Кукла (СИ) - "Stashe". Страница 17

Я мало знаю о человеческом мире. Недостаток информации очень мешает, когда пытаешься понять мотивацию чьих-либо поступков. А еще ничего не можешь поделать с тем, что помимо опасений зарождается и симпатия к людям. Новое чувство, неизведанное и искушающее.

Я всегда была одинока, но мне это не казалось комфортным. Да, так оно безопаснее, но мое человеческое «Я», с которым мы были знакомы лишь заочно, людей любило. Ему хотелось общаться, открыто смеяться, чувствовать себя частью коллектива. А «Я» куклы боялось и не доверяло иллюзиям, лишено было беспечности. Мое положение казалось ему слишком шатким и хрупким. Раздумывала я обо всем урывками, в минуты, когда могла побыть одна. Таких возможностей почему-то становилось меньше с каждым днем. Меня постепенно затягивала жизнь корабля, появились дополнительные обязанности, опыты Льва Валерьяныча, обучение. Масса крошечных деталей, из которых начинала вырисовываться новая, гораздо более интересная и не такая болезненно мрачная жизнь.

Поэтому, в основном я занималась подробным анализом ситуации, пока работала в гидропонном саду. Так сказать параллельно. Хорошая возможность снять напряжение, взвесить все за и против, обдумать любую возникшую за день ситуацию, не опасаясь любопытных или изучающих взглядов. Мне нравилась работа. Я впервые чувствовала себя личностью, не мебелью или подушкой для булавок, а полезным членом общества. Прекрасное ощущение. А потом ко мне в сад потянулись гости. Чаще всех приходила Марта. Особенно, когда бывала не в духе. Она садилась на пол и молча наблюдала за мной. Когда ее «отпускало», то начинала рассказывать о чем-то, обычно активно жестикулируя. Марта заставляла меня смеяться над шутками Кабо, сочувствовать ее неудачам или выслушивать последние новости. Когда я достаточно привыкла к ее визитам, сама, поначалу робко, а потом увереннее стала участвовать в беседах. Наверное, так и становятся частью команды.

Но разве могло мое безоблачное счастье быть вечным?

Раньше, до «Астры» меня тоже преследовали яркие сны. Они бывали разными. Очень разными. О знакомых и незнакомых людях. Сюжетные зарисовки о чем-то непонятном, порою страшном, а иногда отвратительном. Сны о смерти, насилии, предательстве, отчаянии или тоске. Часто вообще ни о чем. Я не понимала ни сюжетов, ни происходящих в них событий. Как будто меня неожиданно сунули в чью-то голову, и я просматривала кино чужой жизни по вырванным из контекста эпизодам. А когда мне крайне редко снилось что-нибудь приятное, оно почему-то выглядело самым фальшивым и надуманным. Бывали счастливые месяцы, когда не снилось ничего. Но с каждым годом покоя становилось меньше, а кошмаров больше.

Помню, Сневидович тоже интересовался моими снами. Почему-то. Говорил, что я тупая дура, которой дано больше, чем в состоянии переварить голова. Он выговаривал, когда я не могла вспомнить мельчайшие детали, постоянно заставлял тренироваться. Мой персональный ад не заканчивался никогда. Ни днем, ни ночью. Это было так важно для него. Сневидович требовал, чтобы я развивала свои способности к восприятию и управляла снами, запоминала их сюжеты и события. Можно подумать кошмаром кто-то управляет? Его жесткость в данном вопросе поражала меня даже больше, чем обычные будни с тычками и пинками во время стандартного обучения.

Почему же я послушно раз за разом пыталась? Иногда, после моего рассказа очередного кошмара, у него становилось такое понимающее и очень задумчивое лицо. Они, мои сны, явно что-то значили для него. Сневидович лишь раз обмолвился, что некоторые ученые считают сон — путешествием разума за пределы тела. Глупость, но что-то такое в ней есть.

Теперь и я думала, что-то есть.

Можно пойти ко Льву Валерьянычу и рассказать, но я боялась последствий. Он получил достаточно меня. Позволить управлять своим разумом, свободой воли? Ни за что! Никогда больше. Я надеюсь, сумею устоять.

