Повелитель Человечества (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон. Страница 5

Это и произошло с дядей мальчика, когда тот посмотрел на череп убитого брата.

Мальчик, который хотел быть королём, наблюдал без раскаяния и без какой-либо враждебности. Он смотрел, как дядя осел с корточек в грязь, прижав руку к предавшей груди. Он наблюдал, как затемнённые солнцем черты лица дяди ужасно и резко дёргались от нестерпимой муки, пока пожилой человек бился в конвульсиях. Он смотрел, как ожерелье выскользнуло из руки дяди, ожерелье, которое делали для его младшей двоюродной сестры и теперь никогда не закончат.

Сбежались люди. Они кричали. Они плакали. Они издавали панические и скорбные звуки на прото-индо-европейском языке, который станет известен, как ранний предшественник хеттского диалекта.

Мальчик ушёл, возвращаясь к хижине семьи. На пути он повернулся к фигуре – гиганту – облачённой в золото и шагавшей рядом. Лицо высокого воина украшали татуировки воинского клана Нордафрики, закручиваясь с висков и следуя изгибам скул. Извивавшиеся чернила, белые на тёмной плоти, заканчивались на подбородке прямо подо ртом.

– Привет, Ра, – произнёс мальчик на языке, на котором не будут говорить на этой планете ещё многие тысячи лет. Те, кто станет разговаривать на нём, назовут язык высоким готиком.

Золотой воин, Ра, опустился на колено, потрясённый видом Терры, которой не существовало уже тысячи лет: чистым и плодородным местом, ещё не тронутым войной. На самом деле это ещё не была Терра, это была Земля.

Когда гигант опустился на колено, а мальчик остановился перед ним, им стало намного легче встретиться глазами.

– Мой Император, – произнёс кустодий.

Мальчик положил руку на нагрудник гиганта, тёмные пальцы коснулись королевского орла. Ладонь, огрубевшая от полевых работ, несмотря на юность, пробежала вдоль края золотого крыла. Выражение лица было задумчивым, если не абсолютно безмятежным. Он не улыбался. Человек, которым станет этот мальчик, также никогда не улыбался.

– Вы никогда не показывали мне эти воспоминания, – сказал Ра.

Мальчик посмотрел на него. – Нет, не показывал. Именно здесь всё началось, Ра. Здесь на берегу реки Сакарья. – Мальчик обратил взгляд старых глаз к самой реке. – Так много воды. Так много жизни. Если чудеса галактики и разочаровали меня, то только потому, что нам повезло вырасти в такой колыбели. Нужно было так многому научиться, Ра. Так много узнать. Мне приятно, что ты видишь, каким это некогда было.

Ра не мог не улыбнуться отвлечённому созерцательному тону мальчика. Он слышал его много раз прежде в голосе другого человека, столь же знакомом ему, как собственный.

– Для меня честь видеть это, сир.

Мальчик посмотрел на него, сквозь него, и, наконец, убрал руку с символа орла на нагруднике кустодия. – Я чувствую, что вы потерпели тяжёлое поражение. Я не могу связаться с Кадаем или Ясаком.

– Кадай погиб три дня назад, мой король. Ясарик за две недели до него. Я – последний трибун.

Мальчик смотрел, не мигая. Ра заметил что-то похожее на мимолётную гримасу, ребёнок вздрогнул от какой-то непостижимой боли.

– Сир? – спросил кустодий.

– Силы, освобождённые просчётом Магнуса, растут. Сначала ручеёк, затем поток. Теперь штормовой ветер, беспрерывный и беспрестанный.

– Вы отбросите их, сир.

– Мой верный кустодий. – Тихо и медленно прохрипел мальчик, из горла раздался шум, как у больного туберкулёзом. Взгляд на миг стал рассеянным. Из носа потекла кровь, огибая губы.

– Сир? Вы ранены?

Взгляд мальчика снова прояснился. Он вытер кровь тыльной стороной грязной руки. – Нет. Я чувствую новое присутствие в давлении эфира. Что-то старое. Очень старое. Приближается.

Ра ждал объяснений, но мальчик не стал уточнять. – Ты должен кое-что сделать для меня, Ра.

– Что угодно, мой король.

– Ты должен передать сообщение Дженеции Кроле. Скажи ей… – мальчик остановился, переводя дыхание. – Скажи ей, что пора начинать Негласные Меры.

– Как прикажете, сир. – Эти два слова ничего не означали для Ра. Он снова ждал объяснений. И снова не получил их.

