Дополнительные занятия (ЛП) - Данн Поппи. Страница 25
Что, что? Не слышу тебя из-за этих ОБАЛДЕННЫХ ДОНАТСОВ С БЕКОНОМ.
И вдогонку пять смайликов с пончиками. Ухмыляясь, пишу ответ.
Смс для твоих глаз, донатсы для твоего ротика. И причём тут твои ушки?
Секунду спустя:
Кто-то в совершенстве изучил анатомию, работая сверхурочно;)
У меня больше знаний об анатомии, чем она может себе даже представить. Я расскажу ей и, уверен, она оценит.
Знаешь, что ты можешь привезти мне? Хотя, ты должен привезти его тепленьким, пишет она. Улыбаясь, я жду, пока она продолжит: Терияки. Они закрыли мой любимый ресторан на Олив-стрит, и теперь я не знаю, как жить дальше.
Я стараюсь не смеяться слишком громко. Мы ещё какое-то время переписываемся, пока для нее не приходит время ехать домой, и у меня, ну, гребаные NBC планирования, чтобы наверстать упущенное. Остальная часть полета в Токио проходит спокойно. Приземлившись, я, видимо секунд на десять, оказываюсь в гладком черном лимузине и, вскоре после этого, в Хилтоне, глядя вниз на улицы города с высоты тридцати этажей. Гостиничный номер - чистейший и по деловому элегантный, с мягким серым ковровым покрытием, стеной из окон, белым постельным бельем и низкой черной мебелью.
Именно тот тип номера и тип поездки, которыми наслаждались бы засранцы-миллиардеры. Когда Сюзанна еще присутствовала в моей жизни, я бы поехал в эту поездку с огромной чертовой усмешкой на лице и двумя сумками виски из дьюти-фри на борту. Частично, как способ избавиться от проблем дома, отчасти потому, что хотел быть одним из тех засранцев. Может быть, я все ещё могу им стать, если бы мне было до этого дело.
Но теперь Амелия живет в юрте на горе, что мне до сих пор не нравится. Даже двухнедельное отсутствие вдали от нее создаст проблемы в битве за опеку. Шел, тем временем, вероятно, танцует с Арчи по своей захламленной квартире. Я пару раз был в этом месте, и оно именно такое, где, как вы бы подумали, станет жить женщина, воспитанная клоунами. Ни одному человеку нельзя иметь столько шёлковых и шифоновых шарфов. Я не знаю, что она делает со всеми ними.
Сначала я пишу дочке, но ответа нет. Судя по времени, она, вероятно, только встаёт в школу. Затем пишу Шел, опять тишина, вероятно по этой же причине. Хотя может она сейчас бежит по каньону, ухмыляясь, когда продвигается вперед. Я могу видеть ее: наушники в ушах, штаны для йоги обтягивают безупречную попку. И собака, собака мешает моему воображению.
Фу, Арчи. Иди выпей с Бруно по стаканчику или займитесь чём-нибудь.
Две женщины моей жизни, вероятно, все ещё спят, а я чувствую себя как никогда бодрым. Это чувство одиночества, и я его ненавижу. Но встречи и конференции, а также все остальное дерьмо, которое займёт все мое время здесь, не начнётся до завтра. Прямо сейчас, в этом гигантском гостиничном номере, есть только я и никого больше. Нет Амелии, заказывающей слишком много мороженого из службы доставки. Нет Шел, которую надо уложить в кроватку.
Это будут самые длинные чертовы две недели за всю мою жизнь.
17
Шел
И в лучшие времена встретить родителей, которые неожиданно приехали посмотреть, как ты живешь, достаточно неловко. А встретить их, когда твоя новая социально-ориентированная постановка «Оливера» вот-вот состоится, и твой возможно-бойфренд находится в другой стране, и они притащили с собой обезьяну... что ж, это совсем другое.
Хотя, обезьяна забавно смеется. Это скандинавский карлик? Или родезийский? Как бы то ни было, он размером примерно с мою ладонь и любит обниматься, пока лопает арахис, так что, на мой взгляд, он миленький. Хотя Арчи от него досталось.
Ну, правда, Арчи просто счастлив позволить любому животному на планете сбить себя с ног и вытрясти всю душу. Думаю, он этим наслаждается. Черт, я все еще не понимаю, как это вообще было физически возможно.