Жизнь могла быть очень хороша. Новый дом. Мои новые друзья. Если бы не прошлое, сны и Кира. На «Астре» были и другие настроенные также как она, но менее категоричные что ли. Оливия, Кузьма. И Гай. Новый техник, нанятый на станции, где мы приняли товар. Те, кто не отторг, но и не принял, просто сохраняя дистанцию. Она не мешала нам делить пространство корабля, но пролегала широкой пропастью недоверия и недопонимания, любовно заложенной Кирой.

Конечно, она не ненавидела лично меня. Для этого Кира была слишком умна. В сравнении с Явором она смотрелась как опытный интриган, на фоне пустоголового тарана, прущего напрямик. Кира ювелирно создавала неуютную атмосферу, обходясь стандартными средствами, без угроз или членовредительства. Все приняли ее нелюбовь как данность. Я ей не нравилась, потому что была куклой и больше ни почему. Кира держалась на расстоянии, не пытаясь причинить ощутимый вред. Не выходила при моем появлении из каюты, не унижала, не затрагивала едкими шутками. От нее просто веяло таким холодом, что кроме как по острой необходимости, я старалась не открывать рта и к ней лично не обращаться. Да и что, пожелай она открытой вражды, я смогла бы противопоставить? Кира жила на «Астре» больше десяти лет. Ее уважали даже те, кто не любил. Она была умной и жесткой одиночкой, профи, побывавшей в различных переделках, битой жизнью и наученной выживать. Она очень четко отделяла общее от личного и никогда не переходила границ. От Марты я узнала, почему она не любит кукол. Снова редкое совпадение? Случайность? Быть может, Велимир специально собрал команду, руководствуясь при подборе персонала графой: «обязателен опыт личного контакта с куклами»?

Не знаю, так или мое глупое предположение признак нервозности, но факт остается фактом. Кира пострадала от куклы. Несчастный случай, из-за которого у нее протез ноги до колена и раздробленная кисть с частичной имплантацией. Там, ну, на той планете, где все случилось, ей не смогли восстановить биоткани. А почему она так и не сделала этого позже, не знал никто. Личный скелет. Возможно, Кира решила, что усиленные суставы, кости и сухожилия, биоимпланты кисти, которыми можно переломать руки и ноги обычному человеку, круче, чем даже очень хорошая пластика из выращенных тканей. А еще страх снова оказаться беспомощной. Не знаю. Я часто ловила себя на мыслях, что не смогу полюбить людей, потому что боюсь их и ненавижу, хотя и пытаюсь ассимилироваться. Наверное, Кира чувствовала тоже самое по отношению ко мне. Зачем тогда она заявилась в мой сад? На мою территорию, куда она точно знала, приходят только друзья. Чего хотела? Или я поспешила, называя гидропонный сад своей территорией спустя три месяца жизни на корабле?

Все утро я думала о Кабо и нашем разговоре. После обмена любезностями наедине, случая поговорить без свидетелей больше не представилось. Но я и не была уверена, что готова обсуждать. Однако мысленно в тот день возвращалась уже неоднократно, да и трудно не думать о том, что касается тебя напрямую.

Меня и раньше успокаивала атмосфера гидропонного сада. Она давала возможность переключиться на приятную работу, сосредоточиться на простых действиях. И вот уже полдня я настойчиво копалась в настройках системы, проверяла наполнители для смеси, трубки и капельники, пока они не вытеснили все остальное из головы. А потом, подняв голову, увидела Киру. Она двигалась сквозь ровные ряды подвешенных на силовых нитях люлек с растениями, чьи корни беззащитно болтались в прозрачных кубах. Питательный раствор подходил к ним сверху по трубкам и беспрерывно подавался в каждый из пластиковых контейнеров из сосочка капельника. Висящие в воздухе ажурным кружевом зеленые, розовые, оранжевые и фиолетово-красные растения своей невесомой хрупкостью составляли разительный контраст плотному, крупному телу Киры. Она регулярно тренировалась с тяжелыми нагрузками, поэтому смотрелась весьма внушительно. Сильная женщина. Правда, через пару лет для меня это не будет иметь ровным счетом никакого значения. Я все равно стану сильнее. Но в ту минуту, когда я посмотрела наверх и увидела, кто приближается к моему рабочему месту, немного напряглась: