Чудище или Одна сплошная рыжая беда (СИ) - Кувайкова Анна Александровна. Страница 56

— Нам будет лучше уехать на пару дней, пока все не уляжется.

Угу. Вот оно — прощай романтика и здравствуй, суровая действительность!

— Мне на работу, — сухо напомнила я и подскочила. — Блин, работа! Я проспала!

— Ань, я уже позвонил Ольшанскому, — усмехнулся сидящий на кровати блондин. Я перевела на него ошарашенный взгляд, машинально отмечая, что он не только, кажется, в душе побывать успел, но еще и как-то переодеться умудрился. По крайней мере, я точно помню, что вчера стягивала с него брюки, а не черные свободные джинсы.

Вчера меня, ну… вроде как повело чуток. Я ведь тоже ни разу ни белая и пушистая заинька и дразнить меня не надо. А уж так изощренно издеваться… Тем более. Проще говоря, кто-то меня вчера, сердечно извиняюсь, поимел морально, а я кое-кого в ответ — физически!

И если вы думаете, что он активно этому сопротивлялся, то Неаполь у нас, ни дать не взять — принцесса Англии. Ибо он не только не сопротивлялся, но и активно в этом участвовал!

Я не знаю, как так получилось, правда. Просто в какой-то момент уже меня переклинило и, вместо того, чтобы выдать положенную реакцию вроде истерики, ненависти, оскорблений и любимых язвительных реплик, я не выдержала и сама его поцеловала. Возбужденное тело требовало развязки, натянутые нервы хотели того же, а мозг вопил, что размышлять над возникшей ситуацией он против категорически!

Долго уговаривать Полонского, кстати, не пришлось.

И нет. Стыдно мне за это не было!

— И? — выгнула брови, ожидая ответа, машинально прижимая одеяло к груди. — Богдан, ты знаешь, что работа для меня не…

— Знаю, — спокойно перебил меня блондин и, протянув руку, коснулся моего подбородка пальцами, слегка его поглаживая. — Но сегодня ты туда не пойдешь.

Я дернула головой, освобождая свой подбородок. Блондин настаивать не стал, поднимаясь с кровати:

— Я жду тебя на кухне.

И ушел. Не выдержав, я подтянула колени к груди, запуская ладони в волосы.

Вот тебе и вся любовь. Даже зная меня, он все равно решил по-своему. Блеск! Мои тараканы в голове дружно дохнут в восхищении!

Умом-то я понимала, что большинство из сказанного вчера — правда. И я нее верила, хотя делать это не хотелось от слова нихренашечки. Нет, конечно, осознание того факта, что Богдана переклинило на мне настолько, что он разорвал выгодные отношения с корейцами вопреки согласию своего отца и даже пошел на шантаж, чтобы удержать меня рядом, довольно-таки льстило моей алчной душонке.

Не может не льстить, когда ради тебя совершают вот такие вот поступки. Осознавать все это было до дрожи приятно.

Но еще больше пугало иное — такого Богдана я совсем не знала. Я раньше думала, что он совсем другой. И не знала теперь, что мне с этим осознанием делать.

А с другой стороны еще сгрызал изнутри червяк сомнения, явно находившийся сейчас в крайней стадии ожирения. Моя мнительность вкупе с подозрительностью орали хором о подставе громче, чем пьяные голубые береты в тельняшках второго августа и у фонтана.

Его поведение вполне могло вполне оказаться тщательно продуманной игрой, и преследовал он какие-то свои цели. Вполне возможно, что он действительно предложит своему отцу меня в качестве замены Ким Со Хён, а возможно, Полонский замыслил и надавить на моего горячо любимого папулю, что б ему там икалось в своем любимом «Бентли». А может, и вообще нескольких зайцев одним ударом…

И у меня именно сейчас возникал один единственный вопрос.

Где носит Кирилла, когда он мне так нужен?!

Чертыхнувшись, я откопала в тумбочке безразмерную футболку и, натянув ее, пошла курить, и в этот раз снова не выходя на балкон. Нервы требовали немедленного успокоения, ибо прятать трупы уже отчаянно было негде!

Я очень, очень надеялась, что мой любимый бомжик как раз не стал целью Полонского, старшего или младшего — без разницы. Хотя помнились мне отдаленные разговоры на тему того, что Максим Полонский тягаться с Громовым никогда не рискнет… Да и Кир, коль мне память с совестью дружно не изменяют, Богдану доверял.

