Вознесение черной орхидеи (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame". Страница 85

Шаг навстречу сделала я сама, в один из дождливых осенних вечеров, который нивелировал красоту золотого листопада промозглой сыростью. Мне было все равно, весна внутри не подчиняется законам четырех сезонов. Изумительный колумбийский кофе в приглушенном полумраке элитной кофейни, куда не попасть с улицы без предварительной записи. Даже классическая музыка, к которой я всегда относилась довольно прохладно, сегодня звучала иными, царапающими душу нотами, разливая по телу приятное умиротворение с привкусом сладкого волнения…

Мне уже тогда казалось, что Александр знал до каждого произнесенного слова исход нашей сегодняшней встречи. Я прервала свои рассуждения о том, что Антуан де Сент-Экзюпери в школьной программе за пятый класс неуместен в силу того, что в этом возрасте сложно понять всю тонкую глубину его высказываний, когда его ладонь привычным жестом накрыла мою, считав кончиками пальцев расписание линий судьбы и жизни. Эта чувственная дактилоскопия за последние недели прожгла мою кровь исцеляющим кибер-лазером, я реагировала на нее подобно тому, как засыхающая орхидея на инъекцию свежей воды. Сердце ускорило ритм, выбивая приступ испарины.

- Ты волнуешься, – он не спрашивал. Он всегда видел меня насквозь. Этот обжигающий приглушенный тембр уже бежал в моей крови, взращивая отчаянную смелость на равнинах потрясающего азарта.

Дистония. Тут не надо быть магом тридцатого уровня.

- Вы же знаете… это нормально.

- Это хорошо, а не просто нормально. Волнение подогревает ожидание и обостряет эмоции. Это не тот страх, это вполне уместный внутренний конфликт подсознания. Одна его часть держится за навязанную догму «неправильно», и этот барьер есть у всех – нормы воспитания, морали, пресс общества, законам которого мы непроизвольно следуем, потому как не все можно сбросить и нарушить. Вторая же часть знает, что ничего плохого не случится и жаждет этих новых горизонтов. Поэтому страх имеет привкус изысканной сладости.

«Тащит», - сказала бы я, лаконично и по-простому. Но рядом с ним сленг напрочь забывал о том, что живет на вольных правах в моем лексиконе, засыпал летаргическим сном.

- Если страх, какой бы сладкий ни был, не желает проходить… стоит изменить саму тактику его подавления?

В обществе близких людей мы неосознанно становимся на них похожими и находим в этом непередаваемое удовольствие. Мне не надо было взвешивать каждое слово для того, чтобы поддерживать имидж леди. С ним я была ею до кончиков идеально прокрашенных ногтей без особых усилий со своей стороны! Не было никакого приворота или НЛП. Он изначально имел абсолютную власть надо мной. Но эта власть не подавляла и не загоняла в угол. Она питала своей энергией мои крылья, исцеляла все раны недалекого прошлого, накрывала комфортным куполом, призванным укрыть от перекрестных выстрелов вселенского зла, от потерянных дней разрушающего самоуничтожения, от себя самой, той, которая запретила себе быть счастливой снова.

- Иногда просто необходимо посмотреть ему в глаза. Сказать, что по-своему любишь этот страх и принимаешь его таким, каким он есть. Тогда у него не будет повода нападать снова, начнется этап союзничества.

Я не выпила ни капли алкоголя. Я даже пропустила прием успокоительного. Говорила я, настоящая. Осознанно, без влияния каких-либо вымышленных факторов.

- Если честно, он мне уже порядком надоел. Я хочу оставить его в прошлом.

- Твой страх?

- Именно… Можно оттягивать до бесконечности. Я знаю, вы не раз мне говорили об этом…

Вот на этой решающей фразе мой голос все же дрогнул. Но не уверенность, нет. Она шла напролом через контрвойска страха, желая лишь одного - этой победы сквозь сотни препятствий. Александр прекрасно это видел и понимал. Но я не расслышала в его голосе торжества или же излишнего, совсем не нужного давления. Наоборот, он шел мне навстречу, пусть это проявлялось всего лишь в пожатии руки. Мне было достаточно.

- И что ты хочешь этим сказать?

Даже в этом все законы жанра – вздох, пауза, дрогнувший голос – оказались неуместны. Я сама поразилась собственному хладнокровию и уверенности.

