Весёлый Роджер (СИ) - Вечная Ольга. Страница 44

В машине сразу врубает печку, музыку, и в город они несутся молча, не обращая внимания на камеры по краям трассы. Дорого ему встанет эта поездочка, учитывая постоянное превышение скорости.

Впервые за долгое время рядом с ним неуютно. Почему он ничего не говорит?

Должен же понимать, что у нее есть вопросы. Она их не озвучивает, но это и так понятно. Судя по дерганным жестам и хмурому взгляду - Белов явно не в духе. Она обещает себе дождаться десяти утра, чтобы начать разговор.

Опасливо поглядывает на его напряженное лицо, стиснутые губы, злой взгляд из-под сведенных бровей, на пальцы, стискивающие руль, пытается рассуждать. Ей нужно хотя бы попытаться оправдать Вика. Сомнений нет, этот мужчина, с запоминающейся фамилией Чердак, каким-то образом заслужил к себе подобное отношение. Не может быть, чтобы Вик позволил себе столь низкий поступок на пустом месте. Но что может сделать один человек другому, чтобы вызвать желание оскорблять себя даже после смерти? Она дословно запомнила слова и интонации, с которыми Белов произносил их, и у нее зародилось страшное подозрение.

Вера почти уверена, что Чердак как-то причастен к пожару, испортившему жизнь Белову. Просто так он не стал бы. Нет, конечно, люди не плюют на могилы других от нечего делать.

Наконец, они въезжают в город, а время уже близится к полудню. Может, пора, наконец, начать спрашивать? Хотя бы осторожно прощупать почву. Не станет она делать вид, что ничего не было, пусть даже не требует такого! Она уже готова открыть рот, как Вик сам выключает музыку. Они приближаются к первому крупному перекрестку на пути, сейчас он повернет, и она все скажет.

Но Белов вдруг резко крутит руль, выводит машину на середину дороги и жмет на тормоз, врубает аварийку. От неожиданности Вера летит вперед, хорошо, что пристегнута, ремни дергают обратно, возвращают в кресло. Горит зеленый, ему сигналят объезжающие водители, орут, матерятся.

- Поворот, Вера, - говорит Белов сквозь зубы, глядя перед собой. Она замирает, таращится на него.

- Я вижу. Ты что творишь, Вик? Поехали скорее.

Им сигналят и сигналят, «Кашкай» занимает по половине каждой полосы встречного движения. Кто-то бросил пластиковый стакан в окно, который отлетел от стекла, облив машину содержимым.

 - Поворот, Вера, - раздраженно повторяет он. - Налево - ко мне, направо - к Кустову, ты ж знаешь эту улицу, зачем спрашиваешь? Куда тебя, б*ять, везти, Вера? - смотрит на нее вытаращенными глазами. - Мать твою, налево или направо? - бьет кулаками по рулю, машина гудит. - В какую сторону, ты скажешь или нет?! Нам сигналят, у меня права отберут за этот маневр. Соображай же быстрее. Мне надо знать именно сейчас.

- Что? - она боится дышать, смотрит на него, сердце в груди замирает, а кровь вдруг устремляется к голове, бьет по вискам, щекам, в руках-ногах ее будто вовсе не остается. Их покалывает и щипает вдруг неожиданно сильно. Очень страшно. - Вик, ты чего?

Им сигналят и сигналят, показывают знаки освободить дорогу, пытаются доораться, стучат в окна, высунувшись из своих, но Белов смотрит на нее, будто не замечая созданного им же бардака.

- Спишь со мной, на свиданки к нему мотаешься. Как тебя понимать, Вера? Ты скажи, как понимать-то, я ж не знаю. Запутался я. Он тебя ждет каждый день, любит сильно, хочет детей тебе наделать, а я на могилы чужие плюю. Каждый год так делаю, прыгаю с моста, потом еду, потом плюю. С трупом разговариваю. Хочешь со мной вот так всю жизнь ездить, Вера, а? Или куда ты хочешь? Ты реши уже. Не получится так - и с ним, и со мной. Не выйдет никогда. Либо - либо.

Он в курсе, узнал откуда-то. Глупо было надеяться, что удастся сохранить ее опасный поступок в тайне. И если бы она плохо знала Вика, немедленно бы вышла из машины и убежала прочь, потому что очень сильно страшно быть рядом с ним таким - агрессивным. Впервые он испугал ее, да еще так, что дыхание перехватило, словно воздух мгновенно исчез из машины.

