Принцесса для императора (СИ) - Замосковная Анна. Страница 13

***

Возле нашей спальни две ванные комнаты. Пока Сигвальд купается в одной, в другой меня омывают служанки, вновь натирают маслами и накидывают лёгкую тунику. Уходя, они игриво улыбаются. Им радостно. Мне — страшно. Минуты ожидания невообразимо растягиваются, медлить уже неприлично. Отпив немного воды из серебряного кувшина, я, потупив взор, выхожу к мужу в озарённую свечами спальню. Язычки огней тревожно дрожат. Обычно между помолвкой и браком проходит хотя бы неделя, и разум отказывается признать, что я уже жена. Не смея поднять взгляд, переступаю с ноги на ногу. — Не бойся. — Сигвальд подходит. От его прикосновения я вздрагиваю. — Не бойся. — Всё так внезапно, — сипло шепчу я. — Только вчера увидела вас — а сегодня уже… — судорожно вздыхаю. — Простите, я… Сигвальд переплетает свои пальцы с моими: — Для меня этот тоже очень неожиданно. И я… это так странно. Внезапно. Я тебя понимаю. И постараюсь, чтобы ты не пожалела о браке со мной. Наконец нахожу силы посмотреть на него. У Сигвальда глаза отца — цвет и форма, но не выражение. Их взгляд мягок, полон тревоги. Они яркие, но не горят незримым пламенем. Тонкая туника позволяет увидеть крепкие мышцы Сигвальда, я чувствую силу его пальцев, но сомневаюсь, что он, как отец, способен скакнуть в гущу бандитов и с молниеносной быстротой рубить головы. Воспоминание о стычке у тракта заставляет сердце биться быстрее. — Уверена, у вас всё получится, принц, — приободряю я. — Называй меня просто Сигвальд. Или Сиг — друзья зовут меня так. — Лучше Сигвальд. Мне… надо свыкнуться. Уверена, что позже… — Да. Конечно, — он улыбается немного нервно. Мне становится легче: Сигвальд, в отличие от Императора, не подавляет одним своим видом, взглядом, голосом. Рядом с ним я… не чувствую себя слабой женщиной. Я даже расправляю плечи. Медленно, будто боясь вспугнуть, Сигвальд обнимает меня за талию, прижимает к себе и касается губ поцелуем. Его язык осторожно пытается вовлечь меня в какую-то игру, и я вспоминаю порабощающий поцелуй Императора, от которого всё внутри переворачивалось. Переворачивается сейчас, когда я думаю о нём. Я должна думать о Сигвальде. Обнимаю его за плечи, зарываюсь пальцами в мягкие кудри — и сбиваюсь с ритма поцелуя. Сигвальд останавливается, позволяя мне отдышаться. Вопросительно смотрит. Тёплая зелень его глаз увлекает меня в воспоминания об Императоре. Нет, так не должно быть: зажмуриваюсь и тянусь к Сигвальду, он целует, неторопливо стягивая с меня тунику, скользя нежными пальцами вдоль позвоночника. Щекотно, вздрагиваю, фыркаю смешком ему в губы. — Щекотно, — поясняю в ответ на недоумённый взгляд и опускаю ресницы, чтобы не думать об Императоре. Сейчас, когда руки Сигвальда скользят по моему телу и не вызывают ничего, кроме чувства тревоги, мне убийственно отчётливо кажется, что я вышла не за того мужчину. Но, может, я обманываю себя? Может, поцелуи и прикосновения Сигвальда тоже пустят по моей коже огонь, собирающийся внизу живота приятной тяжестью? Надеюсь на это. Он бережно подхватывает меня на руки и несёт к огромной кровати. Простыни холодят кожу, ползут мурашки. Сигвальд стягивает тунику со своего гибкого сильного тела. Его плоть не вызывает животного ужаса, не кажется такой огромной — возможно потому, что я ожидаю это увидеть. Сигвальд позволяет мне внимательно осмотреть себя, я сажусь и прикасаюсь к багряной головке. По его телу пробегает дрожь, улыбка трогает пухлые губы. Он резко падает на меня, вскидываю колени — и он вскрикивает, скатывается на бок, сжимается, прикрывая пах. С ужасом и непониманием смотрю на его покрасневшее лицо, слёзы. — Б-больно? — Д-даа, — выдавливает он и сжимается калачиком. — Прости, — прижимаю ладони к губам. — Ты так резко кинулся, я… я… не знаю… Не хотела делать больно, просто… — Л-ладно. — Тебе помочь? Позвать кого-нибудь? Лекаря? — Неет, — Сигвальд фыркает и шипит в простыню. — Само пройдёт. Перебираюсь на самый край постели, обхватываю колени руками. Дыхание Сигвальда выравнивается, но он по-прежнему лежит калачиком и даже не смотрит на меня. — Я испугалась, — повторяю я, и слёзы капают на руки. — Я не хотела. — Я понял. — Всё слишком внезапно… Я так волнуюсь, что едва помню свадьбу. Такое чувство, что это сон, всё происходит не со мной. — По твоему взгляду было заметно, что ты будто не здесь. Я даже подумал, что ты не хотела выходить за меня и тебя чем-нибудь опоили, чтобы не взбрыкнула. — Нет, это большая честь для меня, я бы не позволила себе проявить неуважение к Императору, но я была так напугана, что едва стояла на ногах. Боялась упасть. — Неужели я так ужасен? — усмехается Сигвальд. Он разворачивается и подпирает рукой щёку. Другой прикрывает пах. — Ты первая девушка, которая боится меня. Обычно отбиваться приходится мне. Усмехаюсь шутке, но по взгляду понимаю: он серьёзен. Недоверчиво уточняю: — В самом деле? — На последнем балу с меня успели содрать пояс. Еле отбился в рамках приличий. Но её безумное лицо и вонь гнилых зубов долго будет являться мне в кошмарах. — Фу, — нервно усмехаюсь. — Тяжело быть принцем. — Неженатым — да. Надеюсь, теперь девушки будут вести себя пристойнее. А ещё лучше, если они опять переключатся на папу, он от них хотя бы не устаёт. — Неужели? — В груди растёт ком, мешающий улыбнуться и свести всё к шутке. — Да, он как-то умеет их к порядку призвать и угомонить. Может даже с несколькими сразу, и они довольные ходят, смотрят на него с обожанием. Крепче обнимаю колени. Не хочу это слушать, но и остановить Сигвальда не смею. — Не переживай, если ты против других женщин в нашей постели — я не буду их приводить. — Это так великодушно, — шепчу в колени, но не могу избавиться от мысли, что в это время Императора, возможно, ласкают его любовницы, а он целует их, гладит, и его плоть погружается в них. — Мун, что-то не так? Мотаю головой, но Сигвальд не унимается: — Ты так побледнела… — Я очень устала. Почти целый день шла пешком, потом на меня напали бандиты, ночью я плохо спала, а затем весь день эта свадьба… Не думала, что на празднике можно так устать. — У меня самого ноги гудят после походов по храмам. Его взгляд скользит по моим плечам, ногам. Сигвальд облизывает губы. Он мой муж, я должна принадлежать ему, он имеет полное право прикасаться ко мне… Хочется сбежать, унестись прочь, как Фрида. Понимаю её, всецело понимаю. Сигвальд приподнимается. Жёлтый огненный свет скользит по его коже, по перекатывающимся мышцам. Ближе… Ближе… Глаза в глаза. Расширившиеся зрачки поглощают травяную зелень радужек. Запястья касается дыхание, за ним — губы. «Он мой муж», — повторяю, глядя, как Сигвальд покрывает поцелуями мою руку. Светлые кудри щекотно касаются кожи, пальцы скользят по бёдрам. Прежде, чем успеваю повторить, что он мой муж, инстинктивно отодвигаюсь. Сигвальд остаётся на месте, пристально смотрит. Понимаю, что он снова придвинется, продолжит, и меня захлёстывает ужас, дыхание сбивается, наворачиваются слёзы: — Не могу. С незнакомым — не могу, — бормочу я и зажимаю рот ладонью. Что делать? Как это пережить? Почему Император не дал нам положенную неделю времени узнать друг друга, прежде чем отдать меня во власть мужа. Это жестоко. Так не поступают даже в бедных семьях: девушка должна накормить мужа ужином, затем его родных, они должны вместе посетить храмы, каждый день встречаться ненадолго, хоть и под присмотром семей. От прикосновения к руке вздрагиваю, слёзы вырываются неудержимым потоком. — Мун… Мун… — Сигвальд гладит меня по плечу. — Я не хочу, чтобы ты плакала. Будто я могу остановиться! Рыдания душат меня. — Мун… ну… Мун, — он сжимает мои плечи. — Неужели тебе так страшно? Судорожно киваю. — Я буду очень нежен, обещаю, — Сигвальд придвигается, обнимает, целует в плечо. А на меня наваливаются все горести и страхи, и прорываются рыданиями. Я зажимаю рот ладонями, пытаюсь успокоиться, но только громче рыдаю. Не знаю, что со мной, я просто не контролирую себя. Рыдания так перетряхивают меня, что начинает ныть живот. — Тихо, тихо, — Сигвальд отступается. — Успокойся. Не сразу я осознаю, что он накрывает меня одеялом. Так мне спокойнее, я уже не трясусь. Но живот по-прежнему ноет, между ног становится влажно. И тут я начинаю догадываться, запускаю руку между ног, украдкой смотрю на мокрые пальцы: кровь. Меня бросает в жар, пытаюсь сказать, в чём дело, но от стыда немею. А надо… надо действовать, пока я не перепачкала всю постель. Икнув, потупившись, бормочу: — Простите… прости, сегодня… — задыхаюсь от смущения. — Сегодня не получится. Я… дело в том… — Тебе нужно привыкнуть, — уныло заканчивает Сигвальд. В его голосе столько разочарования, что мне его жалко. — Не только, — шепчу я. — Но… сегодня не получится… даже если бы я хотела. Сгорая от стыда, я медленно высовываю руку из-под одеяла. Сигвальду требуется минута или две, чтобы понять. Как хорошо, что мне не придётся произнести это вслух. — Я позову служанку, — говорит он, слезает с постели. — Всё что ни делается, то к лучшему: у нас будет время познакомиться поближе. Не смея посмотреть на него, вымученно улыбаюсь. Но когда Сигвальд выходит, осознаю, насколько рада отсрочке. И снова заливаюсь слезами — от облегчения.