Белая ворона (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт". Страница 21
Тье Эстер, сидящая рядом с возмущенной Тилли, сочувственно покачала головой, не отрываясь от работы. Впрочем, даже ее замечательное равновесие духа, кажется, имело пределы — тье слегка раздраженно поморщилась. Маред про себя подумала, что невозмутимую пожилую даму больше раздражает поведение Тилли, мешающей ей работать, чем происходящее в отделе. А может, одно сочетается с другим. Неприятно, когда рядом с тобой происходят подобные противные мелкие гадости! Но Тилли слишком уж громко и часто возмущается, лучше бы и вправду попыталась выяснить, кто это делает — не может ведь быть, чтоб никто ничего не заметил.
Однако сердиться всерьез и подолгу секретарша не умела. Хлопнув опустевшим ящиком стола так, что тот едва не вылетел из пазов, она сунула руку в висевшую на спинке стула сумочку, с торжеством извлекла припрятанную коробочку с шоколадом и открыла.
— Тье Эстер, будете конфетку? А вы, Маред?
— Благодарю, нет, — в голосе почтенной тье проскользнули едва уловимые холодные нотки. — И осторожнее с бумагами, милая… Шоколад оставляет пятна.
Маред улыбнулась ничуть не обескураженной Тилли, покачала головой и снова уткнулась в документы, всем видом показывая, как занята. Взгляды тье Эстер на еду и напитки возле документов она полностью поддерживала, но не делать же замечания коллеге, которая работает здесь куда дольше тебя и постоянно, между прочим. К тому же Тилли угощает ее от души, старается быть милой… Может, удастся с ней подружиться?
Маред украдкой покосилась в сторону секретарши. Свободной от шоколадки рукой Тилли накручивала на палец длинную прядь волос, умело выпущенную из прически, чтобы обрамлять личико, и даже с расстояния нескольких шагов было видно, каким блестящим ярко-розовым лаком накрашены ноготки. Слишком длинные, кстати, чтобы с должным удобством работать на клавиатуре. Маред вздохнула и посмотрела на собственные руки. Наверное, это она сама неправильная женщина. Чернильные пятна только-только полностью сошли, можно бы отрастить ногти и заглянуть в салон красоты — сделать что-то похожее. Пусть не такое яркое, но милое и женственное. Как-то после свадьбы она попробовала — хотела быть как можно красивее для Эмильена.
Оказалось, что стоит ногтям отрасти чуть длиннее, и работа на вычислителе жутко замедляется, а блестящий, как леденец, лак мгновенно тускнеет и трескается от воды с мылом, уксуса, лимонного сока и прочих средств поддержания порядка в доме. У них, разумеется, была служанка, но платить ей столько, чтобы совершенно избавить хозяев от домашних забот, семья Уинни никак не могла себе позволить. Поэтому болтливая, но расторопная девица не жила в доме, а приходила на полдня и занималась только грязной работой вроде крупной стирки, чистки камина и кастрюль, мытья и натирания полов воском. Остальные домашние заботы ложились на Маред, но Эмильен клятвенно обещал, что как только завершит свою работу и возьмет патент на изобретение, его маленькой женушке больше не придется и пальчиком прикоснуться к грязной тарелке или стирке рубашек. А пока нужно немножко потерпеть…
И Маред терпела. Обойтись без длинных ногтей, пышно уложенных локонов и модного платья — это такие мелочи. К тому же Эмильен обожал ее именно такой, ему нравилось, когда она одевалась скромно, как подобает приличной замужней женщине. Строгие темные платья, удобное белье, практичная обувь… Хороший вкус и респектабельность — вот главные помощники женщины. И Маред понимала, что это настоящая любовь, потому что муж искренне считает ее красивой и не заглядывается на ярких кокеток. Тилли с ее густо накрашенными ресницами, блестящими от помады губами и приталенными блузочками он наверняка счел бы слишком легкомысленной, да и на новое синее платье Маред покосился бы неодобрительно — да, темно-синее, но как подчеркивает фигуру!
«Прекрати, — остановила она себя. — Хватит. Он был твоим мужем, так что имел полное право решать, как тебе одеваться… И между прочим был прав. Пока ты пряталась от мужских взглядов и была незаметной, как истинная Чернильная Мышь, все было хорошо. Ты была в безопасности. А стоило однажды попасться мужчине — и посмотри, в кого ты превратилась. Наложница и содержанка! Но… ведь другие как-то ухитряются быть привлекательными и при этом чувствовать себя спокойно? Посмотри хотя бы на Тилли…»
Словно почувствовав внимание Маред, девушка ответила ей задорной улыбкой и снова опустила длинные пушистые ресницы, не просто накрашенные, а явно еще и завитые. Да и глаза подведены так, что превратились в дивные восточные очи, как у сказочной пери. И плевать Тилли, что краситься днем — это на грани приличий для незамужней девицы. Она-то явно счастлива, когда цокает по паркетному полу конторы высокими каблучками изящных туфелек, и на это цоканье оборачиваются все мужчины поблизости. Попробовал бы кто-нибудь сравнить ее с мышью! И попробовал бы кто-нибудь оскорбить ее непристойным предложением…
Маред сглотнула горькую слюну, обнаружив, что сидит, уставившись в страницу с расчетом, и цифры расплываются перед глазами. Да хватит же! На работе следует думать о работе! Так, с этой таблицей — все готово. И тут собственный рассудок снова начал предательски играть с ней излюбленную игру последних недель «если бы не Монтроз».
Как бы она жила сейчас, если бы на свою беду не попалась в лапы милэрду Монтрозу? Да, самую гнусную роль сыграли тьен Оршез и враги королевского стряпчего, но если бы лэрд не обратил на нее внимания… Что бы с ней было? Вот сегодня пятница, весь Лунден отмечает окончание рабочей недели. А завтра и послезавтра кто-то уедет на пикник, а кто-то просто будет гулять в парке и по бульварам, смотреть уличные представления, кататься на лодках по Темезу и парковым прудам… Она тоже могла бы!
«Если бы не Корсар-Монтроз, ты бы себе не позволила даже задуматься о подобном, — возразил внутренний голос. — Сидела бы дома и строчила очередную работу. Какой парк и гулянья? Много ты на них ходила?» «Я была в трауре», — возразила Маред. «Траур закончился — и что? Помнишь, что сказала о вдовстве и новом замужестве твоя квартирная хозяйка, которую ты втайне презирала за невежество и глупость? А почтенная женщина поумнее тебя будет. Или ты решила всю жизнь оплакивать Эмильена? Очень добродетельно, не спорю. Только добродетель должна идти от сердца, а у тебя она от страха, мышь несчастная…» «Нет же, — попыталась сопротивляться беспощадной правдивости своих мыслей Маред. — Я просто хотела закончить Университет! Получить диплом, найти достойную работу, пережить боль…» «Как? Прячась от всех мужчин на свете? Как ты собиралась играть с ними на равных в их деле? Как надеялась превзойти их, если боишься высунуть нос из норки? Ты же избегаешь мужчин, как огня — в прямом смысле. А его светлость Монтроза избегать бесполезно — он знает, чего хочет, и берет это, не обращая внимания на чужие благоглупости. И ведь с ним ты еще как чувствуешь себя женщиной. И удовольствие получаешь. Причем такое, которое с законным любимым мужем даже представить себе не могла и не знала, что подобное существует в жизни, а не только на страницах дамских романов. Но при этом врешь сама себе и во всех своих бедах винишь других. Оршеза — за то, что решилась на воровство. Чисхолма — за то, что уступила шантажу и стала постельной игрушкой. А Монтроза — за то, что тебе нравится делить с ним постель, но согласиться на это в открытую тебе стыдно, а отказаться — страшно. Добродетельная трусливая дура, вот ты кто, Маред Уинни…»
«Замолчи, — уже не понимая, кого просит, взмолилась Маред. — Замолчи, пожалуйста! Я все понимаю… И я поговорю с лэрдом. Но не сейчас же? Сейчас у меня отчет. Отчет!»