Распутин. Тайна его власти - Хереш Элизабет. Страница 25

Распутин руководствовался не духовными соображениями, а в каждом случае действовал, исходя из личных интересов и по указаниям Вырубовой. Благодаря своему характеру, он умело прятал внутренние побудительные мотивы. Меняя выражение лица и голос, Распутин мог перевоплощаться в прямолинейного, чистосердечного, материально не заинтересованного человека, который шел навстречу тому, кто хотел сделать что-то доброе, тем самым вынуждая близких ему людей изменить мнение о нем и раскрыть все свои карты.

Поскольку в действительности он был закрытым, недоверчивым и неискренним, Распутин мог прятать истинное свое лицо под маской простачка, чтобы ввести в заблуждение тех, кто его не знал, и сделать их послушными инструментами своего влияния в высших кругах, умело убедив в том, что его намерения и поступки служат исключительно их интересам, а он при этом даже не думает о себе и своей семье.

В двойной игре он уделял внимание не только сценическому значению внешнего вида „мужика-пророка“ (его вышитые рубашки обычно были кремового, голубого или малинового цвета, сапоги из особой мягкой кожи, пояса с кистями), но и особой, отличающей пророка, „божественной“ манере говорить…»

«Исключено, — добавил историк М. Н. Покровский, — чтобы „божий человек“ не умел говорить на общепонятном языке или, как в его случае, как Бог на душу положит, на крестьянский манер. Для него и для его почитателей это означало бы нарушение обряда. И только если проза жизни настигала истинного Распутина, например, когда его сын во время войны вопреки ходатайствам был призван на военную службу, стиль его речи опускался до обычной человеческой манеры говорить».

Пьяным Распутин часто вел непристойные беседы, которые не соответствовали его высокому предназначению, как вспоминали свидетели. Когда же ему нужно было держать себя в руках, да не произвести «неверного впечатления», он предусмотрительно воздерживался от вина.

«Во время наших первых встреч, — пишет Белецкий, — Распутин воздерживался от вина и старался вести с нами возвышенные беседы в духе его „Мыслей“ [19]. Но Комиссаров [20] быстро расправился с этим и изгнал из него эту „божественность“. Это понравилось Распутину. С тех пор разговоры стали носить дружеский характер, мы перешли на „ты“, Распутин что называется снял маску. В хорошем настроении он нас обычно приглашал поехать вместе с ним к цыганам».

Распутин — гипнотизер, шарлатан, артист. Но кто же тогда скрывался за этой маской?

По аналогии с принципами драматургии, Распутин идентифицировал себя с фигурой той маски, которую он носил. Она сама становилась средством его самовнушения, и он даже для себя самого становился той личностью, которую играл. Распутин настолько проникся ролью «святого», «божьего человека», что начал пользоваться свободами и неограниченностью действий, которые свойственны носителю этой маски, будто он на самом деле им был. Для него существовал неписаный закон: «Настоящий проповедник свободен и не связан никакими законами». Этим объясняется двойственное сознание Распутина, расщепление его личности. Ведь вместе с тем он оставил лазейку для существования низменных качеств своей натуры, несовместимых с афишируемым аскетизмом.

Медицинские исследователи, психиатры и парапсихологи так объясняют состояние, в какое иной раз впадал Распутин, пытаясь исцелить больного. По рассказам очевидцев, после периода концентрации (когда обычно молился) он чувствовал себя полностью разбитым, обливался потом и был близок к обморочному состоянию. Именно так описывает Джанумова посещение Распутиным ее больной племянницы, что совпадает с рассказом его собственной дочери о том, как Распутин у себя дома в Покровском после телефонного разговора с Петербургом молился о спасении истекающего кровью престолонаследника.

Психиатры видят в феномене этого «истерического эпилептического припадка» уже упомянутое двойственное сознание, при котором носитель роли, подобно актеру, вживается в образ маски и живет ее жизнью. Однако это состояние нельзя отождествлять с состоянием психически больных людей.

