Чудище или Одна сплошная рыжая беда (СИ) - Кувайкова Анна Александровна. Страница 55

Меня аккуратно опрокинули на спину и, нависли сверху, улыбаясь:

— Ань, если бы не Со Хен, сколько бы ты еще молчала?

И вот тут-то пришлось прикусить язык, признавая его внеочередную правоту. Ну да. Моя ревнивая светлость тогда повела себя как последняя глупая дурость!

И снова ничего озвучивать я собиралась. Червячок сомнения все еще противно шевелился внутри.

— Ты рассказал отцу, кто я такая, и поэтому он позволил тебя расторгнуть помолвку?

Полонский застыл после моих слов. Закрыл глаза на секунду, сжал зубы, видимо пытаясь взять себя в руки, и уже куда спокойнее ответил:

— Нет. Ему не нужны связи твоего отца. Ему нужен контракт с корейцами. А мне нужна ты.

— Но договор о помолвке был заключен еще до нашего знакомства, — иронично выгнула бровь, машинально складывая руки на груди в привычном, защитном жесте.

И кому-то это сильно не понравилось!

— Ань, я собой командовать не позволю, — как-то жестко усмехнулся Богдан и, спокойным, но настойчивым жестом развел мои руки в стороны. Завел их за голову, сжал мои запястья одной рукой, прижимая к кровати, а пальцами второй подцепил подбородок, не давая освободиться. Парень лежал рядом, на боку, опираясь локтем на постель, а вот я-то как раз оказалась в более… откровенном положении. С поднятыми руками рубашка задралась, так что пришлось торопливо согнуть ноги в коленях. Не знаю, заметил он это или нет, но аккуратно коснувшись моих губ своими, он закончил. — К разрыву помолвки я готовился давно. В день приема еще было рано обрывать все договоренности с корейцами, и только потому я сдерживался. Признавшись, что ревнуешь, ты фактически поставила печать и подпись под приговором, и я больше ждать не стал. В ту же ночь я силой утащил Со Хен к отцу в кабинет и поставил их в известность.

— А затем и всех остальных, — добавила я, слегка пошевелив пальцами. Даже посмотрела на плененные руки так многозначительно… Однако отпускать меня никто не собирался! Понимая, что бороться бесполезно, я решила воспользоваться тем, чем умела — а именно довести собеседника до белого каления любимым запасом ехидства. — Желание уесть Исаева никуда не делось, верно?

— Анют, мне плевать на Исаева, — равнодушно откликнулся Богдан, не глядя мне в лицо, а внимательно рассматривая собственные пальцы, медленно расстегивающие еще одну пуговицу на рубашке. Я дернулась! — Я хотел, чтобы ты узнала об этом.

— И исключительно для этого ты поставил на уши весь универ, — саркастично произнесла и уже сильнее дернула руками. — Отпусти меня.

— Нет, — хмыкнув, ответил блондин, расстегнул еще одну пуговицу… И тут я почти натурально перепугалась, ибо там, насколько я помнила, оставалась не тронутой только последняя! Но он остановился… и насмешливо спросил. — А ты бы поверила, скажи я об этом наедине? Стала бы вообще со мной разговаривать?

— Нет, — созналась, снова пытаясь освободить запястья. И снова мне не дали этого сделать, надежно удерживая, но не причиняя вреда. И это начинало злить, хотя истиной причиной моего недовольства скорее было абсолютное нежелание освобождаться от его рук. А потому уколоть Полонского стало почти делом чести. — И все-таки ты прибегнул к шантажу, чтобы я согласилась изобразить любовь на глазах у Исаева. Ми-и-ило. И после этого ты считаешь, что я поверю во все, что ты раньше рассказал?

— Я надеялся, что ты поймешь, — так… спокойно отозвался блондин, смотря мне в глаза, кончиками пальцев поглаживая мою щеку. Он не уговаривал, не настаивал, не умолял ему поверить… и от этого становилось еще хуже. Мне хотелось ему поверить. Очень.

И все же…

— Даже если я пойму, — не выдержав, тихо спросила я. — Что дальше? Твой отец, мой отец, Исаев… Я не хочу всего это, Богдан.

— У тебя не выбора, — как-то невесело усмехнулся вдруг Полонский… и последняя пуговица оказалась расстегнутой! А горячая ладонь уверенно скользнула на живот, раздвигая края рубашки, а шеи коснулись его губы. — Я теперь от тебя не откажусь.

