Ритуальные грехи - Стюарт Энн. Страница 33

— Тогда в чем же он провинился?

— Да в том, что существовал, крошка! Ему и рождаться-то не следовало. Если бы Мэриджо была порядочной девушкой, какой ей и полагалось быть, мой мальчик относился бы к ней с уважением. Но она принесла ему в подоле ублюдка, и он не смог ее простить. Он старался выбить порок из них обоих, да только ничего хорошего из этого не вышло. В конце концов, Мэриджо сделала то, что и должна была сделать. Повесилась в старом амбаре Джексона.

— Значит, ей нужно было сделать аборт и никогда не говорить об этом Джексону, так что ли?

— Аборт — это грех. Нельзя причинять вред неродившемуся ребенку, — назидательно сказала Эстер. — Ей следовало блюсти чистоту до того времени, когда Джексон созрел для женитьбы.

— Глупышка Мэриджо, — тихо сказала Рэйчел.

— Мне кажется, в конце она все же получила по заслугам. А теперь жарится в аду.

— Почему вы так говорите?

— Она наложила на себя руки. Думаешь, после этого ее взяли на небеса? Лживая маленька тварь, вечно глядела на нас с сыном так, будто боялась нас до смерти. А ведь Бог свидетель, мы бы и мухи не обидели.

Рэйчел бросила взгляд на сильные, узловатые руки Эстер, которыми та порола четырехлетнего ребенка, да так, что он не мог после ходить, и вздрогнула от отвращения.

— Ты знаешь, а ведь это он ее нашел, — спокойно продолжала Эстер. — Дело было в День Благодарения, она поставила еду на стол и вышла. Джексон приказал Люку сесть и съесть свою порцию, поэтому, когда тот ее нашел, прошло четыре часа. Слишком поздно, чтобы чем-нибудь помочь. Что и говорить, в том году праздник был испорчен.

— Могу себе представить, — тихо сказала Рэйчел.

— С той поры он изменился. Раньше это был тихий мальчик, можно сказать, не от мира сего. После того, как он нашел свою маму и обрезал веревку, он стал совсем странным. Дерзким, лукавым. Учителя стали его бояться. Черт, даже я его побаивалась, а ведь мальцу в то пору было только восемь годков. Не знаю, правда, сколько истинного зла скрывалось в его сердце. Джексон старался выбить из него эту дурь, да все напрасно. Джексон был как отец маленькому ублюдку, хотя после того, как Мэриджо умерла, он никакой ответственности за него не нес. И чем же отплатил ему мальчишка? Взял отцовское ружье и снес ему голову.

— Но ведь полиция пришла к выводу, что это тоже было самоубийство.

— Мой сын слишком себя почитал, чтобы уйти из жизни таким недостойным образом. К тому же, он с детства знал, что это — смертельный грех. И уж, конечно, ему чертовски не хотелось провести возле Мэриджо еще целую вечность. С него хватило и шести лет несчастного супружества.

— Погодите, вы сказали, что Люку было восемь, когда его мать умерла?

— Так и было. Джексон женился на Мэриджо, когда Люку исполнилось два года.

Ход мышления старухи не поддавался никакой логике.

— Так что же случилось с этим исчадием ада после смерти вашего сына?

— После того, как Люк его убил? Мальчишка взял да уехал, и скатертью ему дорога. Он знал, что у Джексона осталось здесь много приятелей и все они не питали особой симпатии к маленькому гаденышу, кроме нескольких сердобольных учителей. Хотя не могу понять, по какой причине, ведь он-то и в школе отродясь не бывал. Вобщем, после расследования Люк скрылся из города. Даже не зашел попрощаться.

— А если бы он это сделал, как бы вы поступили?

— Убила бы, — просто сказала Эстер. — Наверное, он это понял.

— Уж это точно, — отозвалась Рэйчел. — И больше вы о нем ничего не слышали?

— Не-а. Пока не прочитала о нем в одной из газет, знаете, таких, которые валяются на прилавках в супермаркете. Он убил какого-то парня и угодил в тюрьму. Где ему самое место. А сейчас поглядите-ка, тысячи дураков вручают ему свои денежки, приняв его за Иисуса Христа или еще кого. Да его полагается прибить за одно только богохульство, не говоря уже о прочих грехах.

Эстер выглядела как женщина, готовая на столь богоугодное дело.

Рэйчел снова почувствовала позыв на рвоту. Тем не менее, на ее лице засияла самая любезная улыбка, одна из тех, которыми так славилась Стелла. В свое время мать учила ее светским манерам и твердила, что женщина должна улыбаться, даже если весь мир летит ввех тормашками.

