Сексуальная жизнь (ЛП) - Уайлдер Джасинда. Страница 8

Лука потрепал мальчика по голове:

― Бенито, ты одна сплошная проблема. Оставь Делайлу в покое, ― он перешел на итальянский, ― и пойди поиграй с двоюродными братьями.

Я засмеялась.

― Да все нормально. ― Я присела и наклонила голову к нему.

Он потер прядь моих волос между пальцами, словно ждал, что рыжий цвет с них сойдет. Потом он засмеялся, потрепал меня по голове точно так же, как это сделал с ним Лука, и убежал. Я встала и пригладила волосы руками.

― Прошу прощения за него. Он сын моего брата и действительно настоящий непоседа, но ничего плохого сделать не хотел.

― Все в порядке. Он напоминает моего племянника в этом же возрасте. Любопытный и болтает все, что в голову взбредет.

― У тебя есть племянник? ― спросил Лука.

Я кивнула.

― И племянница. Они уже подростки. Люси и Реймонд.

И снова непрошеные мысли заполонили мою голову. Не думаю, что когда-нибудь снова смогу говорить с моей сестрой. Если я увижу ее, то выйду из себя. А если увижу ее мужа, то расскажу, что эта шлюха изменяет ему, и тогда у него будет сердечный приступ, и это будет моя вина, так что, скорее всего я больше никогда не увижу своих племянников. Я подумала о светлых волосах Люси, ее волейбольной форме и футболках с Джастином Бибером, и о Раймонде с его жуткими футболками с принтами дет-метал групп, взъерошенными волосами и наушниками. Глаза защипало. Я часто заморгала и потерла глаза, делая вид, будто в них что-то попало.

Луку это не одурачило:

― Я что-то не то сказал?

Я покачала головой:

― Ничего. Просто подумала о своих племянниках.

― Скучаешь по ним?

― Да. Я буду очень скучать.

― Будешь? Что ты имеешь в виду? Ты не увидишь их, когда вернешься в Америку?

Я пожала плечами:

― Не знаю. Во-первых, я не уверена, что хочу возвращаться. И я никогда больше не смогу смотреть в глаза своей сестре, даже если вернусь.

Лука выглядел озадаченным. Я не рассказывала ему о своей сестре и Гарри.

― Она спала с Гарри, ― вздохнула я.

― Я думал, ты застала его с женщиной старше себя. Женой священника или кем-то там.

Мы стояли в углу на кухне, где повсюду кружились члены его семьи. Они открыли огромную бутылку вина, разлили напиток по стаканам и передавали их всем, даже некоторым детям постарше. Я сделала глоток, надеясь, что меня не стошнит от вина.

― Так и было. Когда я их обнаружила, то собрала сумки и ушла. Я остановилась на работе у сестры. Думала, что смогу поговорить с ней. Но когда я ее увидела и рассказала о том, что случилось, то... я все поняла. ― Я понизила голос, и Лука наклонился, чтобы лучше слышать. ― Моя собственная сестра, Лука. Этот козел спал с моей сестрой. А она... хотя знаешь что? Нет. Я не хочу сейчас об этом говорить.

Лука обнял меня за плечи:

― И не надо. Прости, что заставил тебя вспомнить об этом. Выпей вина. Пошли. Может, я уговорю сестер сыграть, и мы сможем потанцевать. Что скажешь?

Он провел меня за руку по всему дому и затем в гостиную, где стояли диваны, кресла и небольшие диванчики для двоих, а около окна располагалось пианино. Дети играли на полу, разбросав игрушки из плетеной корзины, в окружении четырех женщин, сидящих вокруг на стульях и непринужденно болтающих по-итальянски. Когда мы с Лукой вошли, она встали, чтобы поцеловать и обнять его. Он представил нас друг другу: Лючия, его старшая сестра; Элизабетта, его младшая сестра; Джулиана, жена его брата; Марта, жена другого брата.

Все они принялись бурно расписывать то, как они рады встретиться со мной и как мило с моей стороны присоединиться к их семейному обеду. Я улыбалась и кивала. Эти женщины были так естественны в своих объятиях. Они постоянно чокались, умудряясь не пролить вино, и целовали меня в обе щеки. Я подавила желание вытереться. Женщины не целовали меня в щеки с детства, и мне это не особо нравилось ни тогда, ни сейчас, когда повзрослевшую меня чмокали женщины, которых я знаю пять секунд. То есть, да, конечно, это европейский обычай, но когда такой обычай касается непосредственно тебя, а ты к нему не готов, то хочешь не хочешь, а испытаешь что-то вроде шока.

