Белая ворона (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт". Страница 83

Шагнув вперед, она толкнула дверь, почти с порога поставила на стол сумку с вычислителем и документами. Нет, надо уходить, раз решилась. О чем она вообще думает! Вот сейчас зайдет к Монтрозу и скажет, что…

И что она скажет?

Темный коридор лишь слегка был подсвечен снизу, с первого этажа, дверь спальни лэрда уже пряталась в полутьме, и Маред на мгновение охватил страх. Глупости… Не будет королевский стряпчий удерживать ее силой. Разве что попробует говорить, но к этому она была готова, заранее зная все, что может услышать. Да, карьера. Перспективы, проекты… И, оказывается, постель с мужчиной — это далеко не самое ужасное, что бывает. Стыдно до дрожи, а иногда и страшно — словно падаешь в темноту, не зная, что там… Но дело ведь не в этом! Не в страхе!

Вцепившись в перила, Маред резко и глубоко дышала, уже чувствуя, как начинает кружиться голова. Что толку себя обманывать? Она боится не Чисхолма и не лэрда, а саму себя. Того, как замирает даже не в руках Монтроза, а просто под его взглядом. Как теряется в смятении от звуков насмешливого низкого голоса, чуть хрипловатого и прерывистого…

Едва не заплакав, она помотала головой, борясь с желанием убежать или сесть прямо на неразличимый в полумраке ковер, обхватить колени руками, спрятать лицо и сидеть так, пока…

Нет, нет, нет, все это глупая слабость. Не может быть, чтобы сейчас, когда свобода так близко, она даже задумалась о том, чтобы остаться. Мысли такой допустить нельзя!

Монтроз был совсем рядом, в нескольких шагах за плотно прикрытой дверью: ни звука, ни лучика света. Но Маред обострившимся чутьем загнанного зверька ощущала его присутствие. Даже глаза не надо закрывать, чтобы представить блеск зрачков, чуть заметно кривящую губы улыбку — правый краешек всегда поднимается на долю секунды раньше… И запах влажных волос, горячую плотность кожи под пальцами, рваный вдох…

Она поняла, что если не войдет в спальню лэрда сейчас, через несколько минут на это просто не хватит смелости. А завтра все пойдет обычной чередой: контора, уроки вождения, иногда — кофе с Макмилланом и пикники с Изабель, новые дела… И останется только ждать конца лета, привыкая к чужим властным рукам и губам, презирая себя, но каждый раз сдаваясь на милость хозяина.

Маред вздрогнула. Последнее произнесенное в мыслях слово упало, как удар ремня, обожгло кипятком и оказалось именно тем, чего не хватало для решимости. Захлебнувшись ставшим вдруг густым воздухом, она торопливо толкнула ручку двери и шагнула через порог быстро и резко до неприличия.

Замерла, с трудом дыша, как после долгого бега, и пригляделась к полутьме, похожей на коридорную и все-таки иной. Здесь в окно падал свет, и силуэт Монтроза, стоящего у подоконника, выделялся, как в теневом театре или за стеклом фонаря. Идеально четкий абрис, неподвижный, безмолвный…

Маред открыла рот, понимая, что не постучалась. И тут же закрыла его, не в силах выдавить даже извинение. Облизала пересохшие губы, безуспешно попыталась успокоить дыхание. Все было неправильно, она хотела совсем иного. И, возможно, стоило дождаться утра? Или когда лэрд сам позовет ее? И… почему он в темноте?

— Не включайте свет, — тихо сказал Монтроз, будто отвечая на ее мысли. — Голова болит.

— Простите… — выдохнула Маред. — Я…

— Иди сюда.

На негнущихся ногах она подошла, мечтая вернуться на минуту назад, чтобы отойти от проклятой двери, не открыв ее. У лэрда болит голова, ему не до Маред. Пусть хоть до утра, но все-таки отсрочка! А теперь поздно.

— Как прошел ваш день, тье?

Зачем он говорит? Ведь слышно по голосу, что смертельно устал. Это Монтроз-то…

— Хорошо, — так же тихо отозвалась Маред, становясь рядом и тоже глядя сверху на освещенный двор: клумбы, скамьи, мощеную плиткой дорожку и резкий черный штрих тени от фонарного столба на ней. — Я… простите…

— Ничего. Ты что-то хотела, девочка? Обычно сама не приходишь.

Показалось, или в голосе прозвучал укор? Маред и вправду уколола странная вина. Хотя с чего бы? Они друг другу чужие. Его светлость не рассказывает ей о своих трудностях. Вот только трудности Маред он, как раз, берет на себя. Клиника, скандал с Даффи, вычислитель и разбитый «Драккарус»… Если подумать, большая часть неприятностей и хлопот Корсара сейчас из-за нее. И неважно, что он сам этого хотел, заведя живую игрушку, ведь мог бы вести себя совсем иначе. Еще как мог. И не железный он, оказывается.

— Я хотела поговорить, — совсем тихо сказала Маред, отчетливо понимая, что вот как раз удачный момент, потому что у лэрда попросту не будет сил спорить, уговаривать и принуждать.

Да, все удачно сложилось. Следует выпалить приготовленную речь и быстро уезжать. Лэрд, конечно, все равно ее потом найдет, но будет проще…

— Я зайду завтра, — сказала Маред совсем не то, что собиралась, слыша свой голос будто со стороны. — Извините.

— Подожди.

Очень медленно, словно давая ей возможность отстраниться, лэрд повернулся, и его ладони тяжело легли Маред на плечи.

— Подожди, — мягко и так же устало повторил он. — Постой со мной.

Вместо того чтобы притянуть Маред к себе, он сам шагнул к ней, обнял, скользя по спине ладонями. Странные получились объятия: тесные, но совсем не чувственные, ничего общего с тем, что было раньше.

Маред послушно замерла, опустив руки вдоль тела и почти касаясь подбородком плеча лэрда.

— Расскажи что-нибудь, — попросил он. — Чем ты сегодня занималась?

— Договором с франками, — выдавила Маред, мгновенно пугаясь еще больше, чем в коридоре, потому что такой Монтроз — это было вообще чем-то невероятным.

— И все?

«Он не может ничего знать, — билось в висках болезненными молоточками. — Про Чисхолма — просто не может».

— Еще тье Эстер дала мне два новых дела, — отчаянно сказала Маред. — Налоги…

— Ты справляешься?

— Не знаю. То есть я знаю, что делать, но… Мне выделили помощника, тьена Финлисона…

— Так. Рассказывай, девочка…

Его ладони крепко и жарко прижимали ее, но Маред могла бы поклясться, в этих прикосновениях, таких откровенных и жадных, не было желания. Того желания, которое она видела у лэрда раньше. И это пугало не меньше, чем тяжелые, скупо отмеренные слова Монтроза, будто ему даже губы размыкать было сложно.

— Лучше бы я все делала сама, — с трудом сказала Маред, не зная, о чем говорить, но боясь замолчать. — Тьен Финлисон… он какой-то неправильный стряпчий.

— Почему?

— Не могу понять. Как будто ему все это не нужно: контора, задания… Я ему объясняю — а он за полдня ничего не сделал. Потом выполнил, но так небрежно… А тье Эстер… она хочет, чтоб я его заставила работать.