой Ольги:
— Здравствуйте. А Бахтияр…
— В рейсе.
— Да? Так сегодня же не его график.
— Попросили подменить, — пожала плечами Ольга, вытирая руки о подол.
— Господи… А я только на разговор настроилась…
— А разговор не подождет до завтра?
— Ох… Не хотелось бы мне затягивать…Да что поделать?
— Может быть, ему что-то передать?
— Нет. Это личное…
Девушка развернулась и ушла, а Ольга потеряла покой. Ее сковал страх. Ожидание чего-то страшного и неизбежного.
Начало конца она прочитала в глазах любимого:
— Оля… Та девушка, что приходила вчера, Лера… Она беременна. Мы встречались до тебя и…
Оля схватилась за горло, будто бы в попытке избавиться от удавки, которая все сильнее затягивалась на шее…
— Оля, я ей все объяснил, так что ты не переживай…
— Что объяснил? — прохрипела молодая женщина.
— Что между нами ничего не может быть! Да она и сама рожать не хочет. Ей двадцать лет всего…
Ольга буквально упала в кресло. Сделала пару судорожных хриплых вдохов. Как утопленник, которого все-таки спасли:
— Не смей, Баха! И ей не давай… Это смертный грех. Не бери на душу.
И все… Вот так просто, и так сложно. Ольга съехала в тот же вечер. В первый попавшийся клоповник, который можно было снять прямо сейчас. Бахтияр противился, кричал, умолял, но в глубине души понимал, что все… это конец. Так и было. Его свадьба, ее уход. Бахе казалось, что его жизнь необратимо изменилась. Только работа была спасением. Когда он находился вдали, то можно было всегда представить, что дома его ждет она… Оля.
Баха так и не смирился с тем, что ему пришлось пожертвовать любовью ради ребенка. Он смотрел на огромный живот жены и абсолютно ничего не чувствовал. Мать, с которой он всегда был близок, говорила, что это не навсегда, что скоро все изменится, и любовь возьмет свое. Но этого так и не случилось. Дочь Бахтияра погибла в родах, не оставив ему никаких шансов. Баха винил себя в гибели ребенка. И эта вина тяжелой плитой пригвоздила его к полу. Его самобичевание подпитывала жена:
— Это из-за тебя все! Ну зачем… зачем ты вынудил меня рожать? Тебе это было не нужно. А мне сломало жизнь. Я ведь полюбила дочь, в отличие от тебя, а теперь вынуждена ее хоронить.
— Прости, Лера. Прости… — Только и мог выдавить из себя мужчина.
Жизнь катилась в какую-то бездну. Только работа шла на лад, его допустили к международным рейсам в качестве второго пилота, поэтому Баха все реже бывал в родных краях. Он даже не сразу заметил, что Лера ушла. Вернулся после очередного рейса, сразу же лег спать, и только на утро увидел, что в шкафу нет вещей жены. Они развелись тихо. Без скандалов и взаимных упреков. Молча. Да и не было у них общих тем для разговоров.
Баха не мог понять, чем провинился перед небом. За что оно каждый раз его наказывает? А Оленьку за что? Она-то вообще практически святая. Так почему они вынуждены проходить все круги ада? Еще здесь… на земле? За чьи грехи им выставили счет?
Спустя несколько месяцев после похорон Баха узнал, что Ольга вернулась к мужу. Но больше всего его напугало даже не это. Она вернулась к мужу после того, как ей отказали в постриге. Оля хотела уйти из мирской жизни. Только тогда Баха понял, что все то, что их разъединяло до этого — было поправимо. Необратимый конец наступил бы, если бы Оля ушла в монастырь. А пока этого не случилось, у него была, по крайней мере, надежда.
Сама Ольга после возвращения к мужу не жила вовсе. Ее существование заключалось в молитве и работе. Если она не молилась, значит, работала. Только так, загоняя себя до полусмерти, можно было ни о чем не думать, а просто делать следующий вдох. Если бы грех самоубийства не был настолько тяжким, Оля, наверное, и не жила бы. Ей бы хватило духа прервать собственный бессмысленный полет… Хотя, чем Ад библейский может быть хуже того чистилища, в котором она жила сейчас? Разве хуже вообще может быть? Ей порой казалось, что нет. Боль постоянная, ноющая, изматывающая. Когда засыпаешь и просыпаешься с щемящей резью в душе. Когда ты настолько исстрадался, что хочется только одного — забвения. Это как будто затяжная болезнь, когда от боли ничего не помогает, и единственным желанием человека становится смерть. Когда он ждет ее, как чуда, как благословления…
На фоне душевного Армагеддона, все остальное казалось абсолютно несущественным. Например, то, что Владимир стал снова ее избивать. Ольга даже научилась находить в этом положительные стороны. Ведь боль физическая иногда перекрывала душевную боль, и это было счастьем. Короткая передышка. Обманчивое ощущение исцеления…
А потом они снова встретились. На похоронах своей первой учительницы. На руке Бахтияра не было кольца. Это первое, что отметила Ольга, когда увидела его. Рассердилась на себя. Вышла из душной квартиры. Баха догнал ее уже возле остановки.
— Оля!
— Привет, Бахтияр, — вымученно улыбнулась она.
— Привет… Как жизнь?
Господи… Вопрос — хуже не придумаешь. Как издевка, практически. Не знала бы она Баху настолько хорошо, действительно бы подумала, что издевается.
— Как видишь. Жива и здорова.
— Оля… Давай зайдем в кафе… Помянем Нину Павловну. И поговорим заодно.
Предложение было очень заманчивым. Побыть с ним хоть полчаса. Изучить заново, запомнить новым, повзрослевшим…
— Я спешу.
— Я не отниму много времени.
Он был настойчив, а Ольга так и не научилась быть сильной. Поддалась… Пошла рядом с ним вдоль по улице.
— Ты чем сейчас занимаешься? Где работаешь?
Баха знал, что после их последнего расставания Ольга уволилась с прежнего места работы.
— Занимаюсь все тем же — переводами, только фирма немного другой направленности. Пришлось подтянуть технический английский.
— А я сейчас летаю в Европу.
— Я знаю. — Шепот, как шелест. Интересно, она еще молится за него?
Он не решился спросить. Открыл дверь в кафе, пропуская спутницу вперед. Только сидя напротив нее за маленьким круглым столом, Баха заметил, насколько она изменилась. Постарела, осунулась. В густых русых волосах появились тонкие серебряные нити. А ведь ей было всего двадцать семь! Нет… Он все-таки спросит.
— Оля, ты молишься за меня?
— Да. О тебе, твоем ребенке и всей твоей семье.
— Мой ребенок умер в родах. Ты молишься за упокой?
Глаза женщины широко распахнулись и тут же наполнились слезами. Как он и думал, она ничего не знала. Откуда?
— Баха… Мне так жаль. Сколько боли… За что? — Видимо, не он один постоянно задается этим непростым вопросом.
— Я один уже почти полтора года.
— А Лера?
— Мы развелись практически сразу же. Я никогда и никого не любил, кроме тебя.
— Баха… — выдохнула Оля, испуганно пряча глаза.
— Оля… Я прошу тебя, если твои чувства хотя бы на сотую долю так же сильны, как мои… Уходи от него. Умоляю. Мы поженимся сразу же. На этот раз не будет никаких сюрпризов. У меня не было никого после развода… Оля, уходи от него… Мы же умираем друг без друга. Умираем, Оля…