Сыскарь чародейского приказа - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 34

Я поднесла монокль к глазу. Вокруг нас кипела жизнь, но не обычная, а какая-то потусторонняя — серо-черные, по форме похожие на человеческие, тени сновали по каким-то своим теневым делам.

— Охранники?

— И просто работники. Место-то необычное, для чародейских заключенных предназначенное.

Я прошла за Зориным, поднялась по ступенькам, Ваня придержал для меня дверную створку. Прихожая была вполне обычной: полочка для визиток над пустым камином, выглядевшие удобными кресла. От центра зала ко второму этажу изгибалась петлей широкая лестница.

— Куда теперь?

— Ждем.

Минуты через полторы ступеньки заскрипели под тяжелыми шагами, и в приемную спустился благообразный старец, схожий облачением с чародейским лекарем Матвеем Кузьмичом, в белой крахмальной шапочке и массивных очках.

— Давненько никого из вашего приказа у нас не было.

Старец по-свойски пожал руку Ивану Ивановичу, а мне степенно поклонился и представился:

— Олег Вячеславович Фет, начальник сего скорбного заведения.

— Попович Евангелина Романовна, чиновник восьмого…

— Приятно, очень приятно, — остановил мой официоз господин Фет. — Ну что ж, молодые люди, посещение я вам дозволю, отчего ж не дозволить. Подопечный мой в порядке, всем бы такое здоровье. Но вы правила знаете…

Я не знала, но кивнула со значением:

— Конечно, доктор.

— В стекло не колотить, снаружи не прислоняться, ничего не передавать.

— В стекло?

— Вы, барышня, что ли, совсем не готовились? — пожурил меня доктор Фет. — Стекло ему колдовать не позволяет, лучшей защиты от чародейства еще не изобретено.

Олег Вячеславович провел нас наверх, мы миновали гостиную второго этажа, поднялись на третий, миновали и его. На четвертом этаже лестница кончилась. Мы прошли по коридору к другой, закрепленной почти вертикально.

— Да, да, барышня. Чародеев такого… гмм… калибра рекомендуется держать как можно дальше от земли. В стародавние времена для них специальные башни строили, чтоб до самых облаков шпилями доставали.

Начальник скорбного дома передал Зорину большой ключ с коваными завитками.

— С вами не полезу, стар я стал для таких частых упражнений.

Иван кивнул и ухватился свободной рукой за ступеньку. Я ждала. Неожиданно подступил страх, липкий, противный, коленки дрожали, тошнило. Я никогда раньше не видела живого преступника — мертвого тоже не лицезрела, но дело было не в этом. Из головы вдруг повылетали все стройные схемы допросов, которые там точно до сего момента находились. Зорин возился с замком уже у самого потолка. Я выдохнула и полезла следом, каждая ступенчатая перекладина давалась мне с немалым трудом. Тонкие подошвы форменных ботинок соскальзывали, я хваталась, подтягивалась, и эти физические усилия отвлекали меня от приближающейся истерики. Иван Иванович подал мне руку и втащил в потолочный люк.

Помещение, где мы оказались, когда-то было чердаком, скаты крыши сходились далеко вверху, а пол устилали обычные полированные доски, даже не очень аккуратно подогнанные. В центре стояло нечто вроде аквариума — стеклянный куб аршинов семи в высоту, конечно без воды внутри, зато с металлической казарменной койкой, небольшим столиком и стулом. Дно «аквариума» тоже было из толстого стекла. «Как же он дышит там?» — подумала я, разглядывая чародейскую камеру, но избегая останавливать взор на ее обитателе, который при нашем приближении подошел поближе. Вентиляция обнаружилась на потолке сооружения, там было отверстие, которое прикрывал еще один лист стекла, подвешенный на креплениях в нескольких вершках над «крышей».

Я посмотрела на Зорина. Иван Иванович стоял у стеклянной стены, опустив голову. Мне показалось, что чардей украдкой смахивает слезы.

— Вот как все обернулось, Митенька.

Трусить дальше было уже неприлично. Я поправила очки и наконец взглянула на Уварова. Тот встретил мой взгляд хищной ухмылкой. Был он молод, лет тридцати на вид, и вполне хорош собой. Каштановые волосы, чуть отросшие, спускались на воротник домашнего коричневого сюртука, длинный породистый нос, карие глаза, цепкие, быстрые, с чуть опущенными внешними уголками, густые брови…

— Налюбовалась, букашечка? — Уваров повернулся вокруг своей оси, приподняв руки, как бы приглашая рассмотреть его со всех сторон, его голос, низкий, почти как зоринский бас, но хриплый, приглушали стеклянные стены. — Тебя же наш герой-любовник букашечкой зовет?

Присутствие Ивана Ивановича пленник полностью игнорировал, сосредоточившись на мне, и, кажется, намеревался вывести меня из себя еще до начала беседы. Поэтому я сделала несколько шагов к нему и спокойно спросила:

— Скучаете за службой, Дмитрий, за друзьями?

— Уж так скучаю, букашечка. — Он по-бабьи всплеснул руками. — Ночей не сплю, все представляю, как я этих своих друзей-товарищей в лепехи раскатываю! Сначала Мамайку-нехристя, потом Ваньку-плаксу, ну и Креста-молодца на десерт.

Он долго еще говорил, я не вникала. Конечно, в общении с преступниками у меня опыта с гулькин нос, но типы, подобные Уварову, мне в жизни уже попадались. Он актер по характеру, ему важно некое представление показать, всю роль до конца выговорить. Сама этим грешна, актерством-то.

— А меня на ваше место на службу взяли, — сказала я негромко, когда он на минуточку смолк. — Коллежским асессором.

— Бабу? — Голос Уварова изменился в мгновение ока, сейчас он вещал высоким звенящим тенорком. — Куда этот мир катится, если уже баб в сыскари нанимать начали? Что же это делается, люди добрые?!

И лицо его изменилось, будто поплыло. Нет, черты остались прежними, но уголки глаз приподнялись, оттопырилась нижняя губа, он тряхнул головой и убрал за ухо прядку волос. Сейчас он, кажется, изображал женщину.

— Он не играет, — Зорин говорил тихо, обращаясь только ко мне. — Это безумие, Гелюшка. В нем сейчас как будто несколько разных людей обитает, какая личность в конкретный момент верх берет, с той мы и общаемся.

— Гелюшка? — спросил Уваров, раздув ноздри, будто принюхиваясь.

— Евангелина Романовна Попович, — ответила я.

— Ева-нгелина? — Он растянул мое имя по слогам, как во время знакомства когда-то сделал Крестовский. — Ева? А Семушка вам что на это сказал, тетенька?

Голос истончился, стал детским, ломким, мальчишеским.

Ну и что я собиралась узнать у этого безумца?

— Семушка велел кланяться и приветы передавал, — отчаянно улыбнулась я. — А ты, Митенька, можешь кого-нибудь из взрослых сейчас позвать?

Лицо Уварова вытянулось, опять сменив выражение, видимо, внутри происходила какая-то борьба, наконец он проговорил глубоким басом:

— О чем вы хотели меня спросить?

— Сначала представьтесь.

— Надворный советник Уваров. Впрочем, разжалованный за свои преступления. Не тяните время, Попович, у нас с вами его немного.

Обращение «Попович» сработало для меня взведенным курком. Я быстро, стараясь не путаться, изложила Дмитрию свои умозаключения.

— Это не я, — просто ответил тот. — Конечно, я могу и не помнить всего, что происходит, когда управление моим телом берет на себя кто-то другой, но нет, исключено.

— Есть возможность передать ваши способности…

Он меня перебил, обратившись к Зорину:

— Она не чародейка?

Иван покачал головой.

— Понятно. — Уваров сразу же потерял интерес к коллеге и обернулся ко мне. — Определите магические способности погибших девушек. То, что вы мне описали, очень похоже на процесс кормления или обучения.

Я выхватила из кармана блокнот с карандашиком.

— Кто-то сначала натаскивал тварь на случайных жертвах, оттого и смерти среди нищих, затем перешел к реализации своего плана.

— А почему именно Мамаев оказался под подозрением?

— Вы, Попович, — сыскарь, вам и карты в руки. — Он опять повернулся к Зорину. — Сашенька в порядке?

— Да. Я говорил с ней несколько дней назад.

— Мне передавали, она меня навещала, — грустно сказал Дмитрий. — Не довелось свидеться, меня к ней не допустили. Эти…