Время волка (ЛП) - Блазон Нина. Страница 24

«Голодный как волк», — он вспомнил выражение Адриена. И что слуга говорил о своих собаках? — «Они набили брюхо, что не двинутся с места до завтра».

— Ты знаешь, сколько волк съедает в день, Лестан? Также много как охотничья собака?

Мужчина пожал плечами и погладил суку по холке.

— Я так думаю, что когда наши доги бегают, то съедают от трёх до четырёх килограмм в день.

«И как много весит тогда человеческая нога?» — подумал Томас.

***

Этой ночью ему снилась ведьма. У неё была чёрная кожа мадонн и клыки как у волка, она несла весы в правой руке и складную линейку в левой. У её ног лежали три мертвеца из госпиталя. Собаки Адриена сидели рядом с ними и скалили зубы. Её вой пронизывал внутренности и ноги Томаса.

Он вскочил и дышал с трудом. Прошла вечность, пока Томас не понял, что бодрствует. Сердце всё ещё билось, и какой-то шум, который мужчина не мог определить, отдавался в его ушах. Сверчок давно умолк, ночь лежала над замком как высокий покров. Юноша заснул посреди своих бумаг – он лежал в неудобной позе, прислоняясь к стене. Под его пальцами шелестели записи – расчёты, которыми художник занимался так долго, что мог рассказывать их наизусть. Мысленно он прошёл по ним ещё раз.

«Если поставить величину следов лап в пропорционально подходящее соотношение к предположительному росту и максимально возможному весу, то животное было больше, чем волк, высотой в холке примерно восемьдесят сантиметров, а весом шестьдесят килограмм. Необходимое количество пищи, в сравнении с ориентировочным весом тела, составляет примерно от трёх до четырёх килограмм. Тем не менее, если положить в основу количество пищи в дни частых нападений (вес человека, мышечную массу), бестия должна была бы быть, наоборот, огромной как лошадь, чтобы смочь поглотить такое большое количество мяса в такое короткое время:

6 января: два нападения.

23 января: два нападения.

30 января: два нападения.

24 мая: два нападения.

Июнь: в один день четыре нападения!

Почему набившее брюхо животное должно было идти охотиться снова? Ещё поразительнее то, что, несмотря на временные повреждения, зверь мог отмахать большое расстояние, очевидно, совершенно без труда, чтобы нанести удар ещё раз.

12 января. Нападение на Жака Портфе и других детей пастухов около девяти часов утра. Несмотря на ранение морды, во второй половине дня животное забило и поглотило троих детей совершенно в другом месте.

Следовательно, должно быть несколько животных (вероятно, это также объясняет, почему бестия появляется после тяжёлого ранения, несколькими часами позже, опять невредимой)».

Томас на ощупь искал свечу на ночном столике, но должен был установить, что та полностью догорела. Он никогда бы не подумал, что будет когда-нибудь ещё тосковать по шуму Парижа – повозкам, которые громыхали ночью по булыжной мостовой, горланящим пьяницам, фейерверкам и факельному свету. Ощущая полный дискомфорт, юноша прислушался и надеялся, что различит храп гостей по соседству, но ему отвечала только удушающая тишина. Затянутый облаками лунный свет рисовал гримасы на шероховатой стене. Казалось, что из щелей на него пристально смотрели мертвецы, и Томаса зазнобило, когда он вообразил, что там также стоял и Арман, обвиняющий, безмолвный и полный гнева. «Едва ли я могу спать из-за этого? Почему он посещает меня в тишине?»

Томас резко приподнялся и протёр глаза, но воспоминания о последних днях Армана нельзя было прогнать: посещение врачей, кровопускание, внос и вынос брата из комнаты. Установление гроба с телом усопшего для прощания, его отец, согбенный (прим.пер.: сгорбленный, устаревшее слово) рядом с гробом от горя, и Томас у двери. Оттуда он мог видеть только руки покойника. Руки моего брата.

Он понял, что сейчас не выдержит ни секунды в темноте. Томас торопливо поднялся и направился в кухню, чтобы отыскать свечи.

В первый момент ему показалось, что жалобный стон раздаётся из прихожей, но потом юноша заметил, что это может быть только за окном, которое скрипело в петлях. Это был шум, который его разбудил!

Томас осторожно следовал на ощупь по стене к сквозняку и вскоре стоял перед окном, которое, как ни странно, было открыто настежь. Ночной ветер мягко обдувал его лоб, и доносил внутрь замка шелест крон деревьев. Преломлённый лунный свет серебрил из облаков силуэты гор. Где-то внизу сверкал и шумел ручей. Но под замком расстилалась только матовая темнота, наполняющая долины туманом.

Жанна высмеяла бы его, и граф де Буффон не один раз. Не нужные ему насмешки. Но было трудно оставаться благоразумным и объективным, если чувства играют с тобой шутку. Потому что сразу у него было ощущение, как будто что-то там внизу с оцепенением смотрело на него; что-то, что притаилось между деревьев. Томас вздрогнул, когда ветка щёлкнула как выстрел. В следующий момент он стоял у противоположной стены и прижимался спиной к прохладному камню. «Это смешно», — упрекал себя мужчина, — «это был только кабан, олень, во всяком случае... кто-нибудь другой». Юноша нащупал стену и хотел снова повернуть назад, как его нога на что-то натолкнулась, что немедленно отдалилось от прикосновения с ним.

— Кто там? — прошептал он.

Ему ответил задыхающийся звук. Голос как из другого мира, возможно, из сна. Что-то бледное передвинулось и снова остановилось.

Томас медленно присел и зажмурил глаза. Он упёрся кончиками пальцев в землю, и коснулся чего-то холодного, что сразу отпрянуло... «Нога?»

Действительно. У стены на корточках кто-то сидел. И этот кто-то был босиком.

— Эй? — Томас наклонился вперёд и осторожно протянул руку. Его пальцы задели волосы, мягкие и длинные. Вначале он подумал, что это была служанка, которая убежала от преследования аристократов в прихожую. Но потом почувствовал дорогой шёлковый материал и рукав, украшенный кружевными воланами. — Вы заблудились?

— Sòrre? — ответил ему задыхающийся голос. Он принадлежал девушке и звучал так тонко, как Томас ребёнком всегда представлял себе голос моли. Голос был таким несчастным и потерянным, что резанул его по сердцу. Юноша сглотнул и вспомнил о вежливости.

— Позвольте, мадемуазель! — его рука осторожно обхватила её локоть, и он пододвинулся к ней ближе, чтобы помочь. — Вставайте, я провожу вас обратно к вашей ком...

Однако потом что-то случилось, что совершенно отбросило его за все границы условностей. Девушка просто скользнула к нему в руки. Томасу не оставалось ничего другого, кроме как упасть на колени, чтобы удержать равновесие, потом он почувствовал на своей щеке её мягкие волосы; и шокирующе близко тёплое тело, полное жизни; дышащее тело без корсета и каких-либо запретов. Она носила только ночную одежду. Её руки обняли его, и пылающий лоб прижался к мужской шее. Юноша чувствовал груди, талию, плечи и трепетную спину.

— Lo diable, — шептала девушка прерывающимся голосом, — de tant qu’èra vièlh, èra pelblanc (прим.пер.: дьявол, так заставляет добычу, заставляет...)

Иностранный язык был как колдовство или проклятие, прогоняя холодок по его спине.

«Не говори здесь ни о каких ведьмах», — прозвучал в его голове голос поварихи.

Тогда Томас понял, что, вероятно, девушка разговаривала во сне. Он держал в руках лунатика дворянина. Под своими руками юноша чувствовал её лёгкое дыхание и биение женского сердца на своей груди. И это сразу было так, как будто ничего больше не было, чтобы их разделяло; как будто он мог чувствовать её ужас на собственном теле и также сон девушки, такой глубокий и страшный, что, как казалось в темноте, он принимал собственные очертания. Это было невероятно и совершенно неподобающе, но его руки совсем сами по себе ещё крепче сомкнулись вокруг неё. Разум и тревога покинули мужчину, и были только лишь он и она, и его захватывающее желание защищать девушку в сумраке сновидений.