Царь и Россия (Размышления о Государе Императоре Николае II) - Белоусов Петр "Составитель". Страница 53
Вернемся к началу царствования. В ночь убийства Александра II по улицам столиц не расходилась сплошная толпа верного государям народа. Государь Николай II помнил тот день и ночь.
По вступлении на престол он вникает в управление. Он живет и правит по заветам отца. Политическое влияние на него имеют двое: Победоносцев и Витте. Первый — защитник старины и весь неподвижность. Второй — за прыжки в неизвестное. Оба умны, упорны, резки, — но едва ли преданы Государю. У обоих законченного плана управления нет.
Остальное окружение — светское, и ни совета, ни чувства к Государю оно в своем большинстве дать неспособно. Карьера, развлечение, парады, приемы, протекции, интриги, личные интересы поглотили чувства света. Старый опытный состав бюрократии исчезает. Безличного Дурново и немудрого Сипягина сменяет волевой, умный, до мозга чиновный Плеве. Бюрократия делится надвое: за Витте и за Плеве. Шесть лет на виду у всех длится эта борьба. Плеве боится самоуправления. Не любит дворянства и земства и не знает деревни. Советами двух-трех роковых для себя и страны советников [172] он правит Россией именем Государя. Он закроет важнейшее Особое совещание 1901 года [173] и не сумеет разоблачить Шиповский съезд [174]. Набросает массу проектов и, не кончив ни одного, вырвет у Государя Манифест 26 февраля 1904 года [175], укрепляющий общину.
Его ставка на войну неудачна.
Опираясь на департамент полиции, он ошибается: департамент слаб, и там обманывают его и предают Государя господа Манусевичи-Мануйловы, Манусы, Зубатовы, Азефы и Гапоны. Многие из них близки к Витте и им руководятся.
Со смертью Плеве [176], не умевшего, как позже не сумел генерал Трепов, разоблачить Витте и общественный заговор, — Витте возьмет влияние и быстро поведет Россию на 17 октября 1905 года [177].
Плеве не успевает дать ни одной реформы, и во время борьбы этих двух министров начинается первое серьезное политическое брожение.
Русское дело стоит: земству ограничивают средства работы. Местной реформы нет. Власть на местах слабеет. Переселение без движения. Сельское хозяйство без кредита. Водка растлевает нравы. «Расцвет» промышленности дает себя повсюду знать открытием банков и ресторанов и началом небывалого разгула общества. По желанию Витте нарушением в 1897 году статей 51 и 52 Устава Крестьянского банка, цены на землю взвинчены втрое и начинается, волнуя народ, азарт земельной спекуляции. Завелись шалые деньги. В городах начались рабочие беспорядки, а в деревнях голодовки, с набросанными земским отделом наспех «временными правилами» по борьбе с голодом. Усилились студенческие брожения и кое-где — бунты на фабриках. Террористические акты и неудачная война.
Твердый курс министерства Плеве не дал ничего. Борьба двух ведомств разжигала страсти, и радикальные круги подняли головы. С бестактностью, не имеющей оправдания, все сановничество разделилось в борьбе двух министров, и ставит Государя в особо тяжкое положение. Смута начинается в Петербурге, во время неудачной войны, в самом правительстве. Очевидно, что ею пользуются внутренние и иностранные враги. Во время похода флота Рождественского [178] великие державы делают нам беззаконнейшие препятствия и наше правительство и дипломатия проявляют полное бессилие.
И все же, все эти неблагополучия легко устранимы. Они не влияют еще ни на общее состояние и богатство страны, ни на заметные, хотя и медленные успехи хозяйства [179]. Отставая от Запада, Россия шла вперед. Никакие крайние кризисы не угрожали, и нужны были лишь две основные реформы: местная и земельная.
Железнодорожное строительство развивалось. Промышленность оживала. Даже сельское хозяйство, лишенное всякой помощи, давало полмиллиарда пудов для вывоза.
Недовольство родилось в столице. Печать его разжигала. Общество злорадствовало на неудачи войны, и обстановка мирного управления страной — казалась неблагополучной.
У нас нет полной истории, как подготовлялась война с Японией. Дипломатия была не осведомлена и не внимала докладу Покотилова-Витте о шагах Англии, Германии и Японии. Как война 1904, так и 1914 года были провоцированы, и наши послы оказались перед fait accompli [180]. Слепа была и русская печать. Разжигая внутреннюю смуту, печать и не думала изучать нашего положения ни на Востоке, ни на Западе.
Можно ли поставить войну 1904 года в вину Государю? Довоенные события создавали признаки этой войны. Государь оказался слишком доверчив к окружению. Он обманут был не только знатными аферистами — Безобразовыми, Абазой и Ко, но и министрами, которые поддерживали этих господ. Большинство министров в совещании было на их стороне. Возражения Витте, Куропаткина и Ламсдорфа не были вески, и притом политика Витте 1901–1904 годов (Дальний и Амур) совпадала с планами Безобразова [181]. Государь внимательно слушал, обсуждал и склонился на сторону большинства — за компанию на Ялу, создавшую повод к войне [182].
Уже в 1904 году около Государя проявляются признаки измены; критика и ропот общества усиливается. С убийством Плеве общество ищет предлога к обвинению Государя. Среди сановников нет группы, которая бы в трудную минуту ему помогла и доказала, что никакой опасности для России и строя — нет.
Витте с придворными настаивает на назначении бывшего гусара князя Святополка-Мирского. В три месяца аппарат власти им совершенно расшатан, и не только этот ничтожный министр, но и все правительство сдается частному съезду в Москве и печати. Правительство объявило «доверие» обществу [183], и началась пресловутая «весна» свободы и эра подлогов.
На «доверие» печать отвечает руганью власти и пропагандой революции.
Под флагом земства, частью из его среды, явочным порядком, никем не избранная, выделяется группа, созванная в Москве Шиповым (в числе 107 лиц) — Петрункевич, граф Гейден, Родичев, Бенкендорф, де Роберти, князь Шаховской, князь Долгоруков, князь Трубецкой, Львов и прочие [184]. Земцы приглашены без ведома земств и в состав съездов кооптированы интеллигенты. Это не оппозиция, а заговор, первое гнездо, преемственно давшее 1917 год, Родзянко, Гучковых, Милюковых, Керенского, Ленина и прочих. Этот заговор организован придворными, титулованными, с ведома бюрократии.
В этом его интерес и глубочайшая предательская сущность. Мундиры, титулы, два-три предводителя и чиновники защищают строящуюся за ней революционную организацию и всю интеллигенцию. Они почти все учредители «Союза освобождения» и штутгартского журнала Струве — «Освобождение», который клеветнически, жестоко и грубо поносит Государя и строй [185].
Группа эта — самозванная и не избранная земством, созвана явочно, но рекомендуется Государю министрами как земская. Предательство многократное. Государь обманут, и он примет у себя депутацию как земскую, и лишь этим создастся ее авторитетность.
Обманут народ, земство и дворянство, так как ни то, ни другое их не избирало, и большинство и не знало о происходящем. Но хроника и история, скрыв правду, наложили тень на участие в первом заговоре и земства, и дворянства, и доверие к ним Государя этим поколеблено.