Лунный ветер (СИ) - Сафонова Евгения. Страница 25

   - …то зимний день холодный, то зимний день холодный…

   Мои пальцы вывели частую дробь острых диссонансных аккордов.

   Да. Всё верно. Все наши встречи, все разговоры – были просто встречами и разговорами, ничем большим. Пусть даже мы и говорили обо всём на свете. Мы играли в некую таинственную игру,и эта игра была хороша; но ничем большим, чем игра, наши отношения не могли и не должны были быть. Жаль, конечно, что я так и не узнала его тайну, однако скоро вернётся Том и наверняка расставит всё по местам. А мне не придётся больше рисковать.

   Почему же сейчас я понимаю, что за моим бешенством прячется боль?

   - …холодный день и злой!

   Вторя голосу, пальцы прошлись в последовательности тяжёлых мрачных октав, дополнили их ещё одним пассажем, резавшим слух пронзительностью уменьшённых интервалов – и, завершив всё минорным аккордом, резко опустились обратно на колени.

   - Что за жуткая песня! – воскликнула матушка, когда гостиную огласили аплодисменты. Я не сомневалась, что скорее вежливые, чем искренние, несмотря на их грoмкость.

   - «Бурное утро». Шуберт, цикл «Зимний путь», – сухо сообщила я, прекрасно понимая, что её слова не были вопросом.

   - Ρебекка, ты же знаешь, как я не люблю подобную агрессивную музыку!

   - Это было очаровательно, Бекки, – промурлыкала Элизабет. Наверное, я бы даже поpадовалась, что она прервала возмущения матери… если б она не повернулась к своему соседу, с очаровательной улыбкой касаясь ладонью его руки, чуть выше локтя. – Правда, мистер Форбиден? В несовершенстве её исполнения есть своя определённая прелесть. И если б Бекки больше практиковалась, обязательно добилась бы чего-то действительно достойного, я уверена.

   Когда мистер Форбиден кивнул, мне показалось, что кивок этот вонзает в моё сердце раскалённую булавку.

   - Вы правы, – проговорил он. – Мисс Лочестер, конечно, не Лист*…

   (*прим. : Ференц Лист – венгерский композитор и oдин из величайших пианистов XIX века)

   Я разомкнула губы, пытаясь выбрать из десятка ядовитых ответов, пришедших мне на ум, один наиболее ядовитый, - однако продолжение фразы заставило меня замереть.

   - …но её исполнение, как вы и сказали, обладает неоспоримой прелестью. - Мистер Форбиден взглянул на меня – с той мягкой насмешливостью, к которой я успела привыкнуть, – и обратился уже ко мне. – Ваша игра не самая техничная, но в ней есть душа. Ваш голос не обладает должной силой, а интонация его не самая чистая, но он искренен. В вашей песне я услышал и неподдельные эмоции, и истинную страсть. И подобное куда больше впечатляет меня, чем самый прекрасный голос и самое виртуозное исполнение, за которыми не стоит ничего, кроме холода самолюбования. – Ослепительно улыбнувшись обескураженной Элизабет, он галантно, но непреклонно высвободил свою руку из её пальцев, чтобы встать с софы. — Не относится ни к кому из присутствующих, конечно же.

   Булавка в моём сердце незамедлительно исчезла.

   - Вы слышали самого Листа? – восторженно уточнила Эмили.

   - Посчастливилось бывать на его концерте во время моих путешествий.

   - О, как я вам завидую!

   - Вы, должно быть, очень много странствовали, мистер Форбиден? - спросила Бланш. В её огромных глазах сияло столько детского любопытства и неподдельного восхищения, что Джон посмотрел на хозяина Хепберн-парка уже ревниво. – И, должно быть, много разного видели и слышали в этих странствиях?

   Мистер Фoрбиден, не отводя взгляда, улыбнулся – мне одной; и я невольнo улыбнулась в ответ, вновь вспоминая наши встречи у «Белой вуали».

   Конечно, Шекспир был далеко не единственной темой наших разговоров. Как и другие писатели, хотя мы успели обсудить далеко не одного – и, к моей радости, сошлись даже во взглядах на «Трёх Мушкетёров», которых не разделял никто из моего окружения. А вот мистер Форбиден, как и я, считал кардинала абсолютно правым как в своём желании не позволить наглецам-мушкетёрам преступать закон и убивать людей на дуэлях из-за своих мелочных обид,так и в стремлении изобличить королеву, являвшуюся изменницей и изменщицей, обманывавшей супруга и чинившей заговоры против его страны. Он жалел Миледи, весьма саркастично относился к благородному графу де Ла Фер, без колебаний решившему вздёрнуть любимую супругу на ближайшем суку без суда и следствия, – и говорил, что Дюма фоморски талантлив, если умудрился написать эту историю так, что читатели в итоге сочувствуют вовсе не тем героям, которым стоило бы сочувствовать на самом деле… однако мы говорили о многом, пока сидели у водопада или ехали бок о бок по вересковым полям. И мистер Форбиден много рассказывал о странах, которые ему довелось повидать в своих путешествиях – а последние годы, как я поняла, он только и делал, что путешествовал. Рассказывал о чудных городах, странных обычаях, чужих людях и фантастических существах, живущих бок о бок с ними, как наши фейри. Рассказывал, как в суровых арктических землях Канады – судьба занесла его даже туда – он нашёл рядом с мёртвой матерью-волчицей нескольких полярных волчат, из которых к тому времени ещё жив был только один. Теперь этот волчонок вырос в красавца-волка, а во время наших бесед лежал у моих ног, инoгда тыкаясь холодным носом мне в руку, как собака; и я гладила его загривок, любуясь снежным, с небольшой рыжинкой мехом и пушистым хвостом.

   Ещё мистер Форбиден рассказывал о диковинных вещах и изобретениях, которые он повидал в своих странствиях. Как по чужим странам, так и по нашей родной. О фотографиях и электрических лампочках, о телегах с электромотором, которые ему показывали в Руссианской империи,и телеграфах, которые уже могли передавать не только текст, но и изображения. О том, что раньше могли творить только маги, а теперь созидали простые смертные.

   «Неужели может случиться так, что когда-нибудь нужда в магии отпадёт? – спросила я у него тогда, слушая его со смесью приятного волнения и недоверия. – Если однажды эти изобретения станет доступны каждому…»

   «О, нет, - ответили мне. - Я надеюсь, у нас хватит ума не вытеснять магию технологиями, а позволить им мирно идти рука об руку. Тогда наш мир может достичь истинной гармонии… и величия. Но кто знает».

   - Да. Я видел и слышал многое, – наконец молвил мистер Форбиден, отвечая Бланш. – И выступление герра Φеренца, должен признать, было одной из самых удивительных вещей среди всего этого.

   Отец с улыбкой качнул головой:

   - Так вы ещё и тонкий музыкальный ценитель, мистер Форбиден? Воистину многогранная личность.

   - Вы льстите мне, мистер Лочестер. Ничего подобного.

   - Полно. Вы пролили бальзам на душу старика. Я всегда любил игру Ρебекки, но когда твою дочь сравнивают с самим герром Листом, это чего-то да стоит. – Отец мягко махнул рукой в мою сторону. Кажется, он и правда был горд и растроган. - И всё-таки порадуй свою матушку, Ребекка. Исполни что-нибудь… подобрее.

   Я не стала упрямиться, покладисто заиграв прелюдию Баха. Одну из тех, что попроще, романтичную, мелодичную и светлую. В конце концов, настроение у меня и правда изрядно улучшилось.

   Какая же я глупая. Из одной улыбки, за одну-единственную песню успела придумать себе невесть что.

   Это так… по-девичьи.

   Я слышала, как гости возобновляют свои разговоры, и это окончательно меня успокоило. Куда проще играть , если знаешь, что тебя особо не слушают.

   Впрочем, спустя некоторое время к роялю подступил чёрный силуэт, небрежно облокотившись на лакированную крышку.

   - Должен сказать, злые пьесы у вас выходят лучше, – заметил мистер Φорбиден. – Больше соответствуют вашей натуре.

   - А, может, они просто больше вам по вкусу из-за вашей натуры? – не отрывая взгляда от клавиатуры, откликнулась я, продолжая играть.

   - Даже не собираюсь отрицать, но вы не хуже меня знаете, что вы та еще маленькая злюка. Потому-то мы с вами так и спелись, – в его голосе я услышала улыбку. – К слову, пока вы музицируете, ваши подруги бессовестно пользуются прекрасными творениями Баха в качестве прикрытия, обсуждая «Монаха» Льюиса*.