Но она его знает. Ни на секунду не забывает, что он страшно обожжен, что у него ПТСР, и что у него нет веры. А Вера ему очень нужна, он ведь так радуется, когда она о нем заботится. Она должна быть рядом с ним, у него должна быть своя собственная Вера. Должна быть непременно!

- Идиот. Налево, конечно. К тебе, - говорит уверенно, упрямо поднимая подбородок, смотрит в глаза.

 Он резко жмет по газам, и машина с визгом срывается с места, подрезая объезжающий автомобиль, поворачивает налево, перестраивается на нужную полосу. Вик откидывается в кресле, расслабляется, далее ведет машину спокойно. Опасная езда ему не свойственна, сколько раз Вера с ним ездила, он всегда лишний раз перестрахуется да пропустит кого-то. Он не Артем, для которого нужно побеждать каждую минуту, в том числе за рулем,  пусть даже никто с ним и не соревнуется.

Белов снова спокоен, быстрым движением вдруг вытирает глаза, хотя они сухие, и даже не покрасневшие. Если бы он плакал, она бы обязательно заметила, очень внимательно следит за его лицом, ожидая новую вспышку гнева.

Постепенно Вера восстанавливает дыхание, в машине очень тихо, никто не решается включить музыку, впустить в их тишину чей-то чужой голос. Кажется, Белов не собирается больше кричать.

- Прости меня, - наконец, говорит она очень тихо.

Он молчит, смотрит на дорогу.

- Пожалуйста, милый, прости меня, - уже громче. - Я знала, что тебя это заденет, поэтому скрыла. Он хотел поговорить, и я с ним встретилась, чтобы сказать лично, чтобы больше не писал и не звонил. Я не хотела тебя впутывать. Вик, пожалуйста, пойми, меньше всего на свете я хочу вас окончательно рассорить.

- Два раза? Вера, так он и со второго не понял. Я говорил с ним, нихрена он не понял. Или, может, ты хреновенько объясняла? Тебе теперь придется с ним каждый день встречаться, чтобы объяснять и объяснять, да?

- Во второй раз меня обманула Арина, назначила важную встречу, звонила, сказала - дело жизни и смерти. Забронировала столик. А пришел Артем.

Белов молчит.

- Арина о многом не знает, не ссорься с ней из-за меня, хорошо? Я сама с ней поговорю, когда придет время. Вик, я признаю, что полностью виновата. Прости меня, пожалуйста, - она опускает лицо на ладони, трет его, вздыхает.

Что еще сказать? Начать оправдываться, рассказывать, как отчаянно Артем старался при их встрече, волновался, аж голос дрожал. Как смотрел на нее с обожанием, ловил каждое слово, спрашивал все время о том, как она поживает, будто ему не все равно, и не он оставил ее на улице без средств к существованию и, вероятно, со смертельным вирусом в крови. Вел себя, словно не было последнего непростого года их непонятной семейной жизни, каждым словом и взглядом он приглашал вернуться назад, в то время, когда только начинал ухаживать и по-настоящему любил. Даже рубашку надел зеленую, как на первом свидании.

«Я так и знал, что тебе повезет», - сказал, улыбнувшись, когда она сообщила, что анализы пока отрицательные. А далее ни слова о брате или острых темах. Не дал ей и рта раскрыть самой.

Рассказать Вику, как дыхание перехватило, когда увидела его - растоптанного, несчастного, такого большого, могучего и сокрушенного, как он умолял просто послушать, потому что ни у кого больше нет на это времени. И потом два часа не замолкал, в подробностях расписывая, как живет, как лечится, какие планы. Вернее, что нет никаких планов. Про свое одиночество говорил. Ему кажется, что его опять бросили, как и в тот раз, когда мать ушла. Самая родная и нужная женщина ушла за другим мужиком, родила себе новенького сына, когда он и в школу не ходил еще. Он каялся, клялся, что поступил с Верой низко из-за того, что раньше не умел ценить женщину и важность ее места рядом с мужчиной. У него ведь с детства заложен стереотип определенного отношения к противоположному полу из-за матери. Так раньше было, пока он не понял, что на самом деле имеет значение. Жизнь умеет учить, ради него она расстаралась.

- Вик, прости меня, я очень тебя прошу.