Тем не менее, отождествление себя с маской Святого, возникшее в результате фанатичного самовнушения, предполагает наличие у Распутина неподдельной глубокой религиозности. Но как это может уживаться с его сексуальной распущенностью, опять-таки объясняют психоаналитики, ссылаясь на рассказы священнослужителей нашего времени и на труды их предков, откуда следует, что религиозное переживание всегда сопровождается физическим. Также происходит и сегодня во время родоплеменных ритуалов, когда участники действа впадают в состояние возбуждения. Еще до появления работы Фрейда «Тотем и табу» о древних культурах и их религиях была выявлена связь сексуальных и религиозных переживаний и дан анализ сублимации первых в последние. Р. Краффт-Эбинг писал: «При состояниях религиозного и сексуального аффекта в апогее их развития наблюдаются совпадения возбуждения в качественном и количественном отношении, поэтому они могут сообщаться между собой в соответствующей форме…»

На этом круг связи эротики и религии, установленный Распутиным в общении с женщинами, мог бы и замкнуться, но ведь он обычно ссылался на «божественное происхождение» первой и представлял ее как «предписанный свыше» феномен. В завуалированной форме Распутин высказал эту точку зрения и в своем жизнеописании («Житии»). Он говорит о «целебном значении» своих контактов. Таким образом, можно рассматривать мировоззрение Распутина, инспирированное сектой «хлыстов» (даже если оно ему служит только оправданием), в неразрывной связи с архаичными традициями.

«Такие люди, — приходит к выводу исследователь А. Форель, — всегда влияли на судьбы народов, что можно объяснить, главным образом, гипнотическим эффектом их представлений, имеющих сексуальную и одновременно религиозную основу. (…) Самосознание, вера в собственную миссию и непогрешимость, а также поведение проповедника импонируют массе, которая с готовностью подчиняется его воле. В этом самообмане латентная эротика тоже играет роль, но скрывается религиозным экстазом. Участвующие в действии даже не осознают этого, потому что убеждены в чистоте всего происходящего, в чем в большинстве случаев убежден и сам производящий подобные манипуляции психопат».

Так исследователь определяет религиозные взгляды Распутина, в основе которых сексуальный элемент. Похоже, что Распутин, общаясь с женщинами, с которыми совершал религиозные ритуалы, настолько вошел в этот образ, что его поведение можно охарактеризовать следующим образом: он унижает круг своих поклонниц, заставляя их мыть ему ноги (и не только), избивая их и вообще проявляя свое господство над ними, «как Бог над своими апостолами». Здесь у Распутина наблюдается сходство с представлениями и приемами секты «хлыстов», которые хоть и напоминают взгляды верующих, но в них присутствуют парарелигиозные бредовые идеи. При этом сам Распутин не чувствовал своей принадлежности к «хлыстам», а может быть, только на людях отрицал ее.

К объяснению успехов распутинского лечения, что, разумеется, касалось, в основном, симптомов, а не самих органических болезней, можно добавить мнение судебной медицины, которая обычно опирается на достоверные эмпирические данные. В соответствии с ними, гипноз может повлиять не только на проходимость в кровеносных сосудах, но даже и на состояние лейкоцитов. Терапевты при этом добавляют, что гипноз или внушение, кроме того, может активизировать «психическую иммунологию» пациента, чем врачи и объясняют не поддающиеся медицинской логике случаи «самоизлечения» в местах паломничества.

Но помимо процессов, понятных с медицинской точки зрения, и феномена гипноза, имеющего психологическое объяснение, значение имеет и кое-что другое, что приближает разгадку тайны Распутина. Это шаманизм. Если взглянуть на проблему в данном аспекте, все сразу становится очевидным. Но, видимо, и здесь Распутин не желает до конца подчиниться традиции (хотя бы потому, что само понятие «шаманизм» несколько расплывчато), однако без него деятельность Распутина немыслима и необъяснима.