Распутин. Тайна его власти - Хереш Элизабет. Страница 43

Этим «острым зубам», находящимся в надежном укрытии, удалось обнародовать еще некоторые истории из жизни Распутина, а, учитывая, что они очень схожи с действительными событиями, никто так и не узнал, насколько они достоверны.

Через несколько дней после того, как были сделаны приведенные выше записи, их чересчур хорошо информированный автор записывает в своем дневнике еще одно тревожное сообщение: «20 марта 1912 года. Сообщения от Тихомирова касательно Распутина: он все-таки поехал в Ялту. Верх дерзости!»

Сообщение оказывается верным. Даже окружение царя шокировано этим. Последующие исследования показывают, что Распутин, очевидно, по личному распоряжению царицы, был тайно посажен Анной Вырубовой в поезд (из которого его потом высадили), а затем смог доехать до Ялты на другом поезде.

Как могла Александра, принимая во внимание давление общественного мнения, подвергать себя и царя дальнейшей компрометации? Этому есть объяснение — из-за боязни покушения на Распутина. Незадолго до отъезда царской семьи, впрочем, старшая дочь Ольга в это время находилась не с ними, поскольку не разделяла позицию матери в отношении «старца» и поссорилась с ней, Вырубова получила анонимное письмо:

«Многоуважаемая Анна Александровна! Я знаю Вас, и Вы тоже знаете меня. Поэтому я Вам пишу. Вы должны знать, что вскоре будут два трупа — Распутин и Вы сами. Вас обоих уберут с дороги, чтобы в дальнейшем не подвергать опасности династию. Если Россия до сих пор выдерживала ставшую сумасшедшей царицу, то она больше не будет терпеть ее вместе с опустившимся мужиком. Вам пишет человек, преданный престолу. И вот еще что: до меня дошли слухи, будто Вы намереваетесь удалиться в монастырь. Если бы Вы только это сделали! Как хорошо это было бы, не только для Вас, но и для тех, кто „не склоняется к убийству“! Это нужно, чтобы спасти Россию, Подумайте об этом, Анна Александровна!»

«Как странно, но я, действительно, совсем недавно пошутила насчет идеи пойти в монастырь», — удивляется Анна Вырубова в своих записях и пытается вспомнить, кто мог слышать ее слова. Одна из знакомых близка к монархическим кругам в Думе… «Но дело даже не во мне, а в дорогом всем нам старце. Кому я могла это сказать? Курлову? Ему я тоже не доверяю [43]. Охранке? Если свои люди могли убить даже Столыпина. Но речь не обо мне, — подводит она итог — а без старца я ничто. Но после него, вероятно, на очереди Мама…»

То что царица первой узнала об этом письме, само собой разумеется. А что Александра в ответ на это распорядилась посадить Распутина в усиленно охраняемый поезд государя, вместе с которым для маскировки всегда следует еще один абсолютно идентичный состав — впереди или позади него — было лишь последующим за этим решением, разумеется, самовольным. Но то, что Распутин, высаженный Николаем II из поезда между Петербургом и Москвой, не сразу поехал в Покровское, опять можно объяснить вмешательством царицы. Так, преследуемому было позволено поехать вслед за царской семьей в Крым — разумеется, в «обычном» поезде — остановиться там в гостинице, поскольку во дворец его не приглашают, и оттуда отправиться в Покровское.

Поскольку все было организовано без ведома царя, его министры и силы безопасности тоже ничего не знати о «безбилетном» пассажире. Это, в конце концов, привело к недоразумению, когда они узнали о прибытии Распутина в Ялту (через три дня после прибытия царской семьи) из газеты. Хотя для Николая II присутствие Мужика чрезвычайно неприятно, он все-таки разрешает Распутину перед его действительным отъездом в Покровское пару дней провести в Ялте в гостинице «Россия», расположенной далеко от дворца, однако директору отеля поручает вычеркнуть имя Распутина из списка гостей.

Министр внутренних дел, который в тот же день прибывает в Ялту, узнает, что губернатор города тоже официально не должен был ничего знать о пребывании Распутина, поскольку начальник полиции имел строгое распоряжение Двора никому не говорить, что Распутин последовал за императорским поездом. Обсуждалась даже необходимость подать в суд на газету, первой сообщившей о приезде Распутина, за публикацию ложной информации.

Между тем, и в Ялте Распутин ни в коей мере не чувствует себя уверенно. Градоначальник Ялты, гордый грузин, генерал-майор Иван Антонович Думбадзе, получает намеки-указания от консервативных кругов, что, якобы, «многие русские надеются, будто наш дорогой, несравненный Иван Антонович, в конце концов, утопит в Черном море этого грязного авантюриста».

«Несравненный» импозантный градоначальник Думбадзе был общеизвестен своей смелостью. У многих еще осталось в памяти, как за пять лет до этого прямо перед его ногами упала бомба. Он не приложил никаких усилий для поиска виновных, а просто приказал сжечь весь дом, откуда была брошена бомба. Такой решительности и сейчас ожидали от Думбадзе критики Распутина, считающие сибирского мужика наносящим вред династии и авторитету России.

Чиновник, лояльно настроенный по отношению к династии, сам по себе готов последовать общему желанию, но не решается лично проявить инициативу. Он обращается с «доверительной, зашифрованной» телеграммой к начальнику полиции безопасности с просьбой разрешить «убрать Распутина на пароме между Севастополем и Ялтой».

Начальник полиции тоже не хочет брать ответственность на себя и показывает «доверительную» телеграмму министру внутренних дел. Тот неопределенно заявляет: «Это мое дело!» — но ничего не происходит. Убийство, с его точки зрения, было спланировано «лишь туманно» — Распутина должны были заманить к прибрежной скале, ограбить и бросить в воду, чтобы потом инсценировать нападение с целью ограбления. Пока Думбадзе ждет, чтобы ему дали официальный «зеленый свет» для исполнения дела, Распутин уже направляется в Покровское.

Распутина теперь везде сопровождает «тень», которая является одновременно его защитником и охранником. Премьер-министр дал распоряжение начальнику полиции Белецкому откомандировать агента, который должен наблюдать за Распутиным и заботиться о том, чтобы тот не покидал Покровское.

По Петербургу ходят шутливые стишки, пополняющие список газетных карикатур о Распутине (с царем и царицей на коленях).

Под прицелом тайной полиции

Как и петербургское общество, Богданович надеется, что с Распутиным в (петербургском) обществе покончено. 23 марта 1912 года в ее дневнике написано:

«Если бы только это все оказалось правдой, что Распутин, действительно, уехал в Сибирь и ему запрещено покидать Покровское! Председатель совета министров Коковцов в конце февраля выступил с докладом. К этому докладу присоединился (придворный министр) Фредерикс. По тому же поводу Родзянко выступил с заявлением в Думе. В кругах Думы личности Распутина придают все большее значение.

Говорят о „Генеральном штабе Григория Ефимовича в Петербурге“: Вырубова, семья Танеевых (отец Вырубовой Танеев привел ее к царскому двору), Пистолькорс, Головина, Сазонова (супруга журналиста, а не его однофамильца, министра иностранных дел), (обер-прокурор) Саблер, (его заместитель) Даманский. Витте только поначалу был в списке, но потом его вычеркнули. Еще епископ Варнава и все лица, которые состоят в контакте с названными.

Долго ли его не будет? Как-то не верится. Как было бы хорошо! Это означало бы, наконец, что царь, все же, смог бы сказать свое властное слово, что он эту власть проявил и по отношению к царице и ко всему женскому обществу, которое молится на Распутина, целует ему руки и ноги и воспринимает от него „святой дух“…»