1956. Венгрия глазами очевидца - Байков Владимир Сергеевич. Страница 31

Можно много говорить о международном значении венгерской революции. Заметим здесь лишь, что уроки из нее должны были извлечь все вовлеченные стороны и даже просто сторонние наблюдатели тех событий. Став очень серьезным вызовом для советского руководства, венгерское восстание поставило со всей очевидностью вопрос об эффективности прежней восточноевропейской политики СССР. Москве пришлось внести в эту политику определенные коррективы. После 1956 года в Кремле (если не возникало чрезвычайных обстоятельств) отказываются от грубых форм диктата в отношении союзников. Для того, чтобы укрепить пошатнувшееся единство лагеря, Советскому Союзу пришлось списать им кое-какие долги и предоставить выгодные кредиты. Отчасти именно вследствие венгерского кризиса экономические отношения СССР со странами Восточной Европы стали строиться отныне на более взаимовыгодной, партнерской основе, нежели это было в первой половине 1950-х годов.

В Вашингтоне, в свою очередь, поняли, что успешность советской акции в Венгрии наилучшим образом подтверждает прочность биполярной системы международных отношений: возможности как СССР, так и США вмешиваться во внутренние дела страны, относящейся к противоположному блоку, весьма ограничены. Именно потому, что большой войны никто не хочет. Тысячи венгров, надеявшихся осенью 1956 года на американскую помощь, вопреки обещаниям радиостанции «Свободная Европа» этой помощи так и не получили. Впоследствии этот урок не могли не учитывать чехословацкие реформаторы 1968 года, их единомышленники в других странах Восточной Европы, включая и саму кадаровскую Венгрию (правда, как показали события Пражской весны, верность чехословацких реформаторов 1968 года союзническим обязательствам перед СССР также не уберегла страну от силового вмешательства в ее внутренние дела). Да и сам Вашингтон под влиянием венгерских событий корректирует не только свою риторику, но и всю внешнеполитическую доктрину. На место явно несостоятельной концепции «освобождения» Восточной Европы от коммунизма, с которой выступала администрация Дуайта Эйзенхауэра, приходит куда более реалистическая концепция «наведения мостов».

Можно с полным правом говорить и о влиянии венгерской революции на внутриполитическую ситуацию в СССР. Страх перед развитием событий по венгерскому «сценарию» в случае утраты партийным руководством тотального контроля над ходом реформ сформировал в сознании советской партократии своего рода «венгерский синдром», еще более ограничивавший и без того весьма лимитированный реформаторский потенциал хрущевского, а затем и брежневского социализма. Этот страх был живуч в Кремле по крайней мере до тех пор, пока был жив Юрий Андропов, непосредственный очевидец тех событий. Все это, конечно, сдерживало процессы десталинизации советского общества. Уже с конца 1956 года руководство страны начало принимать меры перестраховочного характера, призванные блокировать возможное развитие внутриполитических процессов по «венгерскому варианту». Начинаются гонения на либеральную интеллигенцию, извлекшую «не те» выводы из решений XX съезда. В мае 1957 года на встрече с творческой интеллигенцией Хрущев призывал своих собеседников не играть со спичками и дал понять, что устраивать «кружки Петёфи» здесь никому не позволят.

Как бы то ни было, наиболее существенны последствия осени 1956 года были, разумеется, для самой Венгрии. Причем, как это ни парадоксально, сам коммунистический режим, связанный с именем Яноша Кадара, стал, по сути, плодом революции 1956 года, завоеванным нацией в суровой борьбе и политым кровью не одной тысячи жертв.

Кем был Янош Кадар, несколько идеализируемый автором, на наш взгляд, главный герой книги Владимира Байкова, человек, рядом с которым он находился не один месяц и свидетельства о котором представляют огромную ценность для историков и всех, кто хочет понять особенности развития Венгрии во второй половине XX века? Что представлял собой политический режим, известный всему миру по имени человека, 32 года стоявшего во главе Венгрии, как специфическая венгерская, кадаровская модель социализма?

