Там, где холод и ветер (СИ) - Северная Ирина. Страница 99

— Но как же так… А Джек и бабушка? — вырвалось у меня. — Они разве не знали этого? Они жили с вами?

— Они жили отдельно, в городе. Но в какой-то момент переселились в коттедж. Не знаю, когда именно это произошло, и что уж там они пытались предпринять, но бабка вдруг подхватила вирус сумасшествия моей мамочки, — ответил Кейран. — А после гибели матери Полин вообще погрузилась в эзотерические дебри, и уже в свою очередь окружила меня удушающей опекой. Правда, в комнатушке больше не запирала, — раздавшийся смешок больше похож на хриплый кашель. — А в итоге… В итоге, я был не из тех пацанов, которые носятся по улицам и творят положенные им по возрасту глупости.

— А Джек? — напряженно проговорила я. — Что же он?

— Насколько я знаю и помню, Джек боролся, как мог. С дочерью. Потом с женой. И постоянно со своим долгом мужа, отца и деда. И при этом был не самым счастливым мужчиной. Это еще мягко говоря.

Мне захотелось обнять Кейрана, вцепиться в него, что называется, мертвой хваткой, и не отпускать до тех пор, пока горечь в его спокойном голосе не исчезнет, растворившись в прошлом без малейшего следа.

— Дед любил другую женщину. Бабка любила другого мужчину. Но они были вынуждены оставаться вместе. Сначала из-за матери, которая, будучи совсем девчонкой, принесла в подоле детеныша, рожденного невесть от кого. Потом из-за меня, сиротинки. Разойдись Джек и Полин, с кем бы остался я? Со странной бабкой? Или с дедом, которого нарушенное чувство долга подкосило бы много раньше, чем это случилось?

Кейран отмахнулся от вьющихся у лица мошек.

— Я не злюсь на них и не жалуюсь. Мне, в общем-то, неплохо жилось, — спокойно продолжил он. — У меня было все, что может понадобиться ребенку. Не было лишь свободы. И причина, по которой мне в ней отказали, до сих пор неизвестна. Но, признаться, теперь я и знать этого не хочу.

— А Джек? Он что-нибудь пытался объяснить тебе? — осторожно спросила я.

— Пытался, — у Кейрана вырвался смешок, — как это может делать только Джек. Трепаться обо всем и ни о чем. Выдавать череду пространных, филосовски-назидательных фраз. И за ними — ничего конкретного. Еще поерничает, похохмит и все заморочки вдруг покажутся высосанными из пальца. Послушаешь его и живешь дальше.

— Не так уж плохо, — заметила я.

— Это точно. Благодаря, наверное, именно деду у меня не поехала крыша от всех этих странностей.

Кейран посмотрел на меня, прищурившись.

— Страшно? — спросил он.

— От чего именно мне должно быть страшно?

— С кем ты оказалась в темном-темном лесу. Сейчас заведу в чащу подальше, изнасилую три раза и брошу.

— Господи, и к чему ж совершать такие сложные маневры? — вырвалось у меня. — Привозить в отель, потом в лес тащить.

— А нас, чокнутых, не понять, — загадочно заявил Кейран. — Мы любим, чтоб позаковыристей. Маньячно этак.

Я рассмеялась и тяжкое ощущение от рассказа чуточку рассеялось.

— Полин умерла, когда мне исполнилось двенадцать, — продолжил Кей, дав мне отсмеяться и немного расслабиться. — Незадолго до смерти она рассказала о месте, которое находится здесь. Утверждала, что в этом лесу течет ручей, берущий начало из родника, найденного, выпущенного на поверхность земли и благословленного самой Бригитой*. Я был здесь однажды, с дедом. Мы исполнили желание бабки, взявшей с Джека клятву, что как только ее не станет, он обязательно отвезет меня сюда, умоет и напоит водой из этого ручья. “К”н”и”г”о”л”ю”б.н”е”т

— Но… зачем? — спросила я. — Что это значит?

— Ну, как я уже сказал, женщины в нашей семье были большие… затейницы, — со смешком заметил Кейран. — Безоговорочно верили во всякие чудеса, приметы. Я родился первого февраля, на Имболк**. Это праздник посвящен Бригите. Бабуля утверждала, что я появился на свет благодаря какому-то там чуду, и она просила древнюю богиню защитить меня. В последние годы перед смертью она время от времени упоминала о какое-то проклятии или заклятии, якобы лежащем на нашем роде. Кстати, рисунки на стенах в доме, это ее рук дело. Бабуля утверждала, что они… охранные, — Кей поморщился, произнося это.

