Закон подлости (СИ) - Риз Екатерина. Страница 47

В какой-то момент поняла, что они не одни. Голову повернула и увидела сестру в дверях. Света смотрела недовольно, приглядывалась, в основном, к гостю, Маше же в конце достался возмущённый взгляд. А Дима ещё и отпустить её не подумал, так и держал на своих коленях. А Свете кивнул и немного подначил, поздоровавшись первым:

- Здравствуйте.

Света ещё больше надулась, но нехотя ответила:

- Здрасьте. – И тут же с кухни ушла, всерьёз изображая возмущение.

Харламов на Машу посмотрел. Прищурился, задумался о чём-то, затем головой покачал.

- Нет, - решил он, в конце концов, - не докажем мы совращение.

- В смысле? – насторожилась Маша.

Дима глаза на неё вытаращил.

- Мань, ты больше похожа на малолетнюю жертву совращения, чем она. Там всё цветёт и пахнет. Она сама кого хочешь совратит.

- Дим, ты дурак? – не сдержалась Маша. - Это моя сестра.

- Только факты, дорогая. И ничего больше. Прокурор нам в лицо рассмеётся.

Маша руками ему в плечи упёрлась, заставляя Харламова её отпустить. Он отпустил.

- И что ты предлагаешь? – спросила она негромко, оглянувшись на дверь.

- Я предлагаю выдать её замуж. Если уж девочке приспичило. Пусть мама с папой, и ты заодно, станут хорошими и всё понимающими. Она поживёт с ним, вкусит, так сказать, счастья по полной, и дальше будет думать головой. Считаешь, я не прав?

- Я помню этого Глеба. Ещё по юности. Он абсолютно пустоголовый тип.

- Любовь зла, Маня. Ты так не считаешь? – Дима провокационно улыбнулся. – Вот ты кого любишь?

- Себя, - ответила она без заминки.

Харламов кивнул.

- Это правильно. Полюби себя, и будет тебе счастье. А по поводу твоей сестры и её избранника… Бегать он от неё не будет. И от алиментов бегать не будет. Некуда ему будет бежать. Это я как раз могу устроить. – Дима на стуле развалился, хмыкнул в задумчивости. – А что, это можно расценивать, как помощь ближнему. Изменим жизнь одного человека, если не к лучшему, то к правильному, законопослушному образу жизни. Будет работать, будет зарплату жене приносить, отпрашиваться у неё с дружками пива попить. Каждый полицейский в этом городе будет знать его дело на зубок. И физиономию его помнить. Дорогу в неположенном месте не перейдёт, его гаишники в рупор предупреждать будут: «Гражданин Голиков, ногу мимо зебры пронесли, сантиметров на пятьдесят. Возьмите левее, пожалуйста!».

Маша невольно улыбнулась, представив себе эту картину. А Харламов продолжил:

- Глядишь, и исправится парень. Чего только в жизни не бывает.

- А если он не согласится?

- Согласится, Мань.

- А если нет? Заставишь? – Вопрос был достаточно серьёзный, и Дима это понял. Но притворяться не стал, только сказал:

- Не придётся. Я умею убеждать.

Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза, у Маши первой сбилось дыхание, она нервно кашлянула и отвернулась. А Харламов потянулся к ней через стол, снова погладил, после чего сказал:

- Иди к родителям, скажи всё, как есть. А потом поедем в отделение. Нужно довести дело до конца. Мне надо знать, каким он будет.

10.

Родительский дом Маша покинула через три дня. Наверное, можно было сказать, что острый момент в непростой ситуации пройден, но дальнейшее развитие событий повергало в задумчивость и непонимание, по крайней мере, её, и поэтому она поспешила оставить родителей завершать дело. Если это было дело, конечно. По мнению Маши, творился образцовый переворот в жизни многих людей. Повлиять на происходящее она не могла, и сочла за благо оставить право принимать решения тем, кого они непосредственно касались. Ей же надлежало вернуться в большой город, вспомнить о работе и собственных делах и заботах. И о личной жизни тоже. Хотя бы попробовать разобраться в себе, в том, чего она хочет и к кому она едет, глядя в окно автобуса.