– Как погиб Кадай? – спросил ребёнок.

– Внешние туннели пали, мой король. Кадай выдвинулся слишком далеко от Невозможного города, когда ударила орда. Я пытался пробиться к авангарду, чтобы прикрыть отступление. – Ра тихо выдохнул. – Простите меня, сир. Я пытался.

– Что за враг во внешних туннелях?

– К Нерождённым присоединились предатели из Легионес Астартес. Пожиратели Миров, Несущие Слово, Сыны Гора. Наши дозорные видели титанов в тумане и сущности размером с титанов. Они заполонили главные магистрали и вспомогательные проходы.

Непостижимые мысли расцветали и увядали позади тёмных глаз ребёнка. – Это было неизбежно. Мы знали, что они получат доступ в паутину, прежде чем война закончится. С вами Игнатум, Ра. С вами “Потомок Бдительного Света”. Вы выстоите.

– Я отвожу все оставшиеся войска в Невозможный город. Внешние туннели потеряны, мой король. Врагов слишком много, чтобы отбить их.

– Да будет так, – разрешил ребёнок. – Организуйте оборону в Каластаре. Продавайте каждый шаг так дорого, как сможете. Что-то ещё?

– Я направил Диоклетиана на поверхность, чтобы привести больше воинов. Всех кого он сможет собрать. Мой король, Десять Тысяч истекают кровью и Безмолвное Сестринство истекает кровью вместе с нами, но если бы Вы оставили Трон хотя бы ненадолго, сир, мы смогли бы контратаковать и глубоко вклиниться в Глупость Магнуса. Мы очистили бы сотни туннелей.

– Я не могу оставить Золотой Трон, – ответил мальчик кратко и резко. – Это не изменится.

– Сир…

– Я не могу оставить Золотой Трон. Иначе все пути между Имперской Темницей и Невозможным городом будут разрушены и наводнены порождениями варпа. Вы останетесь одни, Ра. Одни и окружённые.

– Но мы можем продержаться, пока Вы не придёте к нам.

– Кадай предлагал то же самое, как и Ясарик, и Гелий перед ним. Каждый из Десяти Тысяч воплощает генетические знания, накопленные за множество жизней. Каждый из вас уникален. Произведение искусства, которое невозможно повторить. Я дорожу вашими жизнями, хотя, не задумываясь, трачу столь много других. Я не приказал бы Десяти Тысячам идти в огонь, если бы был выбор.

– Понимаю, сир.

– Нет. Не понимаешь. – Мальчик закрыл глаза. – В момент, когда я встану со своего места, мечты человечества умрут.

– Как скажете, мой король.

Мальчик провёл рукой по искажённому болью лицу. – Что с работой Механикум? Что с Менделем?

– Аднектор-примус погиб, сир. Он пал, когда начали разрушаться внешние туннели.

Мальчик встретил взгляд Ра, темноглазый и холодный. – Мендель погиб?

– На перекрёстке одной из главных магистралей. Он был в авангарде Кадая. Я пробился к нему, чтобы забрать останки.

Взгляд мальчика стал рассеянным. Казалось, что перед Ра оболочка ребёнка, мумифицированный труп мальчика, умершего слишком рано.

– Мой король? – спросил Ра.

– Это – ваша война, – рассеянно ответил мальчик. – Десять Тысяч и Безмолвное Сестринство должны удержать паутину. Если вы подведёте меня – вы подведёте человечество.

– Я скорее умру, чем подведу Вас, ваше величество.

Мальчик снова вздрогнул. Сжался на этот раз, нескрываемая боль – не страшная, но настоящая – вспыхнула в глазах ребёнка. Это вернуло его в настоящее. – Малкадор и Седьмой проигрывают войну за Империум, – произнёс он. – Это – трагедия, но эту трагедию можно обратить, пока я дышу. Империум, в конечном счёте, всего лишь империя. Империи можно отвоевать, будь то спасение от невежества или освобождение от рук предателей.

Усмешка Ра напоминала полумесяц утомлённого страдания. – Мы столкнулись с великим множеством предателей, мой король.

Уголки рта мальчика стали глубже. Не улыбка. Ни в коем случае. Возможно, подёргивание. Очередная дрожь. – Предатели есть всегда, Ра. После того, как Десять Тысяч завершили Усмирение Ашарика, я сказал вам всем, что есть грех намного серьёзнее, чем предательство.