Там, где холод и ветер (СИ) - Северная Ирина. Страница 101

— Я был здесь только однажды, больше двадцати лет назад, — раздался негромкий голос Кейрана. — Чудно как-то, что мы нашли и ручей, и кромлех так быстро и не блуждая по дебрям.

— Удивляешься, что мы не заблудились? — отозвалась Хейз.

— У меня безумное ощущение, что я никогда и не мог бы потеряться здесь. Это словно встроенный gps — однажды заданный маршрут остается памяти и включается, когда начинаешь движение. Видимо, гены двух малохольных женщин в моем роду дают о себе знать, — усмехнулся Кейран.

Он подошел ближе, обнял Хейз, прижимаясь к ее спине.

Тишина вздохнула, прошептала что-то им обоим. Воздух стал сладким, чуть влажным, будто распыленный нектар. Он оседал и таял на языке при каждом вдохе. Ярко и сочно запахло травами и цветами. Повсюду разлился медовый аромат, как от целого поля цветущего поблизости алиссума.

Руки Кейрана задвигались по телу Хейз. Гладили изгибы бедер и талии, поднимались выше, пробираясь под тонкий хлопок футболки. Кожа девушки прохладная, словно шелк под его ладонями.

— Моя… любимая… — шептали его губы.

И что-то в окружавшей их природе делало так, что даже если бы Кейран не произнес эти слова вслух, Хейз все равно услышала бы его.

Он зарылся лицом в ее волосы и вдыхал их аромат, смешанный с ароматами леса. Ласки становились все настойчивей, объятия теснее, дыхание чаще, слова горячее и откровенней.

Она чувствовала его возбуждение, его неумолимый напор, порожденный потребностью быть с ней и в ней.

Кейран отвел волосы Хейз в сторону и целовал её шею, спускаясь ниже, к изгибу плеча, островку теплой кожи в вырезе футболки на спине.

Сильное бедро протиснулось между ее слабеющих ног, слегка раздвигая их. Хейз запрокинула голову и тихо застонала, когда рука Кейрана, лежащая у нее на животе, опустилась ниже, расстегнула ее джинсы, скользнула внутрь, под резинку трусиков и коснулась повлажневшего, трепетного местечка.

Пальцы медленно двигались — чуть выше, чуть ниже и внутрь, в горячую гладкость…

Хейз подняла руки, обхватила голову мужчины, сводившего ее с ума, притянула к себе и поцеловала в губы, ловя его неровное дыхание.

Ими овладела голодная лихорадка, словно они сотню лет не могли добраться друг до друга и теперь больше не хотели ждать, не могли сдерживаться. Их тела сами знали, что им нужно, и были настроены на одну волну. И волна эта то качала их, то накатывала, поднимая высоко, то вновь чуть спадала, давая возможность немного перевести дух. Кровь, проходя через наполненные любовью сердца, неслась по венам потоком чистого насыщенного желания.

Это не просто похоть и жажда, требующая утоления. Это — совершенная благодать, что наполняет и обволакивает. Она повсюду — внутри и вовне. Это — упоение друг другом, испытав которое, уже никогда не сможешь быть с кем-то еще, не захочешь чего-то иного.

Хейз почти не владела своим телом, лишь ощущала его абсолютную наполненность любовью. Она парила где-то, чувствуя только своего мужчину, его губы и руки, его запах и тихий голос.

— Хочу тебя… — долетало до слуха Хейз многократно повторенное, и расплавленное марево чуть рассеилось.

Это все еще она. Пока не потерялась, не отдала себя всю безвозвратно.

— Здесь?.. Но… — проговорила она. Слова посланы рассудком, но губы произнесли их небрежно, желая совсем другого. И, выполнив, что должно, рассудок смолк. На самом деле он хотел того же, чего жаждали тело и душа.

— Если не здесь, сладкая, тогда по дороге к машине, на муравейнике, — прорычал Кей, — выбор за тобой.

У Хейз вырвался короткий смешок. Кейран мог еще шутить, значит, они не совсем обезумели и находились все еще в этой реальности. Но все завертелось снова, едва он развернул девушку лицом к себе и накрыл ее губы ртом.

На выпавший из круговорота миг ей показалось, что их подхватила какая-то мощь и унесла из привычного мира, туда, где каждое чувство, каждая эмоция ощущались во стократ сильнее и могли поглотить без остатка. И только там можно увидеть и понять что-то свыше того, что могло привидеться даже в самых ярких снах. И за той гранью они бы поверили в то, что обладали невероятной силой, которой могли делиться друг с другом.

Здесь, в этом мире, эта сила звалась Любовью. В прочих мирах у нее могло не быть названия, но от этого суть ее не менялась.

Затерявшись в невероятно мощных ощущениях, Кейран и Хейз будто попали в безвременье, туда, где Сейчас стало Всегда.

Раздевая Хейз, Кейран не переставал целовать и ласкать ее. Он сорвал с себя майку пока Хейз справлялась с молнией его джинсов. Из его груди вместе с прерывистым дыханием вырвался хриплый, низкий звук, когда её нежные пальцы коснулись его, невероятно твердого и горячего.

Приподняв Хейз под бедра, он шепнул:

— Обхвати меня ногами, любовь моя. И держись крепче…

Тело в его руках плавно изогнулось, подалось вверх, и он вошел в нее, такой тугой, мощный и обжигающе нетерпеливый.

Оставаясь в ней, Кейран бережно опустил Хейз спиной на кромлех. Она ощутила мягкость сухого мха и твердость теплого камня. И силу, которая шла от древнего монолита, наполняя все ее тело, а через нее передаваясь и Кейрану.

А он двигался, прикасался и целовал. Был одновременно бережным и страстным, нежно скользил и жестко толкался, его язык и пальцы сводили с ума, дразнили и требовали, и в то же время успокаивали, утешали и давали, ничего не прося.

Он не просто любил ее, он совершал таинство, связывающее их навсегда.

И если Хейз по каким-либо причинам не пожелает остаться с ним, то для него это будет означать конец мира. Небольшой такой личный Апокалипсис, после которого не останется ничего, ради чего стоило дышать.

Виделось ему это или на самом деле дела обстояли именно так, но он начал жить, только повстречав эту женщину. Его сон был спокойным только рядом с ней. Он ощущал все богатство вкусовых ощущений, только принимая пищу из рук любимой.

Хейз права. Он был дважды благословлен.

Талантом, дарованным Богом. И встречей с ней, подарившей ему откровение истинной любви.

И именно теперь, как никогда отчетливо понимал, что двумя благословениями сразу обладать невозможно. Чем-то придется пожертвовать.

***

…Тела двигались, воспаряя все выше. С губ срывались слова, вздохи и стоны.

Кейран приподнялся на руках, глядя на свою женщину в момент её приближения к вершине. Амулет, грубоватая поделка с языческими символами, создавал причудливый контраст с нежной обнаженной кожей Хейз, вызывая необъяснимое желание поклоняться чему-то вечному, непознанному. Подвеска перевернулась, открывая свою оборотную сторону, где была изображена друидская сигилла.

Брутальный талисман на нежной обнаженной груди — маленький щит, защищавший сердце и душу от зла и напастей.

Хейз вздохнула, прогнулась, потянулась к Кейрану, и он снова припал к ее телу, вжимаясь в нее, желая раствориться, затеряться в их любви.

Стремительно приближаясь к кульминации, он вдруг почувствовал жар в груди. Что-то прожгло центр его солнечного сплетения, вонзаясь раскаленной стрелой, проникло внутрь, разлилось в груди палящей волной. Ощущение это соединилось с накатившим мощным оргазмом, поглотило, заставляя издать хриплый, почти звериный рык, наполненный сладостной болью и пронзительным наслаждением.

***

Я плохо помню, как мы одевались, выходили из леса и снова оказались в машине.

Мое состояние было таково, что я… не ощущала себя. Казалось, в какой-то момент я позабыла даже собственное имя. Все тело дрожало от испытанных оргазмов, столь невероятных, что внутри меня до сих пор плескалась чистейшая эссенция наслаждения, омывая каждую клеточку моего существа.

А рядом шел тот, кто мне это подарил. Источник всего самого чудесного в моей жизни. Мужчина, умевший любить так, будто сегодня последний день на земле и все накопленная им благодать будет отдана мне без остатка.

Всю обратную дорогу мы держались за руки и молчали, но взгляды говорили больше, чем любые слова. Останавливались пару раз, чтобы просто посидеть в тишине, глядя друг на друга. Мы поели печенья, запивая его водой из ручья. И я ни разу не вспомнила про дизентерию.