Больше всех сложившимися обстоятельствами была довольна Света. Это без сомнения. Наверное, этой маленькой фантазёрке казалось, что в жизнь воплощаются все её мечты. Потому что её Глеб (это младшая сестра так выражалась: «мой Глеб»), в итоге, избежал наказания, в отделении полиции он провёл всего лишь один день, а теперь ещё и жениться собирался. Света настолько была поглощена собственными радостями, восторгом и эмоциями, что даже на Харламова перестала злиться. И если поначалу восприняла его появление в штыки, уверенная, что все вокруг, включая родителей и сестру, действуют против неё и её любимого человека, что уж говорить про знакомого Маши, оказавшегося каким-то запредельно умным и опытным адвокатом, то когда осознала, что Дима способен после короткого разговора добиться освобождения Глеба, воспылала к тому невероятной приязнью. Дмитрию до приязни девочки-подростка никакого дела не было, он лишь посмеивался, наблюдая за юношеской нетерпеливостью и сумасшедшей влюблённостью. Выйдя за порог квартиры Машиных родителей, он в одну секунду прекратил игру в дружескую помощь и поддержку, и занялся привычной работой. Без лишних эмоций, мыслей о моральной стороне вопроса, он просто делал свою работу. Маша наблюдала за ним, но, как выяснилось, когда дело касалось лично тебя, очень трудно оставаться беспристрастной, наблюдать или восхищаться. Когда сидишь на неудобном стуле в коридоре отделения полиции несколько часов подряд, это утомляет и всерьёз угнетает тебя. А её в этот раз даже в кабинет не пригласили. Глеба допрашивали, Харламов стоял за его плечом, хотя, скорее, над душой у него стоял, и, наверняка, контролировал каждое слово и жест. Он знал, чего он хочет добиться и что увидеть зафиксированным в протоколе со слов задержанного. И Маше всё это не нравилось. Вся эта затея с браком, не нравился сам Глеб, не нравились воспоминания о ликующем лице сестры, когда родители высказали своё мнение и принятое совместно решение. Маша знала, что ничего хорошего от этого брака ждать не стоит. Это знали все, кроме счастливой Светы. Но другого решения не находилось. И Дима был абсолютно прав, когда говорил, что отправить парня за решётку возможно, но это, во-первых, не решит ни одной проблемы, а, во-вторых, разобьёт сердце Светы. Про сердце Харламов, конечно, не говорил, он выразился куда доходчивее и прямолинейнее, и Машин отец с ним сразу согласился. Если Света решила набить себе шишек по жизни, то она должна пройти этот путь до конца. А не винить в упущенных возможностях кого-то другого, особенно родителей, которые хотят ей только добра.

Единственное, что никто не знал, и, скорее всего, не узнает, что именно Харламов говорил будущему молодому отцу. Они разговаривали в комнате для допросов, с глазу на глаз, Маша была уверена, что уж при этом разговоре она присутствовать будет, но Дима просто закрыл дверь перед её носом. Это было несправедливо и невежливо, здорово разозлило, но барабанить в закрытую дверь на виду у половины отделения полиции она всё-таки не стала. Они и без того здорово прославились за последние дни со своими семейными неурядицами, ни к чему было усугублять. И поэтому Маша вернулась на неудобный стул, закинула ногу на ногу и стала ждать. Чувствовала себя глупо, а ещё беспомощно. Неприятное чувство.

Зато Глеб из кабинета появился присмиревший, выглядел несколько пришибленным, говорил негромко и неохотно. И совсем не казался счастливым, хотя бы оттого, что избежал неприятной участи, то есть, реального тюремного срока. Маша была уверена, что Харламов нарисовал ему совсем не радужную картину, со всеми лишениями и физическими страданиями. То ли Глеб так впечатлился рассказом, что долго не мог в себя прийти, то ли был абсолютно не рад перспективе стать отцом и мужем, а, возможно, и всё вместе, но выглядел он крайне печальным. На Машу глянул и вздохнул. Ей же захотелось руками развести и пожелать ему отныне задумываться о последствиях. Но потом вспомнила, что он не только себе жизнь испортил, но и её младшей сестре, и снова разозлилась. Нахмурилась, напустила в глаза побольше строгости, а Дима хлопнул парня по плечу и сказал: