Код да Винчи 10+ - Браун Дэн. Страница 15
– Поразительно! – выкрикнул кто-то.
– Несомненно, – согласился другой. – Но какое это имеет отношение к искусству?
– Ага! – обрадовался Лэнгдон. – Рад, что вы спросили. – На экране появился знаменитый рисунок Леонардо да Винчи. Обнаженный мужчина, или «Витрувианский человек», был назван в честь блестящего римского архитектора Марка Витрувия, который писал о золотом сечении в архитектуре. – Во времена да Винчи никто лучше его не разбирался в строении человеческого тела. Он эксгумировал и вскрывал трупы, чтобы определить точные пропорции человеческого скелета. Первым продемонстрировал, что тело человека в буквальном смысле слова состоит из строительных блоков, отношение которых друг к другу всегда равняется числу фи. – Лэнгдон снова улыбнулся. – В нашем курсе мы еще много раз вернемся к да Винчи. И вы откроете для себя скрытые символы там, где ничего подобного не ожидали.
– Быстрее, – прошептала Софи. – В чем дело? Мы почти у цели. Не копайтесь!
Лэнгдон, пораженный открытием, поднял взгляд.
Ордена вод личина! И нам – зола!
Софи посмотрела на него.
Неужели все так просто? – подумал он. Но уже понял: так и есть.
В лабиринтах Лувра, обуреваемый мыслями о числе фи и да Винчи, Роберт Лэнгдон внезапно и неожиданно расшифровал код Соньера.
– Ордена вод личина! И нам – зола! – сказал он. – Нет ничего проще этого шифра.
Софи замерла на следующей ступеньке и недоуменно уставилась на своего спутника.
– Вы все сами сказали. – Его голос дрожал от волнения. – Числа Фибоначчи имеют смысл, если только выстроены в определенной последовательности. Иначе они всего лишь математическая бессмыслица. – Софи понятия не имела, куда он клонит. – Спутанная последовательность чисел Фибоначчи – ключ к расшифровке кода. – Лэнгдон показал распечатку. – Строка цифр указывает, как следует обращаться с другой частью послания. Ваш дед перемешал числа Фибоначчи, давая нам понять, что таким же образом обошелся с буквенным текстом. Ордена вод личина! И нам – зола! В таком виде эти строки ничего не значат. Это просто буквы, написанные без всякого порядка.
– Вы полагаете, что сообщение – не что иное, как анаграмма? – Софи, не отрываясь, смотрела на него.
Не ответив, Лэнгдон достал из кармана ручку и переписал строки.
Из:
Ордена вод личина!
И нам – зола!
Получилось:
Леонардо да Винчи!
Мона Лиза!
Глава 17
Мона Лиза.
Софи стояла на ступенях запасного выхода, позабыв, что они собирались бежать из Лувра. Потрясение от того, что удалось прочитать анаграмму, смешивалось с обидой, что шифр поддался не ей.
– Удивляюсь, как ваш дед сумел составить такую сложную анаграмму, когда ему оставалось жить всего несколько минут.
Софи знала ответ, и от этого ей было только больнее. Как я не поняла? Она вспомнила, что в юности дед развлекался анаграммами, превращая в шарады знаменитые произведения искусства. Когда Софи была еще маленькой, одна из таких анаграмм стоила ему неприятностей. Дед давал интервью американскому искусствоведческому журналу и выразил свое неприятие кубизма начала двадцатых годов прошлого столетия, заметив, что шедевр Пикассо «Авиньонские девицы» полностью соответствует анаграмме названия картины: «мерзкая бессмысленная пачкотня». Это совсем не понравилось ценителям Пикассо.
– Я думаю, что дед давным-давно придумал эту анаграмму Моны Лизы. – Софи посмотрела на Лэнгдона. А сегодняшние обстоятельства заставили его воспользоваться былой заготовкой в качестве импровизированного шифра.
Голос Соньера ясно прозвучал в ее ушах:
Леонардо да Винчи!
Мона Лиза!
Почему, прощаясь, он упомянул знаменитое полотно? Софи не могла ответить, но догадка ее пугала.
Эти его слова были не последними…
Неужели он просил ее подойти к картине? Не там ли дед оставил ей еще одно сообщение? Что ж, вполне вероятно. «Мона Лиза» висит в отдельном зале, доступ туда есть только из Большой галереи. Софи вдруг сообразила, что вход в этот зал находится всего в двадцати метрах от места, где нашли мертвого Соньера.
Оглянувшись на запасную лестницу, она почувствовала, что разрывается на части. Софи понимала, что нужно немедленно выводить Лэнгдона из музея, но инстинкт гнал ее к «Моне Лизе». Если деду требовалось сообщить ей какой-либо секрет, в мире не было более подходящего места, чем это.
– Она тут совсем рядом, – шептал ей дед, когда в первый раз привел Софи в крыло «Денон» и, сжав ее хрупкую детскую ручку, показывал ей музей уже после закрытия.
Ей тогда исполнилось шесть лет, и она, глядя на высокие потолки и вызывающий головокружение орнамент пола, чувствовала себя маленькой и ничтожной. Пустой музей ее пугал, хотя она не подавала вида, не хотела, чтобы дед об этом знал. Сжала зубы и выдернула руку.
Софи видела изображение Моны Лизы в книгах, и оно ей совершенно не нравилось. Она не понимала, почему люди так восхищаются этой картиной.
Она осмотрела узкое пространство «Зала государств», и ее взгляд остановился в центре правой стены, где за защитным стеклом висел одинокий портрет.
– Подойди, Софи, – пригласил дед. – Немногим выпадает удача побыть с ней наедине.
Поборов страх, девочка двинулась к картине. После всего, что она слышала о «Моне Лизе», у нее возникло чувство, что она находится в обществе особы королевской крови. Софи затаила дыхание и подняла взгляд. Она не знала, какое впечатление произведет на нее портрет, но ничего особенного и не ожидала. Ни изумления, ни восторга. Знаменитое лицо выглядело точно так, как и на страницах книг. Казалось, целую вечность Софи стояла в ожидании, что вот-вот что-то случится.
– Ну как? – шепотом спросил дед, подходя сзади. – Правда, красиво?
– Она слишком маленькая.
Соньер улыбнулся.
– Ты тоже маленькая, но красивая.
Я не красивая, подумала Софи, проклиная в душе свои рыжие волосы и веснушки. Она была крупнее всех мальчишек в классе. Девочка снова взглянула на «Мону Лизу» и покачала головой.
– Она смотрит так, словно что-то знает. Как ребята в школе, если скрывают какой-то секрет.
Дед рассмеялся.
– Отчасти поэтому она так знаменита. Люди пытаются понять, чему она улыбается.
– А ты знаешь?
– Может быть, – подмигнул дед. – Когда-нибудь я тебе расскажу.
Софи топнула ножкой.
– Я тебе говорила, что не люблю секретов.
Соньер потрепал ее по плечу.
– Жизнь полна секретов, принцесса. Невозможно узнать все сразу.
– Я возвращаюсь наверх. – Голос Софи глухо раздался в пролете лестницы.
– К «Моне Лизе»? – отпрянул Лэнгдон. – Сейчас?
Софи попыталась оценить возможный риск.
– Меня в убийстве не подозревают. Попробую. Мне надо понять, что хотел сообщить мне дед.
– А как насчет того, чтобы добраться до посольства США?
Софи кольнуло чувство вины: она подбила Лэнгдона на побег, а теперь бросает одного. Но выбора не было. Она показала на металлическую дверь у подножия лестницы.
– Пройдете сквозь нее и дальше следуйте световым указателям выхода. Они приведут вас к турникету, где вы сможете выйти. – Она протянула ему ключи от машины. – У меня красный «смарткар», стоит на площадке для сотрудников музея. Представляете, как доехать отсюда до посольства?
Зажав в руке ключи, Лэнгдон кивнул.
– Послушайте! – Голос Софи стал мягче. – Мне кажется, дед оставил мне на «Моне Лизе» сообщение – что-то вроде ключа к загадке, кто его убийца. Или почему мне грозит опасность. – Или что на самом деле случилось с моими родными. – Мне нужно сходить посмотреть.
– Но если он хотел предупредить вас об опасности, почему просто не написал это на полу там, где умирал? К чему эти хитроумные игры в слова?