Путь истинной любви (ЛП) - Элизабет Мэри. Страница 14
Взрывы фейерверков и петард затуманивают воздух.
После того, как я украдкой уношу кусочек арбуза из вклада моей мамы в соседскую
вечеринку, мы следуем за Рисой, чтобы зажечь Пенелопе бенгальские огоньки.
– Вы ребята готовы идти в высшую школу? – спрашивает моя сестра. Еще не зажженный
косячок висит в уголке ее губ и пальцы на ногах все в грязи. Светлые волосы Рисы четко
разделены на две части и вытянуты утюжком, чтобы выглядеть как Джэнис Джоплин.
Сегодня утром Пенелопа нарисовала знак мира на своей щеке, чтобы соответствовать
настроению, которое нарисовано на ее собственном лице.
– Ага, – говорю я, кидая корку арбуза в деревья.
Пен пожимает своими обгоревшими плечами, крутя между пальцами бенгальский огонек
пурпурного цвета.
Облокотившись на сосну, полностью покрытую толстой корой, Риса прикрывает руками
зажигалку и прикуривает от нее сигарету. Вспыхнувшее оранжевое пламя освещает ее
лицо, и трясущийся кончик ее вредной привычки вспыхивает красным. Моя сестра
выдыхает густую струю дыма, прежде чем кинуть серебряную зажигалку Зиппо в Пен.
– Я что хочу сказать: я попытаюсь смотреть за тобой, но ты же знаешь, мне и свои дела
решать надо.
Когда Риса отдала нашим родителям свой аттестат, они пытались рассказать мне как
учителя в высшей школе Кастл Рейн сестру, что не захотели с ней расставаться. Но я-то не
идиот; Риса провалила двенадцатый класс, поэтому она снова будет учиться там же.
И теперь она будет супер старшеклассница. А я буду обычным новичком.
От досады она выплевывает сигарету.
– Но в конце концов, вы есть друг у друга.
Я закатываю глаза, ожидая каких-нибудь комментариев по типу «не будь таким
странным» от Пен, но она их так и не произносит. Она полностью поглощена бенгальской
палочкой, рисует в воздухе мнимое колесо, высекая искры и безуспешно пытается раздуть
пламя; желтые угольки отражаются в ее очках, обрамленных в голубое. Я предлагаю
помощь и зажигаю новый огонек с первого раза.
– Все у нас будет хорошо, – отвечаю я сестре. Пенелопа танцует между нами с
бенгальским огнем, мерцающим розовым цветом.
– Высшая школа, это совсем другое, Ди. Даже в этом говеном городке, – Темная зола
падает с косяка. Риса томно закрывает глаза, и ленивая улыбка появляется на ее губах. – Я
слышала, что школа в Ниа Бэй закрылась. И ходят слухи, что они перекидывают всех в
Кастл Рейн.
Я зажег следующий огонек для Пен.
– И что? – спрашиваю я.
Моя сестра смеется.
– И что? Да эти ребята из резервации смутьяны, и с ними постоянно одни неприятности. Я
даже не представляю, придется ли им это по душе. Каждый день, целый час ехать с
родного города, чтобы добраться до школы. Вот так-то. Когда людям становится хорошо,
правительство ломает семьи и рушит жизни. Вот почему я говорю плевать на
администрацию. И я буду ходить в школу еще следующие пять лет, если захочу. Я ни у
кого спрашивать не буду.
Пенелопа делает перерыв в рисовании звезд искрами, чтобы скосить глаза под линзами
кобальто-синего отлива и крутит пальцем у виска, как будто Риса совсем ку-ку.
Запах скунса и мокрой травы тяжело повисает в воздухе, вытравливая аромат горячих
углей и крема от солнца. У меня припасен еще один бенгальский огонек в заднем кармане
брюк, но чем больше моя сестра затягивается, тем большую чушь она несет.
– Войны, – говорит Риса, понижая голос. – Они все там сговорились.
Я смотрю на Пен, она закрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться.
– Какая еще война? – спрашиваю я.
– Все вместе взятые, – отвечает мне мисс «Паранойя». – Президент Клинтон распорядился
начать Вторую Мировую-2.
Тлеющие угольки падают с ее сигареты, и она ждет моей реакции, выдувая своим ртом
колечки из дыма. Я почти готов забросить Пен на плечо и унести отсюда, когда мистер
«Ультимативная теория заговора» зовет свою дочь.
– Ты бы лучше не стояла с этим странным парнем, – грохочет мистер Файнел со своего
двора, практически тряской отражаясь по земле под моими ногами. – Ох, парень, лучше
бы тебе не слоняться тут вокруг моей девочки!
– Президент Клинтон и его подослал, чтобы испортить твою жизнь, – смеется моя сестра и
сводит глаза в одну точку, когда очередной раз затягивает косяк.
Пенелопа бросает огонек и тушит его носком своей сандалии. Убирая свои затвердевшие
от морской соли волосы с лица, девочка с обгоревшими плечами быстро подбегает и так
же быстро чмокает меня в щеку, прежде чем испариться между деревьями без единого
слова.
Я трогаю себя по щеке в том месте, где она оставила поцелуй. Жар растекается по моему
телу, с кончиков пальцев на ногах, до конца каждой волосинки на голове.
– Теперь береги этот поцелуй, – говорит Риса. Она подмигивает, но выходит это двумя
глазами сразу.
Так что, она просто моргает.
Мама и папа чуют запах Рисы за километр, и зовут нас на переднее крыльцо, подальше от
соседской вечеринки.
– У тебя совсем никакого уважения к закону? – моя мама топает ногой. Ее светлые волосы
подпрыгивают. – Тебе совсем наплевать на свои легкие? Тебе есть вообще до чего-то
дело?
Рубашка моего отца с гавайским принтом в цветочек, застегнута на все пуговицы до
горла, как будто он латиноамериканец на каникулах. Его очки держатся на кончике носа,
когда он наклоняется ко мне и нюхает. Я делаю шаг назад с высоко поднятыми руками.
– Я не затягивался, – говорю я с улыбкой.
Моя сестра показывает мне фигу, и я сбегаю со ступенек, чтобы сесть рядом с Пенелопой
во влажную траву. Столы, стулья, барбекю и коптильни, все было убрано с улицы. Солнце
садится, но в воздухе все равно парит густой запах лета. Пенелопа сидит босая, и ее
грязные волосы убраны назад с лица и худой шеи.
Веснушчатые щеки горят красным, но на меня она не смотрит.
– Привет, – говорю я.
– Шшшш, – отвечает она. Пенелопа опускает свою руку ладошкой вверх на траву между
нами.
Все еще с ощущением поцелуя на моём лице от единственной дочери Уэйна, я наблюдаю
как он мчится по улице с хлопушкой и зажигалкой. Улыбка на лице Пен расплывается еще
больше, когда хлопушка вспыхивает как вулкан, разбрасывая серебряную и золотую
магму в воздух. Все это свистит и подпрыгивает, взрываясь гаммой цветов, которая
освещает уже темную улицу. Освещая белыми огнями лица моей семьи и Пен, все это так
же быстро тухнет, как и начиналось.
Но мистер Файнел тут затем и есть, чтобы заменить эту хлопушку на другую, которая
снова разрушает ночь вспышкой света. Между интенсивными ослепительными
вспышками, я опускаю свою руку рядом с рукой Пен и немедленно чувствую тепло от
того, что она так близко сидит.
Мой пульс утихает синхронно с затиханием петард и начинает нарастать с новыми
взрывами.
Пользуясь удачно выпавшими секундами темноты между взрывами новых огней,
фонтанов и огненных кругов, я подползаю ближе к соседской девочке.
Наши мизинчики соприкасаются.
Мне не хватает воздуха.
В ушах звенит.
Перед глазами прыгают точки.
Красный, белый и голубой огни издают визжащий звук, когда поднимаются высоко в небо
и меня уже не остановить. Я хватаю ее липкую и теплую руку с покусанными ногтями и
переплетаю пальцы плотно вместе, и даже взгляд Фашиста не может мне помешать.
Глава 8
Пенелопа
– И как давно тебе грустно, Пенелопа? – спрашивает доктор женского пола в длинном
белом халате.
Я снова перемещаюсь на кушетку, сминая белое бумажное полотенце под ногами. Мама
смахивает слезы с глаз, которые так убедительно пытается спрятать, сидя в голубом