Вопрос насущный номер два: ну и кто в этой истории, собственно, самый большой козел?

Отчетливо понимая, как меня все это достало, я прихватила одежду и в первую очередь направилась в душ. И уже потом, приведя себя в порядок, решилась выйти на кухню.

Богдан сидел на моем обычном месте, скармливая вечно голодной Ни-Ни целый банан, отламывая от него по кусочку.

Ну, вот… как так? Как?

Как этот человек может быть лжецом и шантажистом?

Но больше всего убивала мысль, что человек, которого я люблю, оказался таковым.

Молча забравшись на стул, я посмотрела на содержимое тарелки… И снова захотела курить. И много! Потому что кое-кто, оказывается, запомнил, что я не ем яичницу и сделал на завтрак омлет, а кофе в любимой темной кружке на проверку оказался еще горячим капучино. Корица и два сахара.

Желание побиться головой об столешницу стало почти невыносимым.

— Ей на два дня банана не хватит, — заметила я, вяло ковыряясь вилкой в тарелке.

— Алехин обещал ее покормить, — ровно ответил Богдан, на секунду отвлекаясь. — И рыб тоже.

— Он скорее заснет моськой в ближайшем аквариуме и его самого схомячит зубатка, — хмыкнула я, подавив желание поинтересоваться, а как, собственно, соседушка-то мой на новость о моем отъезде отреагировал?

Хотя, о чем это я? Он-то про шантаж не в курсе. Наверное, Лександрыч Полонского еще и поздравил с решительным шагом по завоеванию ни разу ни тихой и смирной меня.

Пересадив объевшуюся момонгу на свое плечо, Полонский откинулся на низкую полукруглую спинку стула и усмехнулся, складывая руки на груди:

— Ань, прекрати меня бояться.

Я чуть кофе обратно не выплюнула!

Закашлялась, потянулась за салфеткой, а на меня в это время с такой насмешкой посмотрели…

Я вот искренне недоумеваю: он сам по себе такой проницательный, или на моей морде лица все крупными буквами намалевано?!

Хмыкнув, парень мельком взглянул на спортивные часы на своем запястье и, пересадив активно умывающегося опоссума на стол, подошел ко мне. Отобрал смятую салфетку, отбросил ее на стол и развернул меня к себе, не снимая со стула. И даже в таком положении он все равно оказался чуть выше меня.

— Анют, — обхватив мое лицо ладонями, поглаживая щеки большими пальцами, ласково улыбнулся Полонский. — У тебя на лице вся нервозность написана.

— А ты думал я от восторга танцевать буду? — хмуро отозвалась, сунув ладошки между своих коленок, прикрытых любимыми голубыми камуфляжными штанами. — Прости, но балерина из меня не айс — от белых пачек подташнивает, классическую музыку терпеть не могу, а чешки где-то потерять умудрилась… лет пятнадцать назад!

Вместо ответа Полонский мягко усмехнулся. И вдруг одна его ладонь скользнула в волосы на затылке, заставляя поднять голову, вторая легла на талию, притягивая к себе, и меня поцеловали. Совсем так же, как тогда на мойке: умело, неторопливо, с ноткой сдерживаемой страсти и капелькой затаенной нежности…

Мозги мои расплавились тут же!

— Так нечестно, — хрипло отозвалась, когда меня прекратили целовать. И собственный голос так жалобно прозвучал, что я его почти что не узнала.

— Но нервничать ты перестала? — с непривычной ласковой улыбкой спросил Богдан, согнутым пальцем поглаживая мой подбородок, смотря сверху вниз в мои наверняка затуманенные глаза.

Пришлось кивнуть.

— Тогда собирайся, — меня еще раз поцеловали, но уже просто в губы и аккуратно. — У нас осталось пятнадцать минут, иначе придется ждать следующий рейс.

— Богдан, а куда мы вообще летим? — не выдержала я. — Я понятия не имею, что с собой брать!

— Потом узнаешь, — на сей раз меня поцеловали в кончик носа. — Одежду не бери.

— А вот сейчас я тебя опять боюсь, — ехидно протянула, соскальзывая с табуретки. В ответ Богдан просто выгнул левую бровь, но губы дрогнули от сдерживаемой улыбки. Вот же… пакость обаятельная!

Сколько же раз мне нужно его конкретно изнасиловать, что бы он, наконец, угомонился?