Любовь как преступление. Книга 1 (СИ) - Караюз Алина. Страница 24

Позади мелькнула смутная тень. Некто огромный и черный, как ночь, с обрывками формы на могучем торсе, спрыгнул на палубу прямо со шканцев и теперь гнался за нами гигантскими скачками. Ужасное чудовище с алыми, горящими гневом глазами и обнаженной саблей в в руках.

В последний миг, когда когтистая лапа драха уже готова была схватить пиратского капитана за шкирку, он оттолкнулся от палубы, взлетел на поручни, идущие вдоль фальшборта, и вдруг, вместе со мной, кинулся прямо в бушующий океан.

Тело камнем вошло в ледяную воду, подняв тучи брызг. От удара, воздух выбило из легких. Волны сошлись над головой, отрезая от неба. Лишь в ушах еще долго звучал хриплый вой, полный мучительной тоски…

Меня выдернули из воды, как пробку из бутылки. Грубые руки дернули вверх, ничуть не заботясь о моем бренном теле. Я ударилась животом, когда меня переваливали через борт шлюпки, будто мешок с камнями. Втащили и бросили прямо на дно, под ноги гребцам.

Легкие горели от жгучего огня, желудок бастовал, пытаясь выпрыгнуть наружу, а тело трясло мелкой дрожью. Я закашлялась, извергая из себя потоки воды, которой успела наглотаться. Меня скрутило в рвотном позыве.

Кто-то “сердобольный” схватил меня за волосы и свесил мою голову над водой. Меня вырвало.

Задыхаясь и дрожа, я сползла на дно шлюпки. Приподнялась на локте и огляделась.

Это были не даханны! Более высокие, более мощные, с резкими чертами лица, с натруженными мускулами, перекатывающимися под мокрой одеждой. На корме стоял мой похититель, держа в руках тяжелое весло, и, прищурившись, шарил взглядом по вздымающимся волнам.

Шлюпку бросало то вверх, то вниз, от чего замирал дух, а волосы вставали дыбом. Казалось, вот-вот нас накроет волной и я закончу на дне свою грешную жизнь!

Я вцепилась в борт, вжала голову в плечи и попыталась вспомнить хоть какую-нибудь молитву. На ум не приходило ничего, кроме отборной матросской ругани.

Шлюпка дернулась в очередной раз. Что-то тяжелое навалилось на левый борт, от чего утлое суденышко опасно накренилось. Чужаки отважно боролись с волной, пытаясь выпрямить крен, а в шлюпку уже лезло огромное мокрое существо, похожее на демона из ада. Это был драх!

Мой похититель хрипло выкрикнул очередную команду. Шлюпку резко развернуло, откинув драха назад в воду, но он, как безумный, вцепился в борт, вонзив когти в твердую древесину.

Капитан пиратов нагнулся над ним, будто желая что-то сказать. Я увидела, как шевелятся его губы. Драх взревел, замахнулся, но противник опередил: тяжелый удар веслом обрушился на голову драха, и огромное тело безвольно повисло. Пират с презрительной усмешкой толкнул его ногой, сбрасывая в воду. Потом обернулся и уставился на меня. В его глазах я увидела свой приговор.

Я была мокрой, жалкой и дрожащей, когда меня, чуть ли не за шкирку, втащили на палубу брига. Капитан пиратов хорошенько встряхнул меня, будто грушу, и отошел на шаг, скользя по мне задумчивым взглядом.

— Шейнаб, значит, — медленно произнес он. Затем повернулся к своим людям и приказал:- Заприте ее в моей каюте и готовьтесь, мы должны обогнать бурю.

Меня не слишком любезно подтолкнули в сторону кормы.

Начался ливень. Два дюжих пирата с бандитскими ухмылками на небритых рожах втолкнули меня в двери капитанской каюты, и я услышала, как за моей спиной сухо щелкнул замок. Теперь меня еще и заперли.

Я огляделась. Что ж, этот Эйден, или как его там, неплохо устроился. Если каюта дазгана казалась эталоном суровой мужской лаконичности и минимализма, то здесь был противоположный случай. Одна кровать чего стоила: огромная, стоящая на деревянной решетке, с четырьмя витыми столбиками из черного дерева, на которых крепился шелковый балдахин. Такая кровать сделала бы честь любому принцу, но видеть ее на пиратском корабле было как-то странно.

Стены каюты прикрывали гардины из темно-синего бархата, на полу, один на другом, лежали несколько толстых ковров с красочным узором. Я стянула с себя мокрые чулки и башмаки и с удовольствием погрузила ступни в густой и мягкий ворс. Он скрыл меня почти по щиколотки.

Широкий стол у окна, полки, пара встроенных стеллажей — все было заставлено книгами. И, судя по знакам на корешках, написаны они были на разных языках. Широкое кресло у стола манило присесть в него и отдохнуть, но я стояла посреди каюты, дрожа от холода, а с меня на пушистый ковер ручьем стекала вода. Никто и не подумал о том, чтобы дать мне переодеться!

Что ж, придется самой о себе позаботиться. Чувствую, на этом корабле вряд ли найдутся альтруисты. Одно радовало: я в закрытом помещении и буря мне не страшна.

Так, посмотрим, что тут у нас?

Я бесцеремонно распахнула платяной шкаф. С деревянных плечиков стройными рядами свисали тонкие батистовые рубашки и бархатные камзолы с золотыми и серебрянными позументами. Да наш пират большой модник, как я погляжу! Думаю, он не обеднеет, если я позаимствую одну из его рубашек.

Поминутно оглядываясь на двери, я сбросила на пол мокрое платье и нижнюю сорочку, и облачилась в сухую одежду. Рубашка капитана скрыла меня чуть ли не до колен, плечевые швы оказались примерно в районе локтей. Я мысленно представила его внушительную фигуру, возвышавшуюся надо мной на две головы, и невольно сглотнула. Если я не ошибаюсь, этот Эйден выше Кархадана на целую голову — это точно!

Поверх рубашки я натянула широкий плащ из тонкой шерсти, закуталась в него по самые пятки и уселась на кровать. Я не знала, что делать дальше. Навалилась такая аппатия, что хотелось просто лечь, закрыть глаза и забыть о последних днях своей жизни.

Я чувствовала, как мое тело гудит от избытка чужеродной энергии. Тогда, на имперском фрегате, меня охватила вторая волна инициации. Не представляю, чем бы все кончилось, если бы меня не бросили в ледяную воду!

Страх перед смертью и холодный океан стали отличным средством борьбы с собственной сутью. Вторая волна боли и жара схлынула, едва начавшись. Но сейчас, когда я лежала в относительной безопасности и тепле, меня вновь начало потряхивать.

Сначала по коже словно огоньки пробежались — мелкие и колючие, потом, от кончиков пальцев в направлении сердца медленно, но неумолимо, начало разливаться тепло. Оно заполняло меня изнутри, усиливалось, обещая превратиться в гудящее пламя.

Я сжалась. Боль усилилась, выжимая слезы из глаз.

Глубоко вздохнула, постаралась расслабиться. Это было нелегко, но я старалась и заметила странную закономерность: чем больше я расслабляла мышцы, чем глубже и размереннее становилось мое дыхание, тем менее острой становилась боль. Как будто некая сила пыталась сродниться со мной, войти в мою плоть и кровь, а я мешала своим сопротивлением.

Я не знала, что это, я боялась его и не хотела, но когда я впустила это, обжигающая боль вдруг обернулась ласковым теплом, приятно греющим меня изнутри и снаружи.

Я открыла глаза и недоуменно уставилась на свои руки и ноги. Все открытые участки кожи окружал ровный, едва заметный светящийся ореол бледно-золотистого цвета с красноватым отливом. Я словно плыла в теплом ласковом облаке, наполненном солнечным светом. Это было прекрасно!

Где-то на задворках мелькнула мысль: у даханнов на фрегате было серебристое свечение! Мелькнула — и пропала.

Корабль швыряло, будто щепку. Вскоре лежать стало невозможно: качка усилилась, тяжелые волны одна за другой били в корму, натужно стонали шпангоуты. Бриг бросало то вверх, так что его бушприт задирался в небо, то вниз — и тогда у меня внутри все сжималось от страха. Вещи со стола капитана давно валялись по всей каюте, хорошо еще, что дверцы шкафов закрывались на шпингалеты, а книги на полках были тщательно укреплены. Чего не скажешь обо мне.