Охотничий пес (СИ) - Попов Андрей Алексеевич. Страница 47

   Но, когда он почти дотянулся кончиками пальцев до колонны ослепительного света, гончая заревела. Она взяла его как кутенка и отмела в сторону. Иен приподнялся на локте, превозмогая колкую боль, и посмотрел на своего надзирателя.

   Гигантский бабуин ступал почти по-кошачьи.

   Его обезьянью малиново-бурую голову обрамляла золотистая грива, как будто языки пламени, прочая короткая шерсть напоминала жесткую щетинку щетки, а клыки опасно выглядывали из-за массивной пасти окровавленными саблями. Он ударил массивными кулачищами, Иен откатился от удара, и кулаки ударили по розово-алому льду, по другую сторону которого безмятежно дрейфовали грешники.

   Эта пляска продолжалась долго, монстр пробовал ударить Иена всем своим весом, а, тем временем, Иен отползал или откатывался в сторону, и весь удар обрушивался мимо на ледовый пол. В последний раз гончей удалось не промахнуться, и он раздавил Иену ребра. Тот наблевал кровью себе на грудь, не в силах больше перевернуться.

   Вот и все, подумал он.

   Всепожирающая боль пронизывала каждый нерв в его раздавленном теле.

   Снежинки недвижимо повисли в воздухе, будто бы на фотокарточке, замороженные в недвижимом и прозрачном хрустале остановившегося времени.

   Иен услышал треск, лед растрескался и проломился внутрь под весом чудовища. Он не мог повернуть головы, но расслышал, как ревущая лучафэрова гончая, утаскиваемая на дно грешниками, коих должна была охранять, тонет. Последовал громкий всплеск воды и абсолютная тишина, нарушаемая только мокрым посвистыванием легких Иена. Он лежал, рассматривая аспидно-черную гладь неба и повисшие в твердом воздухе снежинки, слезы текли по щекам, он думал над тем, кем же он являлся. И прежде, чем благословенная тьма закутала его, чтобы переварить без остатка, высосав последние соки посмертной жизни, он мучительно завыл как умирающий пес.

   Он и был псом.

   Охотничьим псом.

* * *

   Внутри его груди что-то навязчиво постукивало, и он не сразу понял, что стучит его собственное сердце. Иен приоткрыл глаза, и в них ударил луч света из окна гостиничного номера "Проходного двора". Он откинул в сторону накрахмаленные простыни и ощупал грудь. Она была целой, только кое-где виднелись застарелые шрамы и белесые рубцы. Он был худощав, как никогда. Он, поморщившись, выдернул трубку капельницы, и поднялся с кровати, что было трудновато - ноги плохо слушались, он подковылял к окну, открывая его нараспашку, в лицо ему ударил морозный эфир и скоп снежинок-мотыльков.

   Была глубокая зима, середина обледенелого сезона.

   Захлопнув окно, он спешно набросил на себя свою одежду, которая висела мешком, и вбежал в ванную комнату. В зеркало на него смотрел совершенно чужой человек: лицо похудело до неузнаваемости, нос искривился в сторону, а еще была охровая борода.

   Он трогал свое лицо руками, пытаясь себя узнать, затем оставил это дело и выскочил в безлюдный коридор.

   - Кто-нибудь здесь есть? - он не узнал свой голос.

   Иен прошелся вдоль коридора, и, придерживаясь рукой воткнутые в стену рожки, он добрался до номера Ханны и постучался в него, но никто не ответил. Он прошел дальше и постучался в номер Анны, но и там никого не было. Его одолела усталость, и он спустился на пол, прижавшись спиной к стене, и задремал. Когда он открыл глаза, он снова оказался под одеялом в кровати, а перед ним появились Марк и Ханна, Анна же безучастно стояла возле окна, а черный пес радостно лаял, прыгнув ему прямо на колени.

   - Очнулся? - улыбнулся Маркус, у Иена возникло чувство, что тот слегка постарел.

   Ханна схватила его за шею, обняв, и он не стал противиться, у него не было сил.

   - Ханна, отпусти его, задушишь же, - рассмеялся и улыбнулся по-отечески Маркус.

   - Что... что произошло? - спросил Иен и опять-таки не узнал свой голос.

   - Василиск здорово ужалил тебя, ты был при смерти. Девчонкам пришлось побегать за ним, чтобы принести мне его ядовитый мешочек с хвоста. Когда я делал противоядие, я был уверен, что уже слишком поздно... Но ты выжил. Правда, пробыл какое-то время не с нами... а в коме, - ответил апотекарь.

   - Сколько? - просипел он, и на этот раз ему ответила Анна, не поворачиваясь к нему лицом:

   - Почти полгода прошло.

   Встать с постели ему не позволил Марк, он утверждал, что ему еще некоторое время нужен сон, но ему позволили подкрепиться вкуснейшим свекольным супом с индюшкой, клецками, картофельным пюре с тушеным в луке мясом и подливой и медовым песочным тортом с взбитыми сливками. Это был лучший прием пищи в его жизни, да и не мудрено: он не ел полгода. Все это время его кормили парентеральным путем. Он чувствовал себя на седьмом небе, он был жив и вырвался-таки из снежного ада.

   - Кстати, - вдруг заговорила Анна, опалив Иена белесым глазом. Еда застряла в его пищеводе водорослевым комом. - С днем рождения.

   День рождения? Сегодня? Иен перевел взгляд на занавешенное прозрачной гардиной окно, шел озорной снег, подхваченный веселым ветром.

Часть третья

ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ

Глава девятая

   Опять этот сон...

   Ало-рубиновые небеса озарял пламенеющий ореол черного солнца как немыслимо-черной червоточины. Улицы Каннескара были полны мертвых мужей и женщин, детей и животных, кровь километровым цунами набрасывалась на стонущий город, сминая дома как оригами ударом гигантского кулака. В красном море поднимались островерхие пики заборов и башен, контрастной тенью ложась на неровную гладь. Из ало-маковой пучины вырисовывались закрученные бараньи рога многотысячной армии бесов, рога венчали их уродливые головы подобно коронам. Низкий баритонный гул и звон церковных колоколов текли в уши, заполняя череп, точно кубок из оторванной человеческой головы.

   Накрахмаленные простыни липли к мокрому от пота телу Иена, он приподнялся, не раскрывая глаза, и потер холодными пальцами лоб. Он дышал громко, звук, будто кто-то раздувает мехи горячим воздухом в горнило, отражался от стен гостиницы.

   Во рту ощущался противный привкус железа от прокусанного им языка.

   В номере царил уютный полусумрак.

   Окна были закрыты парчовыми шторами, только куцее копье света едва пробивалось через щель. Иен встал, открыл окно и оглянулся в поисках настенных часов. Свет затопил комнату, выхватывая из полусумрака старую антикварную мебель.

   Иен глянул на часы: одиннадцать дня, значит все уже ушли.

   Холодный душ смыл остатки тревожного сна, Иен долго стоял под стылыми струями воды, в чем мать родила, а студеные капли барабанили гусиную кожу. Выйдя из душевой кабинки и обернувшись махровым полотенцем, он заглянул в зеркало. Ржавую бороду и желто-рыжие патлы он так и не сбрил, никак руки не доходили. Все последние две недели он провел в гостинице, слушая рассказы Маркуса обо всех пропущенных им событиях.

   К концу осеннего сезона число похищенных магов перевалило за сорок человек, что вызывало нешуточное неудовольствие у общества магов. Они стали бастовать у городской ратуши, маги-криминалисты выполняли свою работу из рук вон плохо, врачи не лечили, а маги-инженеры отказывали чинить машины на заводах и пригородных фермах, и началась эпидемия безработицы из-за намертво вставшего производства. Городская казна опустела: властям пришлось закупать продовольствие из других городов провинции, чтобы только пережить голодную зиму.

   Впервые каннескарцы в полную силу ощутили свою зависимость от магов.

   Все стало только хуже с первым снегом: над городом пронесся самолет-кукурузник с сорвиголовой, завалившим улицы пропагандистскими листовками магов-экстремистов, а затем он влетел в пассажирский дирижабль.

   Это вызвало массовую панику.

   Лицензированные маги начали нападать на людей, а люди отвечали тем же. Полиция не ввязывалась в эти склоки, особенно после инцидента на Баттен-Марш в кровавую ночь зимнего солнцестояния, когда полицейская армада не справилась с демонстрантами из тех рабочих, что остались без работы, и изрешетила их в дырявый сыр.