Борт 556 (СИ) - Киселев Андрей Александрович. Страница 28

   Она вынырнула и крикнула, зовя меня к себе в набегающих на песчаный берег волнах.

   Я тоже, подбежав к ее лежащей на песке одежде. Сбросил свои единственные закатанные штанинами светлые брюки. И бросился в объятья океана и своей любимой соблазнительницы морской плещущейся, и смеющейся от счастья в бурных прибрежных волнах красавицы нимфы. Я бросился в объятья своей любимой Джейн. И мы, обнявшись вместе, купались, ныряя в прибой песчаного берега. Одни на этом вечернем одиноком под заходящем вечерним быстро садящимся за горизонт ярком солнце. Мы плескались как дети в соленой вечерней и теплой океанской воде. Не далеко от самого берега.

   Казалось, мы были одни в этом мире. Валяясь на горячем вечернем белом коралловом песке, мы даже не замечали местных аборигенов рыбаков. Не так далеко от нас в лодках. В стороне, от своих стоящих над водой на деревянных сваях опорах рыбацких хижинах.

   Возможно, они видели нас, сидящих на том песке, обнявшись и любующихся вечерним закатом. И не обращая на нас особого внимания, занимались своим рыбацким делом.

   Это был настоящий Рай. Морской любовный Рай. И только наедине со своей любимой Джейн.

   Солнце садилось. И надо было возвращаться в селение и на свою яхту.

   Наступала холодная ночь. Было часов одиннадцать вечера.

   Уже виднелись звезды на тропическом без единого облачка океанском небе. Ночь на суше, за долгие месяцы в океане. Я первый раз ступил на сушу, хоть и не свою, но сушу. Мои ноги ощутили этот горячий коралловый безымянного острова. Как было все здорово! Я был тоже не менее счастлив. Песок чужого тропического, и как и моя любимая Джейн!

   Мы с Джейн были неразлучны теперь. Мы шли, держась за руки. И взяв с собой в руки нашу одежду, почти голышом назад по воде, прибрежному прибою в сторону селения островитян.

   Джейн быстро осваивала русский язык и довольно успешно. Она была просто молодец. Училась прямо на ходу. Она, хоть и жутко ломано, но уже говорила со мной по-русски. Время от времени, мы иногда общались с ней по-нашему. В общем, молодец моя красавица девочка.

   Наступала снова ночь. Было уже, наверное, двенадцать, но я не смотрел от своей неудержимой любви к моей Джейн на время. Становилось уже темно, и только взошедшая следом за Солнцем яркие мерцающие в черном небе звезды, и яркая Луна освещала нам дорогу под звездным тропическим небом. Мы далеко ушли от селения островитян сами того не заметив. И вот, надо было идти назад. Было уже часов, наверное, двенадцать. И мы припозднились с приходом.

   Дэниел, наверное, заждался нас, а, может, и нет. Он, тоже с кем-то здесь познакомился на острове, и привел на яхту девицу из местных. И мы с Джейн решили не мешать парню, повеселиться ночью на Арабелле.

   Мы с моей красавицей Джейн пустились дальше в другую сторону берега острова, любуясь красотами уже ночного мира этих островов.

   Джейн не очень, то торопилась расставаться с ночным морским берегом. И мне это, тоже было по душе.

   Было темно и тихо. И, лишь на горизонте светилась, пока еще светлая яркая полоска, оставленная зашедшим за его край Солнцем.

   Мы шли по берегу в полосе прибоя у самой его кромки. Удаляясь, вновь от нашей яхты. Мы шли в полной темноте под яркой желтой Луной. В ночной темноте и горящими, и мерцающими огоньками звездами. Дневной весь шум стих. И только громко голосили сверчки. Где-то, далеко в прибрежном тропическом лесу.

   Джейн прижавшись ко мне, обхватила меня за пояс своей правой девичьей загоревшей до черноты ручкой. Обхватив за мужской торс. И пощипывая меня своими маленькими девичьими за подрумяненный на солнце правый бок пальчиками. А, я обнял ее за плечо. Прижав плотно к себе и, согреваясь, ее женским любящим тепло полуголым загорелым до угольной, почти черноты молодым двадцатидевятилетним телом.

   Стояла тишина. И только был слышен шум прибоя волн. Все кругом спало. Даже затихли все островные галдящие целыми днями птицы.

   Было двенадцать ночи. И Джейн захватила бутылку мексиканской Текилы и нашей русской водки с яхты для согрева. И немного еды для закуски в виде нарезанного кусками лангуста и местных маленьких красных креветок. Подаренных в качестве награды и угощения нам как гостям местными туземцами островного племени и рыбаками. Взяла стеклянные из толстого стекла маленькие стаканчики. Нож с кухонного кубрика, вилки и все это Джейн упаковала в специальную походную из брезента сумку с борта Арабеллы. И отдала ее мне. И вот мы, снова брели по прибрежной, пока еще горячей не остывшей от палящего, давно уже зашедшего за горизонт Солнца воде.

   Я был в одних плавках. А Джейн в своем полосатом цветном на замочках и тоненьких лямочках купальнике. Мы бросили свою одежду на Арабелле, чтобы не таскать лишнее с собой. Наверное, зря. Становилось заметно, прохладно. Ветер, летящий с океана, охлаждал быстро воздух. Он подымал большие буруны прибрежных волн, и шевелил пальмовые листья на прибрежных пальмах. И листву тропических кустарников и деревьев.

  - Надо, где-нибудь, милый укрыться - сказала мне, почти на ухо моя ненаглядная Джейн.

  - Я думаю, нам лучше вернуться на нашу яхту - ответил ей также на ухо я - А, то намерзнемся за ночь.

   Я подзагорел сильнее, как и говорила моя Джейн. И чувствовал пощипывание на кож е от загара. Я уже был близок к ней по цвету кожи. Заметно поджарился на открытом тропическом Солнце.

   Я распечатали бутылку нашей русской водки, прямо стоя в прибрежной бурлящей волнами воде, зажав ее коленками, и выковырял ножом пробку.

   Моя Джейн достала из сумки кусочками нарезанного лангуста, и мы глотнули, совсем, чуть-чуть, из тех маленьких стеклянных стаканчиков здесь же припасенных моей милой Джейн. Закусив им и маленькими красными креветками. Мы повернули назад, и пошли быстрее.

   Нам стало веселее от жгучего и горячительного, и гораздо теплее.

   Тут Джейн увидела недалеко от берега среди прибрежных деревьев на прибрежном склоне, какую-то невысокую, по-видимому, брошенную хижину из пальмовых листьев и сплетенную из прутьев. Как она ее рассмотрела в почти, уже полной темноте наступившей ночи?! Мне не понятно. Было темно, хоть глаз выколи.

   Она повела меня туда, взяв за руку, почти бегом, радостная от возможности скорого со мной предстоящего страстного секса.

  - Там мы и укроемся. В темноте и тишине! - сказала, радостно Джейн мне - Я буду греть тебя своим телом милый, а ты меня!

   Джейн вошла первой в хижину и позвала меня за собой.

   В этой хижине не было уже давно никого. И она была брошенной, но заваленной пальмовыми листьями.

  - Это нас спасет от холодной ночи - произнесла, ласково и нежно, почти шепотом, моя Джейн - Я хочу любви, любимый мой! Хочу эту ночь провести здесь с тобой в этой хижине и в этих листьях!

  - Как дикари? - произнес я, не мене довольный выбором своей возлюбленной Джейн.

  - Именно, любимый мой! - сказала она, ложась в листья пальм, как на сеновал. Их было здесь много. Возможно, эта рыбацкая хижина аборигенов была здесь построена как некое хранилище этих самых пальмовых листьев. Потому, как их тут было под самый не высокий ее потолок. И можно было буквально, закопаться в эти большие объемистые как опахала листья.

   Джейн раскинулась передо мной, упав навзничь. Разбросав руки в стороны. И позвала меня к себе, маня с нетерпением дикой жаждущей любви самки теми руками. Я лег к ней. И она забросала нас обоих теми пальмовыми листьями до самой головы. Джейн впилась губами в мои губы. И расстегнула пальчиками свой полосатый из тонкого, почти прозрачного шелка купальника лифчик. Она, сверкая во мраке своими черными, как эта темная звездная холодная ночь переполненными любовными чувствами глазами. Сняла его, полностью, подползая на голой черной от загара спине под меня. И подставляя моим губам свои, полные, вновь нежные с торчащими в мою сторону крупными черными сосками девичьи, загоревшие как уголь, жаждущие мужских ласк груди.