Мать Луки спасла меня от дальнейшей неловкости, пригласив всех к столу. Ужин прошел совершенно хаотично, очень громко, весьма весело и был чрезвычайно сытным и невероятно вкусным. Все передавали блюда по бесконечному кругу, все болтали в одно и то же время, дети орали друг на друга с разных концов стола, взрослые вторили детям, все смеялись, вино текло рекой, даже малыши аккуратно отпивали из бокалов под пристальным взглядом родителей. Мне оставалось только тихо жевать, пытаясь пережить происходящее вокруг безумие и представлять, каково это ― вырасти в такой огромной дружной семье. В моем детстве ужин был торжественным молчаливым событием. Мама всем раскладывала еду по тарелкам, затем мы рассаживались по местам и молчали, если к нам не обращались напрямую. И да, мы пили воду или молоко.

А здесь... это было форменное безумие. Еду глотали так быстро, что ты едва успевал положить себе порцию, вторые и третьи блюда передавались без каких-либо вопросов, тарелки передавались, переставлялись и наполнялись заново, вилки и ножи монотонно звенели на фоне нескончаемых разговоров на пылком итальянском языке.

Даже Лука, казалось, в какой-то момент забыл о том, что я здесь, погрузившись в очень громкую беседу с мужчиной средних лет на другом конце стола, который вроде как был его братом или мужем одной из сестер. Доменика сидела на одном краю стола, ее муж ― на противоположном. Это был величавый пожилой мужчина с густыми, но почти полностью седыми волосами, морщинистым лицом и добрыми, глубоко посаженными серыми глазами.

Меня забрасывали вопросами. Нравится ли мне Италия, какие у меня впечатления от Рима, видела ли я Колизей, считаю ли я Фирензу самым красивым городом на земле, как долго я уже здесь, чем я занимаюсь по жизни... Я пыталась отвечать, улыбаться и продолжать есть. Ужин подошел к концу приблизительно через час, люди ели, ели, ели, прерывались, чтобы сделать глоток вина и положить себе еще еды, потом болтали, болтали, болтали и снова ели, пока абсолютно вся еда, количество которой могло, как мне до этого казалось, накормить роту солдат, наконец, не закончилась.

Никакого сигнала к завершению не было, но все дружно встали и начали убирать тарелки, бокалы и блюда. Я оказалась у раковины вместе с Мартой, женой брата Луки. Я намывала тарелки, она их полоскала, а другие сестры вытирали и уносили посуду. Со мной они говорили по-английски, спрашивая, как мы с Лукой познакомились. Я пыталась увильнуть от их вопросов, но они были настойчивы, так что я рассказала, что у меня украли сумку, а Лука ее вернул. Эта история показалась им смешной, милой, романтичной и «так похожей на Луку».

― Должно быть, ты ему действительно понравилась, ― промолвила Элизабетта.

Она была младше меня, думаю, года на три, у нее были черные волосы, заплетенные в косу, которую она носила, перебросив через плечо так, что та свисала как раз между ее огромными грудями. По типу фигуры мы были схожи, у обоих широкие бедра, большая грудь, рост выше среднего, даже можно было назвать ее высокой. Она гордилась своими формами и ростом, выглядя при этом элегантной и довольной собой, чему я отчасти даже завидовала.

― Почему ты так решила? ― спросила я.

Она ухмыльнулась.

― Ну, ты ведь здесь, верно? Лука не часто приводит кого-то на воскресный обед. Я бы даже сказала, не припомню, чтобы он вообще приглашал кого-то.

Я нахмурилась.

― Он сказал, что вы все частенько приводите гостей.

Элизабетта и Лючия обменялись взглядами, которые я не смогла толком понять.

― Нет, это не совсем правда, ― сказала Лючия. ― Не уверена, какова была причина, чтобы он так сказал. Скорее всего, вы не правильно его поняли? Когда мы были моложе и не замужем, возможно, это и было правдой, когда нам нужно было представлять парней семье. Если он не мог наладить контакт с Элизабеттой и мальчиками, то на следующее свидание мы не соглашались. Семья ― самое лучшее испытание, чтобы определить, подходит ли вторая половинка.