- Пора просто попробовать. Сто к одному, что он навсегда исчезнет. Или я не права?

Я была готова ко всему. Даже к долгому сканеру-взгляду в полумраке кофейни. Даже к этому риторическому вопросу. Он видел, что во мне говорила не обреченность и не страх потерять то, что я еще в полной мере даже не обрела.

- Ты действительно этого хочешь?

Я имела полное право не отвечать, и слова были больше не нужны. Только внутренне вздрогнула от росчерка теплых пальцев по скуле, подавив пока острое желание сделать то же самое. Дыхание сбилось, и я прикрыла глаза, следуя за ласкающим нажимом ладони этого потрясающего мужчины.

- Тогда тебе пора выслушать мои условия.

Сердце делает болезненный кульбит, запуская атаку страха со вспомогательной артиллерией ужаса, но я даже не вздрагиваю в этих новых объятиях, которые носят тисненый гриф его персонального логотипа – кольцо рук со спины, в таком положении очень легко одним массирующим жестом снять нервозность и напряжение. Это не ломка и безоговорочное подчинение. Это переговоры двух партнеров, где каждый имеет право выдвинуть список своих требований и решить, принимать их, или же нет. Притом мне не надо бояться обидеть его отказом.

- Ты выберешь себе стоп-слово. Вернее, два. Первое будет означать, что ты хочешь продолжать, но происходящее вызывает у тебя дискомфорт и страх. Это слово будет прямым указанием сменить тактику, не прерывая сессии. Второе – немедленное прекращение. Не выдумывай ничего экстраординарного, если тебе комфортно, мы можем ограничиться цветовой схемой. Знаю, что ты хочешь разрубить эту ассоциативную цепочку, но очень часто в момент изменения сознания может подвести память. Нам же не нужна излишняя паника?

Откат грозного цунами, которое оказалось самой обычной волной ласкового прилива, с судорожным внутренним всхлипом облегчения – сегодня он его не услышит… Он может только его прочувствовать, просчитать, благосклонно сделать вид, что не заметил, да просто сжать объятия, вливая через рецепторы кожи заряд умиротворения… Его голос успокаивает, вселяя уверенность в правильности избранного пути, я слизываю с губ аромат корицы и кофе, втайне испытывая гордость за подобное решение, которое приняла исключительно я сама, и никто не заставил.

- Я буду настаивать на одном. Чтобы ты не молчала. Любое сомнение. Любое опасение… Ты это произносишь! Экономишь мое время на вопросы. Юля, я сам все почувствую, но у тебя всегда будет это право. Забудь аксиому о том, что стоп-слово – удар по рукам Верхнего. У тебя, можно сказать, законное право на проявление здорового эгоизма. Кроме того, сегодня у нас вторник… - недолгая пауза, перед решающим вердиктом. – До субботы есть время. Здесь действуют аналогичные правила. Любое сомнение в своем решении, страх, испуг, желание остановить – ты ставишь меня в известность. Не для того, чтобы я убеждал тебя в том, что ты не права в своих метаниях. Это все будет обсуждаться, мы разберем твой испуг на составляющие и решим, следует ли что-то предпринимать, или же тебе надо больше времени. Мы договорились?

О чем?.. Я не передумаю… Я сейчас уверена в своем решении как никогда…Мой голос дрожит, когда я прижимаюсь крепче, наслаждаясь ощущением тепла и защиты в его сильных объятий.

- Это будет по-любому, только…

Властные нотки его голоса аннулированы оттенком обезоруживающей нежности в унисон с поглаживанием моих напрягшихся предплечий.

- Что, моя девочка?

- Ничего. Просто не позвольте мне передумать!

Я не передумала.

Более того, я старалась не форсировать томительное ожидание утоления тематического Голода эти четыре дня. Волнение било все рекорды волнующим предвкушением, выбивая холодную испарину обреченной тревоги, но чаще всего я ловила в своем отражении улыбку сиамской кошки в ожидании шикарного деликатеса.

Тень Димы больше меня не пугала. Я уже к ней привыкла настолько, что она казалась неотъемлемой деталью домашнего интерьера. Мелькала в зеркалах, которые все еще пугали своим равнодушным серым порталом, стучалась в мои сны, раскрашенные в яркие краски предстоящего исцеления, но больше не пила из губ мою душу, уложив на лопатки бессознательности. Правда, я теперь редко сидела дома.