Ветеран венгерского подпольного коммунистического движения, Кадар был в конце 1940-х годов заместителем «венгерского Сталина», генерального секретаря партии Матьяша Ракоши. Заподозрив в нем опасного конкурента, Ракоши задумал его устранение, посадив его на основании ложных обвинений в тюрьму, откуда Кадар сумел выйти только после смерти Сталина и снова включился в политику. В ноябре 1956 года на долю Кадара выпала неблагодарная миссия выступить в роли советской марионетки, главы правительства, приведенного к власти на советских штыках и пользовавшегося крайней непопулярностью в народе. Он сам приехал в Будапешт в советском танке, сидя там, рядом с выделенным ЦК КПСС переводчиком и референтом Владимиром Байковым. В 1957–1960 годах были предприняты жестокие репрессии против активных участников восстания: только смертных приговоров было вынесено около 230. Имре Надь, отказавшийся пойти на компромисс с новой властью, был приговорен к смертной казни по обвинениям в антигосударственном заговоре и казнен в июне 1958 года, что еще более ухудшило международный имидж кадаровской Венгрии, способствовало ее внешнеполитической изоляции.

Казнь Имре Надя, преследования тысяч людей за участие в событиях 1956 года легли на Кадара несмываемым пятном позора. Однако с начала 1960-х годов его режим, воспринимавшийся многими в мире как одиозный, претерпевает эволюцию. По мере консолидации политической обстановки менялась и тактика властей, стремившихся обрести внутренние опоры устойчивости, не зависящие от присутствия в стране советских войск. Предпринимаются попытки «наведения мостов» к венгерской нации. Было амнистировано большинство осужденных и переживших репрессии участников революции 1956 года, что вызвало позитивный отклик в мире: венгерский вопрос в 1963 году был снят с повестки дня ООН, кадаровская Венгрия выходит из внешнеполитической изоляции. С каждым годом улучшалось экономическое положение в стране, рос жизненный уровень населения, во многом благодаря продуманной, учитывавшей материальную заинтересованность крестьян аграрной политике. Открытость контактам с Западом и некоторая либерализация проявились в культурной политике, что способствовало оживлению духовной жизни.

На фоне оптимистических общественных ожиданий коммунист-прагматик Янош Кадар выдвигает свой знаменитый программный лозунг «Кто не против нас, тот с нами», провозглашавший национальное единство, согласие и примирение на определенной компромиссной платформе. Компромисс был взаимным — власти требовали от граждан минимума конформизма, отказа от политической активности (которая легко могла стать оппозиционной) и соблюдения ряда табу в обмен не только на гарантированный растущий достаток, но и право неплохо зарабатывать. Известный бухаринский лозунг 1920-х годов «Обогащайтесь!» получил наиболее законченное воплощение в условиях реального социализма именно в кадаровской Венгрии. Венгерское общество, уставшее от материальных лишений и духовных травм минувших десятилетий, заинтересованное в стабильности и спокойствии, готово было принять эти правила игры: политическая активность сознательно приносилась большинством граждан в жертву растущему материальному благополучию.

Убеждаясь в прочности «социалистических завоеваний» в кадаровской Венгрии, Москва, в свою очередь, была готова предоставить лидеру ВСРП больше простора во внутренней политике. Воспользовавшись этим, Кадар в 1968 году приступил к реформе экономического механизма. Реформа предполагала расширение самостоятельности предприятий, предоставление некоторого простора частной инициативе, более широкое применение материальных стимулов в экономике, которым Кадар и его команда всегда отдавали предпочтение перед любыми другими стимулами. Показательны в этой связи программные высказывания Кадара о «естественном праве людей завтра жить лучше, чем сегодня», и о том, что «народ существует не для того, чтобы опробовать на нем марксизм». Венгерский лидер надеялся, что реализация его реформаторских планов придаст свежие силы венгерскому социализму. Но события развивались иначе, чем он хотел. Верный своим обязательствам перед союзниками по Организации Варшавского договора, Кадар в августе 1968 года согласился с участием Венгрии в подавлении Пражской весны. При этом он надеялся на спасение собственной реформы. Вслед за ноябрем 1956 года август 1968 года не только стал новой демонстрацией прочности биполярной ялтинско-потсдамской системы, он еще раз напомнил венграм об ограниченном суверенитете их государства в условиях его принадлежности к советскому блоку. Попытка же спасти реформы ценой такого компромисса не удалась, они были свернуты как в результате внутренних трудностей и противоречий, так и вследствие не прекращавшегося советского давления. И в этом заключалась новая жизненная драма Яноша Кадара.