— Я уверена, что он получит по заслугам, — мягко сказала она.

— Вы ведь собираетесь это сделать, да, милочка? Исправить зло, причиненное моему сыну много лет назад?

Рэйчел бросила на нее быстрый взгляд.

— Мне кажется, лучше оставить это вам, — сказала она.

Эстер хмыкнула.

— Думай, как хочешь, крошка, но готова побиться об заклад, что ты станешь его погибелью, хочешь ты того или нет.

— Я не желаю ничьей смерти, — тихо сказала Рэйчел.

— Не всегда получаешь то, чего хочешь, — заметила Эстер. — Все закончится тем, что ты его убьешь. Полностью уничтожишь. Все будет так и не иначе.

Рэйчел с радостью покинула дом Эстер, хотя ее тут же окутала знойная духота. Казалось, испанский мох пустил корни в ее легких, но ей было все равно. Она чувствовала облегчение только оттого, что перестала дышать одним воздухом со старой ведьмой.

Она не хотела разрушать чьи-то жизни, даже если дело касалось такого негодяя, как Люк Берделл. Пускай у него было тяжелое, несчастливое детство. И что с того? У большинства ее знакомых семейная жизнь тоже была не сахар. Пускай он убил кого-то, может быть, даже не раз и не два.

Может, он и Стеллу убил, напомнила себе Рэйчел. Может, ему нравилось убивать, и он не мог с собой совладать.

Вот и она не могла ничего с собой поделать. Как бы ей ни хотелось уехать из Коффинз Гроув, подальше от детства Люка Берделла и чувства жалости, которое она начала к нему испытывать, пока что она была к этому не готова. Хотя она знала, что он не нуждается в ее жалости, и благодарности от него не дождешься.

К тому же ей бы не помешало приберечь чувство жалости для себя самой, горько усмехнулась она. Ах, бедная, несчастная Рэйчел!

Ей не хотелось ехать по городу, чтобы ненароком не наткнуться на защитников Люка или же его противников. Если на то пошло, ей вообще не следовало здесь появляться, потому что решимость ее таяла с каждым часом.

Где-то здесь должен был быть окольный путь до автострады. На карте значилась серая пунктирная линия, обозначавшая щебеночную дорогу. Она по ней поедет и вернется обратно по кругу, минуя центр города. Когда она вышла из дома, Эстер по близости не было. Не долго думая, Рэйчел сорвала несколько белых роз с тугими бутонами, поранив при этом руки о шипы, и кинула цветы на переднее сиденье. Она ехала по тихим раскаленным пустынным улицам и вдыхала искусственный стылый воздух из кондиционера, мечтая о том, чтобы машина наполнилась ароматом роз. Но цветы Эстер не источали никакого запаха.

Она не очень хорошо разбиралась в картах — Стелла всегда говорила, что Рэйчел в географии полный профан — поэтому не сразу поняла, что едет по дороге, которая пролегала вдоль кладбища. Не задумываясь над тем, что делает, Рэйчел остановила машину и вышла из нее, захватив с собой колючие цветы. Она направилась в сторону могилы Мэриджо и по дороге бросила взгляд на розы. В их лепестках кишели крошечные черви, вгрызаясь в нежную шелковую плоть лишенных аромата цветов.

С криком отвращения она отбросила их прочь, подальше от прекрасных полевых цветов, украшавших мраморную табличку. И только тут заметила, что цветы были свежими. Кто-то навестил могилу после вчерашнего дня. Она осмотрелась кругом, внимательно изучая темный болотистый лес, простиравшийся неподалеку от маленького опрятного кладбища. Никого не было видно, никто за ней не следил. Ну что же, придется ехать через этот дремучий лес и надеяться, что она верно прочитала карту. Может быть, она даже наткнется на призрака, который нанес ей визит прошлой ночью.

Рэйчел снова забралась в машину, прочно закрыв все двери. Врубив кондиционер на полную мощность, она включила радио и тронулась с места. Она попала на передачу какого-то христианского рок-канала, где кто-то истошным голосом вопил о сатане, вонзившем в тебя свои когти. Вздрогнув от ужаса, Рэйчел быстро выключила радио. Сказать по правде, она не верила ни в Бога, ни в дьявола. Однако она верила в то, что зло существует, и не где-то там, а здесь, в Коффинз Гроув, в доме Эстер Блессинг. А еще оно пустило корни в изувеченной душе Люка Берделла.