Чёрная Вдова, или Королева Смерти (СИ) - "АПОЛИЯ". Страница 132

— Ты же не знаешь, что в письме? — зная ответ, спросила ведьма.

— Гайя, кто бы осмелился читать письма Владыки к его Королеве.

Его Королева…

Какое восхитительное сплетение букв и звуков, рождающее бурю воспоминаний и ощущений.

Его Королева…

Твоя.

— Твоя… — еле слышно прошептала Нагайна, но Джейн не разобрала произнесенного подругой, — Хорошо… — хрипло произнесла брюнетка, — Хорошо, я прочитаю сейчас и дам ответ, — уже более твердым и уверенным голосом повторила она, — Я выйду. Будь здесь.

— Хорошо, Гайя… — прошептала в ответ Джейн, незаметно улыбнувшись реакции подруги на еще даже не прочитанное письмо.

Нагайна встала с удобного кресла и в мгновение ока исчезла с веранды, пройдя спальню и заперев дверь ванной комнаты.

— И почему меня принесло именно сюда? — горько усмехнувшись, прошептала она самой себе и включила воду в раковине, надавив на рычаг крана.

Она будет плакать.

Она знала это наперед, даже еще не открыв письмо.

Если ее так трясло от одной только мысли о Нём, что и говорить о том, что будет с ней, когда она увидит столь родной почерк и почувствует любимый аромат.

Она знала, что будет плакать.

Слабость ли это?

Нагайна медленно села на прохладный кафель ванной комнаты и, поднеся конверт к лицу, втянула носом аромат.

Так восхитительно пахло им.

Нагайна горько усмехнулась, и из больших глаз полились непроизвольные слезы.

Она знала, что будет плакать…

— Что ты творишь со мной, чёрт возьми, — сквозь слезы прошептала Нагайна, скорее утверждая, чем спрашивая.

Ледяные, окоченелые, дрожащие пальцы медленно развернули письмо, нежно касаясь ровных линий, по которым оно было сложено в конверт.

Нагайна слабо улыбнулась.

И прикрыла глаза.

Она боялась читать письмо.

Гайя Клео Белла, соберись!

Голос Агаты.

Голос матери.

Из легких Нагайны будто выкачали весь воздух, оставив лишь банальный вакуум и жжение в области солнечного сплетения, а потом вновь пустили кислород в атмосферу, заставив девушку открыть глаза, жадно вдохнув через рот.

Слезы на мгновение высохли.

Но потом вновь наполнили глаза.

Тряхнув головой и собравшись с силами, Нагайна опустила взгляд на каллиграфический почерк мужа в начале строки.

Моя Гайя Душа…

Мертвое сердце девушки замерло, и она медленно улыбнулась, вновь задохнувшись от слез.

Моя Душа

Так называл ее только Он.

Так он называл только Её.

От этого обращения сжималось сердце, чтобы забиться с новой силой, при этом оставаясь недвижным.

Прервав бурю эмоций, Нагайна продолжила читать письмо.

…Я приеду к тебе на шестую годовщину нашей свадьбы. Просьба к тебе…хотя, ты и так все знаешь, что сделать…

Сердце сделало кульбит.

Через несколько секунд тело ведьмы стало легко дрожать, хрупкие покатые плечи начали непроизвольно содрогаться.

Он приезжает к ней.

После стольких лет.

Господи.

Она была готова умереть прямо сейчас.

Умереть от ноющей боли в груди из-за того, что она сейчас так счастлива.

Разве можно испытывать боль от счастья?

Она могла.

Да, она знала, о чем он хотел бы ее попросить.

Восстановить связь его телепортирующего амулета и снять для него чары с замка.

Это было известно и так.

Он приезжает к ней.

Он приезжает…к ней.

Боже…

Я бы хотел видеть сына. Я очень скучаю по нему, ты знаешь это.

Эрика нужно подготовить к встрече с Аро.

Нагайна надеялась, что это будет не так сложно…

Ведь он любил отца, даже не зная его, даже не видя ни разу в жизни.

Эрик не раз говорил матери об этом.

После этого лучше было бы оставить Эрика с Джейн. Пусть она познакомит нашего сына с нашей с тобой семьей. Давно пора.

— Ты прав… — тихо проговорила Нагайна.

Я же останусь с тобой. Нам нужно…поговорить. Нет сил больше… Мы должны быть вместе.

На листе будто «повисла» пауза.

Я не могу без тебя…

— Аро… — всхлипнула Нагайна, и из глаз полилась новая порция слез. Девушка зажала рукой нос, стараясь успокоиться, — Аро, милый… — брюнетка запрокинула голову и прошептала что-то нечленораздельное, — Наконец…наконец-то… Боже мой…

Я хочу видеть тебя. Обо всем этом мы поговорим при встрече, если ты согласишься. Ты позволишь приехать к тебе?

— Будто я могу сказать ‘нет’, Аро, — тихо рассмеялась Нагайна, — Я ждала этого четыре года…

Но дело было не в том, могла она или нет.

Она этого не желала.

Она прощала ему все.

Простит и это.

— Конечно, да… — прошептала Нагайна и посмотрела в конец письма.

Независимо от того, принимаешь ты это или нет,

Я не могу без тебя…

Из глаз вновь хлынули слезы и раздался жалобный всхлип.

Нагайна улыбнулась сквозь поток нескончаемого плача.

Твой А.В.

Просто твой.

Именно таким он был для нее.

Без сухих инициалов.

Нагайна еще раз перечитала письмо, въедаясь глазами в родной почерк, и утерла слезы с бархатных щек.

В груди ныло от болезненного ликующего ощущения.

Бесконечную тьму вновь опалило абсолютным счастьем.

Больно опалило.

С непривычки, наверное.

Нагайна аккуратно сложила письмо и медленно встала с холодного кафеля, подойдя к раковине, где все так же шумела вода.

Горячая вода.

Обжигающая.

Точно такая же по температуре, как и та неопределимая материя души, что сейчас горела.

Горела внутри нее.

Внутри Нагайны.

Она разгоняла по венам кипяченную болезненно-сладкую истому счастья и предвкушения, оживляя будто заново мертвое тело.

Мертвое от боли.

Нагайна взяла в руки воды и умылась, чтобы смыть слезы.

Еще раз.

И еще раз.

До того момента пока глаза не стало щипать уже не от слез, а от обжигающей воды, что постоянно касалась век при умывании.

Выключив воду, Нагайна взяла полотенце и медленно вытерла лицо, руки.

И посмотрела на себя.

В зеркало.

В отражении она видела себя.

Наконец, она видела себя, а не свою мертвую копию, что жила вместо настоящей Нагайны все эти четыре года.

Вокруг глаз чуть покраснело от недавних слез, появились небольшие синяки, лицо выглядело немного уставшим и более бледным, чем обычно.

Губы стали ярче на фоне матовой кожи.

Нос слегка заострился.

Ресницы немного слиплись от слез и воды.

Глаза горели.

Глаза горели счастьем.

Глаза горели любовью.

Аро вновь разжег то, что потушил.

Нагайна не переставала его любить, нет.

Просто она не могла гореть, когда в ее огне больше не нуждались.