Красноармеец Краснофлотец № 21-22
((ноябрь 1937)) - авторов Коллектив. Страница 7
МАВЗОЛЕЙ
НАКАНУНЕ
Над городом глухо бухал большой Исакиевский колокол. В чугунных витых высоких светильниках, в окружении чугунных — и все же крылатых— ангелов, вкруг купола, далеко, на весь Петроград видимые, горели широким, крутящимся на ветру пламенем пасхальные, раз в год зажигаемые огни. С верков Петропавловской крепости размеренными ударами бил пушечный салют.
Мариша, в шубке, в шапочке, после полуночи зашла в помещение Комитета.
Она сговорилась с Иваном сегодня в ночь — на прогулку.
В пасхальную ночь особою жизнью живут городские улицы. Надо же посмотреть, что с этою жизнью сталося в первую после Революции пасхальную ночь.
В залах пусто. Не по-праздничному горят — по одной на комнату лампочки.
Ивана не видно. Хорош! На заседания, небось, не опаздывает.
Присела на стол. Минут десять прошло: Ивана нет.
Мариша нетерпеливо болтала ногами.
Из дальней комнаты — голос. Кто то по телефону кричит. Прислушалась. Товарищ Василий. Пошла на голос.
Он и есть. Стоит у аппарата, трубка в руках.
— Товарищ Василий!
Обернулся.
— Силы небесные! Что вы таким… женихом…
В самом же деле, лицо не узнать: разрумянилось, помолодело, глаза горят молодым, радостным блеском.
— Ленин приезжает… Завтра. Телеграмма.
— Ленин?
Вопрос вырвался криком.
— Василий… Неужели Ленин?.. Прорвался-таки!..
Василий рассмеялся раскатистым смехом. Да честное же слово, его не узнать. Он всегда и на улыбку скупой.
— Старик… да чтоб не прорвался. Завтра, стало быть, будет. Теперь только вот забота — как встретить…
Голос окликнул с порога.
— Ай хороша, товарищ! Сама зазвала, а теперь — даже не примечает.
Обернулась через плечо.
— Ленин приезжает завтра! Иван, понимаешь?
Почему — то сказалось: на «ты». Ну, все равно…
С лица Ивана сразу сбежала улыбка.
— Ленин?.. Ты вправду?..
— Вот… У Василия телеграмма…
Глаза в глаза, и само собой это вышло, без мысли. Поцеловались, крепко. Так, что у Мариши в голове закружилось.
— Сумасшедший… Товарищ Василий…
Товарищ Василий не слышал. И не видел. Он стоял спиной, припав к телефону. Созвониться с Кронштадтом — не такое легкое дело. Хорошо: на телефоне — свои: узнали, в чем дело, соединили сразу же. И с моряками — тоже без задержки.
— Ленин завтра в десять вечера на Финляндском вокзале. Надо встречать.
Аппарат рычит. Василий слушает, улыбка во весь рот.
— Ленин? Обязательно встретим. Как это может быть, чтобы Балтийский флот товарища Ленина да не встретил. Боле того: от имени флота заявляю: чести выставить ему почетный караул балтийские матросы никому не уступят.
— Придется потесниться, товарищ, — смеется в трубку Василий. — О рабочей гвардии вы позабыли?
Голос отвечает, тоже веселый, смехом.
— Ну, перед рабочими посторонимся, так и быть, маленько. Но только маленько. Рядышком.
— А успеете?
Секунду помолчал телефон.
— Дело не простое: ледоход. Сообщения с Питером нынче нет. Но для такого дела — мы ледокол пустим.
Для такого дела мы ледокол пустим.
— Он же в Неву не войдет…
— Там на шлюпки пересядем. Будьте благонадежны. Кто-кто, а моряки будут. Я говорю: наш почетный караул. Со знаменем, с оркестром, по всей форме. До счастливого.
Отбой. Василий повернулся. Мариша и Иван ждали.
— Ну, моряки будут!.. А вот с рабочими — хлопотня! Завтра-ж праздник, на заводах никого… Газет не будет… И типографии ночью сегодня не работают…
Иван покрутил головой.
— И нелегальной ни одной на ходу нет… Вот что она делает, свобода… И оповестить, когда нужно, нечем…
— На гектографе можно бы… — вслух подумала Мара. — Но очень уж… кустарно… Не годится…
— Не ломайте голов, — засмеялся Василий. — Вы что — за Центральное Бюро и Петроградский Комитет думать собираетесь? Как только телеграмма пришла, все уже давным-давно на ногах. Все меры, какие только можно было принять, — приняты. По полкам — я самолично звонил — за солдат ручаться можно: в достаточном количество будут… За заставы — завтра с утра поедут. В восемь, в районном получите направление. А пока — идите себе по своим делам… У вас вид тоже что-то, я скажу, — жениховский.
— А на вокзал — к десяти?
— Да. Только комитетские свои билеты возьмите, а то на платформу не пустят: контроль установлен будет сугубый.
Иван посмотрел на Маришу. Марина сказала, чтобы выиграть время:
— А вы, товарищ Василий… с нами тоже… Завтра, я хочу сказать?.. Но до чего страшно, все-таки… Вдруг мы завтра товарища Ленина не как следует встретим…
Тревога оказалась напрасной. Уже к семи часам на площади перед вокзалом было не протолкаться, и далеко — по Нижегородской, глазом не взять, — тянулась сплошная толпа. Заводы, заводы, полки. Не смолкая, звенели в ночном уже воздухе песни. Без песни столько часов не простоять на ногах: стоят с семи, теперь уж одиннадцать, а поезд, слыхать, раньше двенадцати не придет. На то и поезд, чтобы опаздывать. Даже когда он везет Ленина.
С четырех углов били снопами белого, слепящего света прожекторы. И в этом белом недвижном огне багровели особо алым, особо ярким живым светом красные, без числа, знамена. У подъезда вокзала коваными башнями грозились броневики.
Мариша сжала руку Ивану.
— Иван… До чего хорошо!
«Член Комитета» — слово волшебное: даже сквозь такую толпу оно провело на вокзал.
Контроль действительно оказался строгий. Но — свой, Выборгский: из Выборгского Комитета и Выборгской Рабочей Гвардии.
На платформе народу — тоже гибель. Делегации. Стоит в строю отряд рабочей гвардии. Уже по весеннему. От того, что на людях нет полушубков, несуразных ватных курток, кажутся они особенно стройными и ладными. Блестят начищенные винтовки. Никита перед фронтом, бледный, глаза ушли далеко вглубь.
— Вот, скажи на милость… Ни разу такого не было.
Разыскали Василия. Стоит озабоченный.
— В чем дело?
— Да моряков по сю пору нет. Очень неудобно выходит… с почетным караулом. Мы полкам отказали, потому что балтийцам было обещано. Если балтийцев не будет, такая получится обида… Подведут моряки…