— Так это она рисовала?! — воскликнула я.

В голове что-то защелкало. Отдельные картинки, как кадры порезанной кинопленки, вдруг потихоньку стали меняться местами, складываясь в нечто связное, уже не лишенное смысла и определенной логики.

Узорный бордюр на стенах в доме, созданный бабушкой Кейрана и повторяющий рисунок на кованых изделиях и амулете, который изготовил дядя Эвлинн для своей возлюбленной.

Полин, будучи замужем за Джеком, любила другого.

Загадочный дядя Эвлинн преданно любил замужнюю женщину, с которой так и не смог быть вместе.

Под футболкой у меня надета подвеска, подаренная Эвлинн. Я привыкла носить ее именно так, под одеждой, позволяя грубоватому металлу соприкасаться с кожей. И каждый раз, прислушиваясь внимательней, замечала будто бы волны едва ощутимого тепла, идущие от амулета.

Мир поистине тесен, и судьбы, живущих в нем, могут так причудливо переплетаться. А любовь редко может приносить радость. Она охотней испытывает людей, заставляя их постоянно чем-то жертвовать.

Я не озвучила свои размышления, оставив копания в догадках на потом.

Мы не останавливались, продолжая неторопливо и размеренно шагать.

— Так вот, помимо той чепухи, что этот ручей как-то связан с моим появлением на свет и прочим, — снова заговорил Кейран, — Лиз говорила, что я должен буду обязательно привести сюда свою любимую женщину. Как только встречу ее и пойму, что она «та самая». Я давал обещание только для ее спокойствия, не веря ни во что. Но сегодня выполняю его без колебаний. Потому что все случилось.

Кейран повернулся, высвободил руку, пальцами которой сплетался с моими. Провел тыльной стороной ладони по моей щеке, погладил шею, скользнул по спине.

— Ты — та самая, единственная и любимая, — мягко произнес он, не сводя с меня глаз, — и мне легко это говорить, и легко привести тебя сюда. Оказалось, это естественно, как дышать.

Он замолчал, задумался, прищурившись, посмотрел вверх.

Сквозь кроны деревьев солнце проливало мягкий свет вертикальными лучами, в которых купались мелкие пылинки-песчинки, мелькали насекомые. И это движение не останавливалось, оно казалось вечным.

— Наверное, до тебя я как-то неверно дышал. Или не дышал вовсе.

Слушая Кейрана, растворяясь в его голосе, словах, я и не заметила, как что-то неуловимо изменилось. Идти стало легче. Ноги будто ступали не по земле, а по мягкому ковру. Мох. Яркий и сочный, он покрывал почву, стволы поваленных и растущих деревьев, пни и кочки.

Здесь, в этой части леса, зеленого цвета стало очень много, и от его обилия я на миг утратила способность ориентироваться. И не только от этого. Возникло чувство, что я незаметно телепортировалась куда-то, где бывала только во сне. Или попала в иллюстрацию к сказке или полузабытому преданию.

Я точно была здесь. Во сне или наяву, не помню точно. Просто знаю, что это место мне знакомо.

Перед глазами вдруг все поплыло, и я вцепилась в руку идущего рядом мужчины.

— Ты что, милая? — Кейран остановился, с тревогой заглядывая мне в лицо. — Наверное, мне лучше больше молчать. Кажется, я довел тебя до дурноты своей бредовой болтовней, — пробормотал он, придерживая меня за плечи

— Нет… — выдавила я, — болтовня здесь не причем. Это снова… избыток. Теперь кислорода. Здесь так… много всего — зелени, воздуха.

— Ну, да. Так я и поверил.

— Правда, правда. Это гипервентиляция. Мне бы в пакетик подышать…

— Есть средство получше, чем пакетик. Стоит попробовать, — заявил Кейран, привлекая меня к себе и накрывая мои губы своими.

Он целовал медленно, сначала очень осторожно, ласково гладя по спине и плечам, прислушивался к моему состоянию. Потом, заметив, что я перестаю дрожать и тянусь к нему, обнял крепче и углубил поцелуи. Его язык танцевал в моем рту, губы гладили, смаковали, забирая тревоги и страхи, щедро делясь любовью и желанием.