Роза для дракона (СИ) - "Aino Aisenberg". Страница 4

Секрет, не слишком трепетно хранимый девочкой, раскрылся при очередной предпасхальной уборке, когда Гермиона, освобождая многочисленные ящики и коробки от ненужного хлама, наткнулась на прелюбопытный образец. Ящик из-под маггловского телевизора был доверху наполнен исписанными вдоль и поперек пергаментами. Сначала женщина не на шутку встревожилась, узнав почерк дочери. Присев на подлокотник дивана, она тут же принялась изучать написанное Розой, и уже через минуту она не могла сдержать смеха: девочка писала миниатюрные рассказы из жизни их семьи. В десяти или пятнадцати предложениях дочь довольно точно описывала привычки отца, характер собственной матери, любовь к своей бабушке или последнюю ссору с братом. Несколько часов Гермиона провела за чтением и опомнилась, только когда в комнату заглянул любопытный закат. Она торопливо убрала прочитанное обратно в коробку и благоразумно решила не торопиться с выводами.

Но улик, говорящих о странном хобби дочери, становилось все больше: разбросанные по всему дому сломанные перья, чернильные пятна на занавесках. На беседу Гермиона решилась только после того, как обнаружила записи Розы на рулоне бумаги в туалетной комнате. Талантливые, интересные, между прочим, записи.

Разговор состоялся в ультимативной и односторонней форме. Когда после ночных совещаний с Роном и посещения утром одной из лавок в Косом переулке родители поставили перед изумленной дочерью объемную коробку с красным бантом.

— Ого, это что? — удивилась девочка. — Вроде не День рождения.

— Пиши, у тебя прекрасно получается, — губы Гермионы легко коснулись пробора на голове дочери.

В свертке оказалась волшебная машинка, которая могла печатать без участия пальцев чародея. Чтобы получить страничку с текстом, достаточно было наклониться к похожему на маленькую ракушку микрофону и начать диктовать.

Роза радовалась не столько машинке, сколько разрешению обнародовать свое хобби. Девочка не считала это даром, но ценила, когда кузина Лили заливисто хохотала над миниатюрами, что Роза писала о школьных приятелях.

Машинка же работала плохо и добавляла жуткую отсебятину. Вскоре Роза забросила её и вернулась к привычному способу изложения: пергаментам, перьям, чернилам. Краска въедалась в кожу пальцев, да так, что не помогало даже очищающее заклятье, пергаменты заканчивались, а Роза все писала и писала, ломая перья, разбрасывая их по дому, забывая их за ухом или в прическе. Гермиона смеялась над ней и называла ласково: «Моя рассеянная рыжая ворона».

Роза писала не только на досуге. Маленькие рассказы помогали ей справиться с неудачами, грустью и даже… одиночеством, когда все, и даже малышка Лили, обзавелись кавалерами. И только она — Роза, совершенно не обделенная природой, ходила одна.

Тогда-то она и познакомилась со Скорпиусом Малфоем. Нет, Роза, конечно, знала его имя и факультет, а также, с подачи отца, что мальчик этот редкостная задница, но принимать по умолчанию чье-либо мнение и знакомиться лично, оказалось разными вещами.

Однажды он догнал ее посреди коридора: волосы всклокочены, щеки румяные. Не по-малфоевски бестактно, он потянул ее за рукав и выпалил, переводя дыхание: «Твоё?»

Роза тогда покраснела до кончиков пальцев на ногах. Блокнот в красной обложке являлся ничем иным, как её собственным дневником, миниатюр из которого она не декламировала даже Лили.

— Читал? — со злостью выплюнула она, прикидывая, где могла «зевнуть» дневник.

— Не успел, — широко улыбнулся юноша, — ты выронила его на лестнице, двумя этажами ниже. Только я не успел догнать тебя сразу… наткнулся на МакГоннагалл и несколько минут объяснял, почему мои ботинки не коричневого, а голубого цвета.

Взгляд Розы непроизвольно скользнул вниз. Из-под школьной мантии Скорпиуса довольно комично торчали ботинки цвета июльского неба.

— ПО-ЧЕ-МУ-у? — в голос засмеялась она.

— Кто-то пустил заклятьем на Зельях, а я и не заметил, — улыбнулся Скорпиус.

Она понимала, что их пальцы неприлично долго держат оказавшийся между ними дневник.

— Я хотел… хотел бы пригласить тебя на бал по случаю Рождества, Роза.

…

Так началась их дружба. Странная, не понятная никому. И Лили, и Альбус, и даже Хьюго подшучивали над выбором сестры, когда путающийся в долговязых ногах за ней неизменно вышагивал Скорпиус. Будь то прогулка в Хогсмид или нудная отработка в библиотеке — двое были неразлучны.

— Скажи, Роза, мне очень нужен твой совет… У меня еще никогда не было с парнем, скажи, а когда…

Тогда Лили и Роза впервые поссорились. Ведь между Скорпиусом и Розой не было ничего, кроме схожести во взглядах, кроме пыльцы с макового поля, где они встречались, когда приходило время каникул. У них были зеркала летних вод, солнечные брызги и домик на дереве, который Скорпиус трансфигурировал, чтобы пережидать в нем дожди.

С появлением аккуратного и немного педантичного Скорпиуса в жизни Розы завелся неведомый до той поры зверь по имени Порядок. Больше не было перьев в волосах и чернильных пятен на платьях. Пергаменты хранились в строгом порядке. У Розы появилась синяя папка, в которую она складывала то, что считала удачным. Папку украшала тисненая вязь букв: «Личная собственность Розы Уизли, охраняется заклятиям неудержимого пуканья».

Подарил папку Скорпиус Малфой.

Министерский кабинет мистера Малфоя здорово напоминал коробку от его любимого парфюма: строгий серый параллелепипед с легкими серебристыми вкраплениями в сверкающих на столе письменных принадлежностях и металлических шахматных фигурах, расставленных на столике возле окна. Мужчина и сам идеально вписывался в интерьер, будто являясь неотъемлемой его частью. Бесцветные почти серебристые волосы густой челкой падали на глаза. Из-под паутины ресниц взгляд внимательных светло-серых глаз пробегал строчку за строчкой. Он что-то писал, бормоча себе под нос весьма недовольно.

Он уже поставил подпись, как вдруг в кабинет решительно постучали. Малфой быстро смял письмо и швырнул его в корзину для бумаг.

— Да, войдите, — громко пригласил он.

В дверном проеме моментально возникла фигура Скорпиуса.

— Ты хотел меня видеть, отец?

— Хотел поговорить о твоем назначении. Утром было неудобно, да и сейчас я немного занят… Я думал побеседовать за обедом, скажем, в кафе напротив, после полудня. Идет?

— В это время я уже отправлюсь в путь, — равнодушно протянул юноша, — сегодня я явился в Министерство только, чтобы собрать документы, необходимые в поездке и получить директивы от руководителя.

— Что ж, — нахмурился старший Малфой, — значит, говорить придется здесь и сейчас.

— О чем?

— О том, что я против твоего назначения и вообще работы в Отделе Международных Связей.

— Помнится, мою кандидатуру на роль твоего помощника ты даже не рассматривал! Вот я и начал карьеру в другом отделе, — в голосе мальчишки слышался нажим, которому реактивно воспротивилось все существо Драко.

— Я говорил тебе, что это за работа!

— То, что мне придется немного путешествовать и, наконец, увидеть мир за пределами стен Малфой-Мэнора? Тебе ЭТО не нравится, отец? Обычный малфоевский эгоизм — держать в зоне видимости то, что, кажется, принадлежит тебе. Так?

— Немного путешествовать?! Ты будешь отсутствовать большую часть времени!!! В этом и заключается твоя работа!

— У тебя есть иные предложения?

— Скажем так. Я готов пересмотреть свое решение насчет твоего присутствия здесь. Поработаешь несколько лет, наберешься опыта и сможешь рассчитывать на место моего заместителя. А потом… когда я соберусь на покой…

— Ты понимаешь, о чем говоришь?! Я уже прошел этот путь единожды в своем отделе. И теперь ты предлагаешь мне бросить все и осесть подле тебя?! Все начать сначала, когда через несколько месяцев я могу рассчитывать на грандиозное повышение?!

— Я не вижу ничего дурного в том, чтобы учиться полезным вещам и остаться с грамотным наставником, ВРОДЕ МЕНЯ. Ты, прав, сын, я не считаю тебя достаточно зрелым, чтобы справиться на посту ПОДОБНОМ МОЕМУ.