Принцесса для императора (СИ) - Замосковная Анна. Страница 17

***

До сих пор не привыкла к огромным размерам всего. Ванная… на мой взгляд это целый бассейн, а дворцовые бассейны — настоящие пруды, а то и озёра. Мою… нашу с мужем огромную ванную наполнили благоухающей водой, добавили алых лепестков роз. Вот и пролетели красные дни, никогда я ещё так не жалела, что они заканчиваются так быстро. Но теперь я стою на краю ванны-бассейна, укутанная нежнейшим полотном накидки, и понимаю, что после купания надо идти к Сигвальду и исполнить… Ох, при одной мысли об этом конечности холодеют и хочется убежать. Но я должна. — Госпожа, всё готово, — произносит одна из двух служанок, брюнетка. — Можете идти, — мне ещё немного стыдно обнажаться перед ними. Кланяясь, они покидают просторную ванну. Ткань медленно сползает с плеч, скользит по ягодицам, ногам. Опускаюсь на ступень ниже, вода охватывает стопы, лодыжки, её влажное тепло достигает колен, бёдер. Укладываюсь в уютную ложбинку у борта и запрокидываю голову. По потолку выложены растительные узоры в стиле родины Императора… Император… внутри зарождается непонятная, но приятная дрожь, отдаёт под полусогнутые колени. Зажмуриваюсь — и представляю его зелёные глаза, как он надвигается на меня. Как он притискивает меня к дивану в ночь бала… Как же изменилось отношение Императора с тех пор, как важно для него происхождение. Глаза пощипывает от навернувшихся слёз: когда я была простолюдинкой — он и не думал обращать внимание на мои чувства, ему было всё равно, хочу я быть с ним или нет, не имело значения моё имя и сама я — только его желание. Теперь я принцесса, и Император ни разу даже не намекнул на тот инцидент, не попытался закончить начатое, он даже иногда удостаивает меня ответом или проявляет любезность. Только потому, что я родилась в благородной семье. Но я-то не изменилась. Что долговая рабыня, что принцесса — я всё тот же человек из плоти и крови, с желаниями и нежеланиями, с мечтами и надеждами. Разве справедливо, что кто-то считал вправе причинить мне боль и не обратить внимания на меня лишь потому, что у меня не было денег? Раньше у меня не было времени думать о таких вещах, но сейчас, лёжа в тёплой огромной ванной, лёжа совершенно спокойно, ведь не надо думать о работе, я понимаю почти с ужасом, как несправедлив мир. Ощущение этой несправедливости наполняет грудь, раздувается там, мешая дышать, увлекая в водоворот воспоминаний: как наяву вижу трудяг нашей деревни, изо дня в день выходящих в поля на тяжёлые работы, занимающихся скотиной, и изнеженных аристократов в доме Октазии: разве последние достойнее сострадания и уважения? Дочки Октазии за свою жизнь не сделали ничего полезного, но они уважаемее почтенного мастера, создающего настоящие шедевры, и куда уважаемее крестьянина, вкалывающего от зари до зари, а раб, даже долговой, и вовсе с ними несравним… И я теперь тоже уважаема за положение. Всего несколько дней — и я уже выше Октазии и её дочерей, но при этом ни я, ни они, не изменились. Почему боги допускают такую несправедливость? Эти мысли не дают покоя, я хватаюсь за оставленные на борту плошки, мочалку и начинаю торопливо мыться. Я должна узнать ответ на мучающие меня вопросы. Быстро помывшись, выхожу из купальни. Кажется, моя поспешность пугает служанок, и я улыбаюсь им: — Всё в порядке, не бойтесь: в вашей работе меня всё устраивает. Сколько раз я мечтала услышать это в доме Октазии. Наверное, я так же как эти девушки выдохнула бы едва заметно и чуть расслабилась. После этих слов движения девушек становятся более раскованными, плавными. Хоть что-то хорошее я сделала в роли принцессы. Только теперь понимаю, что слуги, наверное, переживали, не зная, какая хозяйка им досталась. Ещё раз улыбаюсь и с их помощью облачаюсь в красивейшее багряное платье с золотым шитьём в цвет волос. С удивлением наблюдаю в зеркало за своим преображением. Рыжеволосая служанка, закалывающая пряди завитками на макушке, улыбнулась: — Выглядите, как императрица. Щёки вспыхивают румянцем. Так неловко, так… странно. Из зеркала на меня смотрит великолепная девушка, которой пошла бы и корона. Невероятно. Не думала, что моя грудь может смотреться так красиво. А руки — они выглядят такими нежными, словно я никогда не работала. Удивительно просто. На сцепленные кудри мне прикрепляют диадему из красного золота с крупными огненными опалами. У меня перехватывает дыхание, невольно улыбаюсь, шепчу: — Спасибо. — За что? — по-доброму усмехаются девушки. — За то, что сделали из меня красавицу. — Э нет, это не мы, — качает головой брюнетка. — Вы и так красавица. — Мы просто вас одели. Я перехватываю их ладони и, глядя на девушек в зеркало, сжимаю их натруженные пальцы: — Спасибо. Спасибо за вашу хорошую службу. Они расцветают, рыженькая смущённо краснеет. А я острее хочу поделиться с кем-нибудь мыслями о странностях людских отношений. В первую очередь стоит поговорить с мужем, но Сигвальда в комнате нет. Терпения ждать нет совсем. Где он может быть? «Библиотека!» — я чуть не подпрыгиваю, вспомнив его слова о любви к книгам, и решительно направляюсь туда. Подкладка платья нежнейше обнимает тело, никак не могу привыкнуть к этим волшебным ощущениям. Мчусь через дворец баргяно-золотым вихрем и чувствую себя сильной, ощущаю себя настоящей принцессой. Диадема помогает держать голову высоко поднятой, а спину прямой. Мне такое даже не снилось! Ошеломлённая непривычными чувствами, я влетаю в библиотеку и громко зову: — Сигвальд! И тут же смущаюсь своей шумностью. — Его здесь нет, — отзывается сбоку Император. Сердце ёкает. Император выходит из-за стеллажа, и у меня подгибаются колени.

***

Мун, только что властно звавшая Сигвальда, краснеет и становится как-то меньше, ниже. Смотрит на меня огромными жёлтыми глазами и молчит. Не понимаю: боится она меня, что ли? Хотя, учитывая обстоятельства нашего знакомства… Вдруг становится стыдно за своё поведение тогда. — Мун, — мой голос звучит странно. — Д-да? — Ты хорошо себя чувствуешь? Хочешь присесть? — Указываю в сторону своего рабочего стола, скрытого стеллажами. Она молчит. Смотрит пронзительно. Такое ощущение, что краснеть сейчас начну я. Воспоминание о её портрете в обнажённом виде не добавляет уверенности. — Пожалуйста, — прошу я, привыкший приказывать женщинам. Кивнув, она мелкими шажочками идёт в указанную сторону. На миг замирает, глядя на меня с ужасом. — Что-то не так? — Один… — Язык скользит по её пухлым соблазнительным губам. — Стул только один. Стою, охваченный жаром, точно мальчишка, а кончик её языка вновь проскальзывает по губам, будто призывая к поцелую. Но это, конечно, глупость: состояние золотой печати на моей спине красноречивое доказательство того, что её сердце, симпатии и поцелуи принадлежат Сигвальду. В сердце вспыхивает жар безотчётного гнева, ворчу: — Садись. Вздрогнув, она поспешно проходит к стулу и садится, кладёт ладони на колени и выглядит такой беззащитной, что щемит сердце. На нас падает молчание, давит, точно мраморная плита. О чём с ней говорить? Как? По её телу пробегает едва заметная дрожь, и я невольно подаюсь вперёд: — Замёрзла? Она поспешно мотает головой, в этом жесте столько отчаяния, что мне неловко. Так странно ощущать неловкость от близости женщины. Я уже забыл, каково это. Забыл, как может трепетно сжиматься внутри, когда на тебя умоляюще смотрит красивая девушка. — Я хотела кое-что спросить… — едва слышно произносит она, я смотрю на движение её губ, на плавное скольжение языка и с трудом осознаю смысл фразы. Смотрю. Она молчит. Смотрю на её губы и представляю, какие они на вкус… Молчание затягивается. Слишком затягивается, она снова проводит языком по губам, и я резко отворачиваюсь, чтобы избавиться от пошлых мыслей. — Какие-нибудь проблемы? — Присматриваюсь к расставленным на стеллажах книгам. «Искусство любви!» — буквально кричит один из корешков, и я представляю содержимое этого тома. Мун что-то говорит, но её слова тонут в гуле учащённого сердцебиения. Перевожу взгляд на стол, пытаясь изгнать из мыслей чувственные образы. О боги, за что мне это наказание — желать жену собственного сына. Накрываю лицо рукой и пытаюсь сосредоточиться. Я всегда славился способностью управлять страстями, и сейчас самое время их укротить. Но единственное, чего я хочу — развернуться и стиснуть Мун в объятиях, целовать её… Сердце бешено стучит, в мысли рвётся крамольное: а может попробовать?..