— Шантажом заставишь быть с тобой? — процедила я сквозь зубы, стараясь не реагировать на его действия. То, что сейчас происходило, не укладывалось в голове — оно просто не хотело туда влезать!

— Если понадобится — да, — равнодушно откликнулся парень и шею снова обжег поцелуй. А меня начинало потихоньку трясти… и от его поцелуев, и от того, что он сообщил! — Анют, кажется, я уже говорил. Ты — моя. И я пойду на что угодно, лишь бы ты была рядом.

— Ты не посмеешь, — прошипела сквозь зубы и охнула, когда его пальцы скользнули вниз по животу и очутились там, куда их вообще не звали. — Богдан!

— Уже посмел, — все тот же спокойный, даже равнодушный голос… и в противовес ему теплые пальцы, уверенно вытворяющее такое, что дыхание враз перешло на хрип, а сердце судорожно забилось в груди, выгоняя все здравые мысли и доводы из разума. И при этом мои руки он так и не отпустил! — Или ты не отходишь от меня ни на шаг… или мне придется тебя выдать.

— Ты не понимаешь, что тогда я… долго не проживу, — с трудом прошептала, невольно выгибаясь, чувствуя, как жидкий огонь растекается по венам. Яростно вспыхнувшее желание уже невозможно было скрыть, не смотря на ненависть и горечь, разрывающие душу изнутри.

— Нет, — отозвался Полонский, но откровенно издеваться надо мной так, что снова кружилась голова, все равно не перестал. — Скорее я сам свяжусь с твоим отцом и обменяю вашу тайну на помолвку с тобой. Поверь, вас обоих это только избавит от лишних проблем.

И убрал руку как раз в тот момент, когда я уже почти перестала себя контролировать. Причем во всех смыслах!

Он даже отпустил мои запястья, а я открыла глаза, хрипло дыша и облизывая пересохшие губы. В душе бушевал дикий коктейль чувств и эмоций, грозя скорыми неприятностями всем, кто подвернется под руку.

И даже догадываясь об этом, Полонский неожиданно навис надо мной, опираясь на руки. И он был настолько спокойным, а голубые глаза, казавшиеся сейчас темно-синими, смотрели так… равнодушно, что я не выдержала и выдохнула, чувствуя, как предательски щиплет глаза:

— Ненавижу…

— Любишь, — неожиданно перебил меня Богдан. И произнесенные им слова не были условием, предположением или вопросом. Он просто констатировал приятный для себя факт и, мягко улыбаясь, слегка укусил меня за нижнюю губу. — Анют, ты меня любишь.

Глава 16

Носу было щекотно. То было первым, что я поняла, еще до конца не проснувшись. Уставший, но вполне насытившийся женский организм выходить из состояния полудремы не хотел. Я поморщила нос… помогло. Но ненадолго.

Сморщившись еще раз, я просто перевернулась на другой бок, даже не собираясь разбираться, какого, собственно, фига, а главное кто моей царственной особе в своей опочивальне уютной, да сладко спать мешает.

А зря-я-я-я…

— Ань, просыпайся, — послышался смешок над ухом, и чьи-то губы коснулись моей шеи за ухом. Мне захотелось вдруг мурлыкнуть… Но и просыпаться я не собиралась! И кое-кто об этом прекрасно догадывался, потому как под одеяло на голой живот скользнула теплая ладонь, и меня уверенно сдвинули с места, прижимая к чьему-то телу. Послышался еще один смешок:

— Анют, не заставляй меня тебя будить.

— И что будет? — не выдержав, хихикнула я, не открывая глаз.

Было в этом во всем что-то такое… непередаваемое. Неуловимо нежное, приятное. Короче, дикий ванильный романтик и сердечки во все стороны! Но мне определенно нравилось…

— Увлекусь, — мягкая усмешка, одеяло соскользнуло чуток и такой знакомый поцелуй в плечо.

Я попыталась спрятать улыбку. Вот же ненасытный-то, а!

— Ань, у нас самолет через два часа, — тем же тоном осведомили меня…

И аура романтичности и нежности развеялась вмиг!

Я застыла, прекратив глупо и довольно улыбаться, вспомнив, кто за моей спиной, как он там оказался и, собственно, почему.

— Самолет? — холодно переспросила, открывая глаза.

Меня отпустили. Судя по всему, Богдан сел позади меня, и спокойно объяснил: