Хранители. Единственная (СИ) - Фрей Таня. Страница 31
Он покидал её, покидал связанные с этим местом воспоминания. Но воспоминания, к его сожалению, не собирались покидать его.
Он не мог так просто забыть то, что здесь произошло. Потому что эти события были для него чрезвычайно важны.
***
Когда Маркус только переступил порог своей квартиры днём ранее, на него сразу обрушился отец со своими вопросами.
– Ты в своём уме? Где ты проводишь всё время? Почему тебя постоянно нет дома? С кем ты пьёшь? Или ты и вовсе принимаешь? Что с тобой вообще творится, чёрт тебя подери, последнее время?!
Он был в ярости. Мать же стояла в дверях гостиной и не смела пророните ни слова. Маркуса это раздражало, потому что он знал: та несогласна с отцом. Так почему же она ни разу не выступила со своим мнением?
– Не спеши с выводами, отец, – только и сказал он и направился в свою комнату. Однако мистер Миллс схватил его за ворот рубашки и заставил остановиться.
– Ты мне ещё указывать будешь, что мне делать? Большое спасибо, я очень нуждаюсь в твоих советах, сопляк! – закричал он.
– Николас! – не выдержав, воскликнула мать. – Оставь сына в покое!
– Я не собираюсь оставлять его в покое! Он позорит нашу семью! Ты о нём вообще знаешь хоть что-либо? Ты знаешь, что с ним происходит?
– Да, в отличие от тебя! – крикнула она. Маркус вздрогнул. Уж кто-кто, а она вряд ли вообще была в курсе всех дел. Но, видимо, она решила принять его сторону. И это его изумило и порадовало.
– И что ты мне теперь скажешь в его защиту?
– Что твой сын вырос! Что твоему сыну есть, кого любить! И что я разрешаю ему проводить время с ней!
А байка про девушку, как оказалось, пошла, как горячие пирожки. Вот только была ли она теперь всего лишь байкой?
– Я, наверное, ещё должен сказать спасибо, что не с каким-нибудь ‘ним’? – словно бык, взревел Николас Миллс. – Что мне толку с какой-то девушки? Ты знаешь, кто она такая? Ты её видела хоть раз? Как её зовут, из какой она семьи, тебе всё это известно?
– Ты совсем с ума сошёл со своей предвыборной кампанией, – тихо заметила мать.
– Предвыборной кампанией? – удивлённо переспросил Маркус. Уж о чём он впервые слышал, так это о предвыборной кампании отца. Конечно, тот был политиком, и всё такое, но… Этого он как-то не ожидал.
– Твой отец баллотируется в Президенты боро Бруклин, – возвестила мать и обратилась к отцу: – Ну что же ты молчишь, поведай сыну радостную весть! Расскажи, что да как!
– Не собираюсь я ему ничего рассказывать! Гуляет с какой-нибудь девчонкой из малоимущей семьи, а я ещё…
Договорить ему не удалось. Просто Маркус быстро ринулся к нему и изо всей силы вмазал ему по лицу. Удар зазвенел в наступившей тишине.
Николас прижал ладонь к щеке и ошеломлённо посмотрел на сына. Он был в шоке: никогда бы не подумал, что Маркус осмелится его ударить. А он ударил.
– Ещё одно подобное слово в сторону Сандры, и я за себя не ручаюсь, – жёстко сказал он, пригрозив отцу пальцем, а потом развернулся и зашёл в свою комнату, хлопнув дверью и закрыв её на ключ.
Его раздражал тот факт, что его отца интересовала только финансовая и социальная сторона любой проблемы. Он не видел в людях людей, он видел в них рабочую силу и мешки с деньгами. Из этого и вырастали все его неудачи и провалы, которых, правда, пока что не было так много, как могло бы быть.
Маркус подошёл к своему рабочему столу и взял с него рамку со вставленной в неё фотографией двухлетней давности. На ней они были с Сандрой в парке аттракционов. Ещё счастливые, радостные, весёлые. Ни о чём не подозревающие.
Вернее, это она ни о чём не подозревала. А он – подозревал. И даже, наверное, знал. Знал о Хранителях, знал, что Сандра с ними связана и рано или поздно к ним примкнёт. В семнадцать с лишним лет, именно в конце мая. И он ждал этого момента, будто бы он что-то резко мог поменять.
Он мог. И он поменял.
***
– Вы просили принести большой белый лист, и вот…
– Спасибо, – оборвала Сотрудницу на полуслове Миранда, забрала у неё из рук ватман и закрыла перед её носом дверь своей комнаты. Подошла к столу, взяла чёрный маркер, уселась.
Идея родилась у неё утром, когда она поняла, что какие бы трудности у неё не возникали с мятежниками из-за проблем с её братом, а те наверняка за неё беспокоились. Искали её. Если же не искали, то, по крайней мере, думали, где она.
Поэтому ей было необходимо сообщить, что она остаётся в Штабе под чутким прицелом Аманды Коллендж. Что теперь ей и шагу лишнего не сделать, не то что продолжать деятельность в роли мятежницы. Она буквально стала заложницей Штаба. Застряла здесь. Как в тюрьме.
В своё время Сандра удивилась словам о том, что Штаб – это тюрьма. Что ж, если бы сейчас она видела Миранда, то удивление у неё бы вмиг исчезло. Потому что теперь по-другому этот подземный комплекс по отношению к ней назвать было нельзя.
Коллендж не смирилась над Мирандой, сохранив ей жизнь. Она лишь усилила её страдания и мучения, и сделала она это умышленно. Нет никакого удовольствия жить в постоянной панике, нет никакого удовольствия жить. До тех пор, пока Мира не вспоминала тех, ради кого жить ещё было нужно. Пусть этот список таких людей и претерпел некоторые изменения, которых она и сама, наверное, не ожидала.
Она написала большими буквами послание, которое не несло в себе никаких призывов к её освобождению, а просто констатировало факт, который ещё не был общеизвестным. А потом вышла из своей комнаты, устремившись в безлюдный закуток, в котором располагалась та камера, которая точно контролировалась мятежниками. Это она знала так же точно, как собственное имя.
И, подойдя к камере, она подняла вверх лист так, чтобы было видно. Чтобы те, кто будет просматривать запись, увидели её послание, звучащее не самым оптимистичным, зато правдивым образом. Чтобы уяснили это, зарубили себе на носу, и не ждали её, как ждут солдат с фронта.
Она написала: “Я не вернусь”. И это были те слова, которые должны были знать мятежники. Больше им ничего знать не требовалось. Как посчитала Мира, этого было предостаточно
В Штабе было тихо.
Кастор спокойно зашёл в свою комнату. Поставил на пол сумку.
Он не просил ведь собирать его вещи, потому что был уверен, что вернётся сюда. Что ничего не изменится. Что он не будет жить снаружи, убежав от Хранителей.
Быть Сотрудником – это его призвание. То, что было предначертано ему Судьбой, и что ему было не под силу изменить.
“Кто-то обязательно по-настоящему полюбит тебя, Кастор. Но сейчас… Мне кажется одно. Это буду не я.”
Слова Сандры неумолимо звучали у него в голове, отзываясь грузным эхом. Но, с другой стороны, он был к этому готов. Потому что не могло всё быть, как в красивой сказке, где после признания в любви принцесса бросается на шею своему избраннику и осыпает его поцелуями, приправленными слезами счастья. Реальность – не сказка. В жизни всё иначе. В жизни принцесса плачет не от счастья, в жизни принцесса не может ответить взаимной любовью по щелчку. В жизни принцесса – не принцесса. Обычная девчонка, необычная лишь для некоторых.
С этим было необходимо мириться.
Но, что удивительно, Кастор смирился уже давно. Поэтому сейчас будто бы ничего не чувствовал.
Ничего, кроме укола отчаяния.
Разложив вещи, он вышел и направился в столовую. Не потому, что хотелось перекусить, нет. И кусок в горло не лез на эмоциях. Просто ему было необходимо кого-нибудь встретить. Одиночество сейчас было самым худшим вариантом времяпрепровождения, ведь тогда бы он вновь погряз в прошлом. Утонул.
Когда он зашёл внутрь, то не стал брать талон, занимать очередь. Просто сел за столик и стал смотреть на входивших. Вот две щебечущие о чём-то Сотрудницы, вот какой-то занятой Сотрудник.
А вот…
– Джу, – негромко позвал он. Девушка подняла голову, увидела друга. И ринулась к нему. Молниеносно подбежала и, даже несмотря, что он сидел и даже не успел встать к ней навстречу, крепко обняла его.