— Знаешь, что мне нравится в этом месте? — говорит папа, когда делает два шага из моей спальни и оказывается уже в гостиной. — Здесь так много места! — Он говорит это, внимательно осматриваясь в поисках маленького свободного местечка, на которое можно было бы наступить.
Послушайте, у меня много шарфов.
Не помню, зачем они у меня, почему я их купила и что планировала с ними делать. Точно так же, как не помню, когда купила это пятифутовое чучело жирафа в углу. Но он - отличная вешалка для шляп. И поскольку у меня есть семь шляп...
Может, мне и правда стоит съездить в секонд-хенд.
— Ну, когда вы живете в трейлере в бесплодных местах Дакоты, любое место с крышей и без колес производит именно такой эффект, — говорю я, давая Чакли ещё один арахис, который он жует, забравшись мне на голову.
Ай. Блин, надеюсь, он не наделает снова в штанишки.
— Разве это не правда, — говорит мама, выходя из ванной. Смотрю на нее, и у меня кровь стынет в жилах, когда понимаю, что она не смыла макияж Арлекина. Мой папа играет роль клоуна Бозо: с белым лицом, большими красными губами, разноцветным костюмом и таким взглядом, от которого у детей бывают долгие ночные кошмары. У мамы же, с другой стороны, более классический черно-белый вид: клоун с чистым белым лицом и единственной черной слезой, скатывающейся по щеке. И именно этот грим сейчас на ней. По какой-то причине.
— Мам. А есть какая-то причина, по которой нам было необходимо приглашать на ужин Колумбину? — как бы, между прочим, спрашиваю я. Колумбина - один из персонажей мамы, которую она обычно играет на вечеринках по случаю дней рождений богатеньких детишек. Хорошо, что они богаты, им ведь нужно будет оплатить счета от психотерапевта.
— Подумала, что это привлечет внимание! Тогда, может быть, некоторые родители остановятся поболтать с нами, мы понравимся их детям и бум! — она поднимает руки, очень гордясь собой. — Нас с твоим отцом закажут для вечеринки.
— Вау, отличная идея! — лицо отца загорается, когда он подбегает к туалету. — Дебби, мы взяли мой рыжий парик, Да?
Я не оказываюсь у папы на пути, потому что выпадаю в коридор. Как я уже говорила, эта квартира маловата для нас троих, и особенно для нашего безумия.
— Ребята, можем мы просто пойти поесть без косых взглядов окружающих? Пожалуйста? — мои родители останавливаются. Мама выглядит грустной. В смысле, хотя на ее лице и нарисованы слезинки, она выглядит еще печальнее.
— Думал, тебе нравилось, когда Бонко и Колумбина ходили на ужин, — говорит папа, засовывая руки в карманы, вид который прям-таки кричит - грустный клоун-папа. Мне действительно нравилось, когда Бонко и Колумбина - боже, эти имена - отправлялись на ужин. Но мне было пять, и мы были в пиццерии «СиСи» в Салеме, штат Орегон, и настроение было совершенно другим. Мы получили бесплатное мороженое с фруктами после того, как папа сделал животных из воздушных шаров для шеф-повара. В центре Лос-Анджелеса такого не случится.
— Пожалуйста, мам? Мы можем раздать визитки.
Она вздыхает, но, по крайней мере, направляется в ванную.
— Твоя проблема, Шел, в том, что ты слишком много печёшься о том, что думают окружающие, — говорит она. Целует меня в щеку, которая, вероятно, сейчас покрыта макияжем.
Надо заметить, она не ошибается. Когда во время учебы в колледже я ходила в гости на ужин в дома других людей, я видела одинаковые дома среднего класса с такими же газонами, однотипными воротами и такими же семейными фотографиями на стенах. Слушала рассказы о дядях, которые продавали страховки, или дочерях, которые собирались заниматься юриспруденцией, и я была очарована. Никогда не могла понять, почему люди хотят знать, на что похоже детство, полное клоунов. Я уже жила так. Почему кому-то было до этого дело?
Но я люблю своих родителей, и они стараются, как могут.
— Вот что я тебе скажу. Почему бы тебе не принести красный нос, и, если мы увидим детишек, мы наденем его? — предлагаю я. Их лица сияют, и они идут, чтобы подготовиться, пока я кладу Чакли обратно в его маленькую клетку. Арчи сидит внизу, в ожидании, виляя маленькая задницей. То ли он пытается сесть, то ли потискать обезьяну, не могу сказать.