Лестница в небо - Федорочев Алексей. Страница 11

Разговор с Костиным выходит трудным. Он и в облегчении, что я уезжаю и стоять над душой больше не буду, и расстроен, потому что пилоты здорово его выручают на проблемных направлениях. Но перебираться в Питер он однозначно не рвется, так что, похоже, Баринову все-таки придется взяться за оргвопросы, если, конечно, никто из моих пилотов не захочет заняться этим сам. Не собираюсь ставить новенького впереди старичков. Впрочем, опросив народ, понимаю, что желающих впрячься в это ярмо, кроме упомянутого капитана, нет, так что на время моего отъезда он остается в «Кистене» на стажировке, вникать в тонкости процесса. Надеюсь, зная, что готовит не конкурента, а коллегу, Ярослав постарается его хорошо научить. Собственно говоря, со мной пока отправится только Земеля, остальные останутся до конца лета тут. Затевать переезд в разгар торжеств — не самая умная идея.

Последней запланированной встречи я не то чтобы опасался, но оттягивал как мог, что иногда делал с заведомо неприятными делами. Пока не настала пятница и откладывать дальше потеряло смысл.

Семейное гнездышко молодоженов Гавриленковых ничем не отличалось по интерьеру от своей более ранней холостяцкой версии: видать, Наташка еще не успела приложить руку к убранству. Неосторожно открывший мне дверь привратник отправился отдыхать от трудов праведных под ближайшим деревом. Ничего, на улице тепло, не простудится. Немногочисленная прислуга и домочадцы тоже внезапно прилегли, так что ничего не могло помешать нашему с Иван Иванычем разговору.

— Гена, куда пропал? Мы ж тебя обыскались! — фальшиво радуется моему визиту купчина.

— Егор Николаевич Васин, с вашего позволения, — не принимаю игру Гавриленкова, демонстрируя палец с печаткой. По странному совпадению это именно средний палец, так что жест получается многогранным.

Усаживаю купца обратно в его кресло и устраиваюсь напротив, доброжелательно улыбаясь. По-моему, именно эта улыбка и добила мужика, потому что он внезапно покрывается потом и начинает суетиться под моим спокойным взглядом. До сих пор не знал, что можно суетиться, сидя на месте, но Ивану Иванычу это удается блестяще.

— Милый дом, просторный, деревянный, дышится легко. От пожара как, застраховались? — Даже если есть у купчины диктофон и он неизвестно как умудрился его включить, мои слова интерпретировать как угрозу никакой суд не возьмется.

Гаврюша сжимается в кресле и как будто немного усыхает. Продолжаю улыбаться, ведь не зря нас учили, что это путь к успеху.

— За-за-застрахован… — отмирает наконец Гавриленков, — Ч-что вы хотите?

— Мм? Хочу предложить вам сделку.

— Какую? — Сделки — его стихия, так что купец слегка воспревает духом.

— Видите ли, Иван Иванович… наше с вами сотрудничество так хорошо начиналось: мастерскую открыли, три заводика запустили. Мелочи какие, а сколько денег нам принесли!

— Это не ваши, это Наташины деньги! — Голос мужчины срывается и дает петуха, писк такого внушительного дядьки режет ухо. Невоспитанно прочищаю пострадавший орган слуха пальцем.

— Оу! Точно, как драгоценное здоровье вашей супруги?

— Не смейте говорить о ней в таком тоне! — Напоминание о жене благотворно действует на собеседника, похоже, здесь и впрямь «чуйства». Смахнув мысленно воображаемую слезу умиления, продолжаю беседу:

— Ну-ну-ну! Так и запишем — здорова! А вот вы что-то бледный такой; может, водички? — Беру с журнального столика стакан и наполняю водой, пользуясь даром.

Выглядит легко и непринужденно, но на самом деле требует запредельного контроля. Не совсем моя заслуга — это единственное действие с водой, отточенное мной-Егором до автоматизма еще в раннем детстве бесконечными тренировками. С помощью источника, если отбросить силу жизни, только разрушать легко, для созидания эти силы не приспособлены. Наполнить стакан — та еще задачка, мне гораздо проще затопить всю комнату, чем нацедить несчастные двести грамм, да еще не повредив посуду! Но что поделать — требуется не убить купчину, а срубить с него деньжат. Причем желательно не давая ни малейшего повода обвинить в давлении. Так что понты — наше все!

— Вот, чистейшая! Наверное, даже целебная! — Слегка впечатленный мужчина покорно опустошает поднесенный стакан. Проверено на себе — обычная чистая вода, никакого подвоха.

— И чего вы так всполошились? Наташины деньги можете не трогать, я о них ни слова не говорил! Но у меня и свой пай в вашем деле имеется. Я тут решил переехать, а это такие траты! Да еще раньше вы меня заставили потратиться на переезд от Натальи. А все так дорого! Ужас просто! — Огромных усилий стоит сохранять спокойный благожелательный тон, когда хочется ржать.

— И что вы все-таки хотите? — справившись с собой, спрашивает купец.

— Выкупите мой пай. И я вас больше не потревожу. Ничего общего у нас с вами не останется, воспоминания оставьте себе.

— Сто тысяч.

Тонюсенькое водное лезвие срывается с пальцев и разбивает стакан, все еще зажатый купцом.

— Что ж вы так неосторожно-то, Иван Иванович! Порежетесь ведь!

— Двести.

— А как ваше здоровье вообще? Сердечко не шалит? В вашем возрасте, да еще с молодой женой, стоит уделять здоровью повышенное внимание. — Заботливо беру купчину за руку, якобы щупая пульс и слегка взвинчивая кровяное давление.

Вырвав руку, Гавриленков некоторое время шумно дышит, успокаивая подскочивший ритм сердца.

— Сколько вы хотите?

— Есть такая замечательная круглая цифра: полмиллиона называется. Давайте сразу на ней остановимся.

Мои паи, конечно, столько не стоят, а вот в сумме с Наташкиными деньгами набежит гораздо больше, хорошо купчина сумел раскрутить наш проект; контракт с администрацией города, который мы с ним отхватили в январе, очень помог в свое время подняться.

— Вы… вы шутите? — Купец неосторожно режется осколком, все еще зажатым в кулаке.

— Нисколько. — Мимоходом, даже не касаясь, залечиваю порез. — Кстати, какой цвет гранита вы предпочитаете?

— К-к-какого гранита?

— Ну как: на памятник… Вы так плохо стали выглядеть, еще и порезались, а я предупреждал вас…

Купец устало молчит некоторое время, а потом решительно достает бланк договора и начинает его заполнять. Люблю понятливых людей, а то уже устал держать сочувственную мину, все время хихикнуть хочется. Спустя полчаса подписываем договор. Аккуратно складываю свой экземпляр и прячу во внутренний карман.

— У меня пока только чек.

— Отлично; вы же не хотите надуть своего бывшего делового партнера?

Злой взгляд купца говорит об обратном, но внешне он обреченно кивает.

— Кланяйтесь от меня Наталье Сергеевне. Впрочем, не стоит. Если денег до понедельника не будет — сам зайду проведать.

Намеки мне сегодня хорошо удаются: Гаврюша аж снова бледнеет при мысли о моем повторном визите.

— Кстати, вдруг вам интересно… — решаю все-таки добить купца, — смотрите, кто мне дворянство вручал! — Снимок с серьезным Милославским, пожимающим мне руку, производит на купца неизгладимое впечатление. Кажется, что кровь вообще полностью отлила от его лица, настолько белым становится этот обычно румяный полнокровный толстяк. — Хотел ему свои паи продать, но все-таки о вас прежде подумал. Первый деловой партнер как-никак!

Странным взглядом Гавриленков провожает меня до самого выхода из кабинета. Похрен, зато теперь сто раз подумает, прежде чем возможную пакость подстроить. Так что не сомневаюсь: в понедельник деньги будут на счете.

Пожалуй, для визита к князю я готов.

Секретарь открыл дверь в кабинет, едва завидев входящего Григория. Однако, вопреки обыкновению, хозяин даже не сделал попытки встать, приветствуя гостя, и не произнес ни слова, пока Осмолкин-Орлов устраивался в кресле напротив. Такое начало встречи напрягало.

— У вас есть какие-то новости для меня? — первым не выдержал и нарушил молчание бывший гвардеец.