Крымская война. Соотечественники (СИ) - Батыршин Борис. Страница 16
Нет. Только обломки и расплывающееся масляное пятно.
«...»Третий», ответь! «Третий», ответь! «Третий, я «Адамант», ответь! Эссен, мать твою, ты жив?
Лейтенант чертыхнулся сквозь зубы - вот что значит, нет привычки к радио!
- «Адамант», я третий, все в порядке. Сбил двоих, расстрелял бэка, иду домой.
Самолет подпрыгнул на семьсот метров, и с этой высоты Эссен увидел подходящие к Альме «Финисты». На пилонах - серебристые цилиндры пусковых контейнеров.
Все, шутки кончились, господа селюки. Пришли взрослые и очень сердитые дяди...
М-14 успокаивающе тарахтел. Две победы - совсем неплохо, но почему его это совсем не радует?
«Бог не выдаст, свинья не съест, Реймонд Федорыч, - сказал Корнилович. - Надо будет, и на Гражданской повоюем. Хотя, по мне, так лучше с германцами или англичанами. Воля ваша, а меня не тянет стрелять в русских...»
Будто меня тянуло, с запоздалым раскаянием подумал Эссен. Одно дело - причесать пулеметами бандитов, вообразивших себя идейными анархистами, и совсем другое - сбивать русских авиаторов! Они ведь могли воевать в германскую, особенно тот, с чертенком. Впрочем, он кажется, сумел посадить аппарат... И все равно, мерзко: будто он вышел на дуэль с противником, вооруженным кремневым «Лепажем», взяв маузер. У красных авиаторов не было ни единого шанса.
Какого черта, в самом деле? У французов и англичан в 1854-м не было ни пулеметов, ни аэропланов, ни скорострельных пушек, и это не вызвало никаких душевных терзаний.
«Но ведь это не русские, верно?
И что, выходит, они не люди?»
Эссен помотал головой, отгоняя непривычные мысли.
Пора заканчивать с этим декадансом! Их никто не звал в Крым, этих французов и англичан. Да и красные летчики первыми ввязались в драку: увидели одиночный гидроплан и сочли за легкую добычу. А раз так, пусть не обижаются! Война - не спортивное состязание и не рыцарский турнир. Это к барьеру надо выходить с равноценным оружием, а в бою главное - победа.
Только почему у него так пакостно на душе?
III
Крым, околица
села Улуккул-Аклес
Штакельберг шлепнулся в пыль, стащил фуражку, и принялся вытирать лицо.
- Алексис, принимай роту. Вот, держи...
Юнкер сунул Адашеву обшарпанный «Цейсс».
- Я? Почему? Рукавишников что, убит?
- Пуля в живот. Успел сказать: «пусть Адашев...» - и кончился. Так что командуйте, граф, стрелецкие сотни ждут!
Однокашники то и дело подкалывали Адашева, припоминая его предков, воевод и окольничих из учебника истории. Тех, что при Иване Грозном водили московские полки на Казань и в Крым.
Но сейчас не до шуток. Хотелось ткнуться лицом в жухлую траву, не видеть ни осточертевшей степи, ни побитых шрапнелями глинобитных развалюх, ни мелькающих вдалеке всадников.
- Петя, рысцой к «Остину». Пусть Рыбайло изготовится ударить с фланга.
- Так он последнюю ленту расстрелял!
При отражении предыдущей атаки броневик очень вовремя высунулся из-за крайних мазанок и в упор скосил пол-эскадрона «украинских повстанцев».
- Пробегись по цепи, возьми у каждого хоть по три патрона. Если Рыбайло их пужнет, может, снова откатятся?
Штакельберг покачал головой.
- У нас во взводе по обойме на человека. Чем отбиваться, матами?!
- Разговорчики! - рыкнул Адашев. - Приказано собирать патроны, значит, вали, собирай! Надо будет, и матами отобьемся, а без броневика нам гроб с музыкой!
- На левом фланге у Ваньки Сагацкого пол-тарелки к «люське» осталось. - подумав, сообщил Штакельберг.
- Вот и пусть остается. Если пройдут по балочке и заскочут в тыл - всех к свиньям порубят. Беги, говорят тебе, Рыбайле еще ленты набивать!
***
Штакельберг убежал. Адашев проводил его взглядом и встал во весь рост. Из цепи на него зашикали, вдали хлопнули выстрелы, пуля тонко пропела в стороне.
«Плевать. Из этих селюков стрелки, как из г...а пуля.»
В бинокль были ясно видны увешанные бомбами и маузерами всадники. Папахи, овчинные безрукавки, бескозырки с ленточками, черные бушлаты, перекрещенные пулеметными лентами, шлемы-богатырки и кавалерийские шинели с «разговорами». Над головами плещется черное полотнище. Адашев знал, что там намалевано: адамова голова и корявые буквы:
«Смерть
всім хто на пиришкоді
добутья вільності
трудовому люду".
Две... нет, три атаки назад эта тряпка чуть не досталась юнкерам. Очередь «Шоши» скосила хлопца, размахивавшего «чорнiм прапором», и если бы не подхватил другой, на рыжем скакуне - было бы у юнкеров взятое в бою знамя.
Впрочем, о чем это он? Ободрали подол у срамной девки, намалевали какую-то пакость на мове - а туда же, «священная хоругвь»...
С фланга, вдоль нестройных рядов конницы, понеслись тачанки. Адашев опустил бинокль и стал считать, по привычке шевеля губами: «...пять... семь... одиннадцать...»
«…много, черт! Хлестанут очередями, а потом пойдет лава...»
- Ро-о-ота! - зычно выкрикнул Адашев. - Кавалерию подпускать ближе, огонь только по команде!
Тачанки все разом развернулись, подняв тучу пыли. Он едва успел шлепнуться в пыль, как над головой засвистело, застрекотало.
«…сейчас сдвинут прицел пониже и влупят по залегшей цепи...»
-Закройсь! - заорал он, изо всех сил вжимаясь в землю. Стрелковые ячейки, старательно отрытые ночью, остались там, где разворачивались сейчас махновские сотни. Юнкеров прикрывали только остатки саманной изгороди да наспех накиданные лопатками бугорки красной крымской земли.
«…с утра семь атак, одна за другой, когда окапываться..?»
Слева, со стороны моря затарахтело. Звук был неожиданный, Адашев даже не сразу его узнал. А когда узнал - улыбнулся и, не обращая внимания на очереди, высекавшие фонтанчики пыли в трех аршинах перед ним, приподнялся на локте и замахал фуражкой.
Со стороны моря вдоль неровной линии тачанок заходили в атаку два гидроплана.
Адашев ожидал, что на головы «украинских повстанцев» посыплются бомбы. Или стрелы-флешетты, их еще с германской наловчились применять по кавалерии. Но чтоб такое...
С аппаратов сорвались дымные жгуты. Они утыкались прямо в тачанки - Адашев видел, как подлетела, разбрасывая во все стороны колеса, одна повозка, как опрокинулась от близкого разрыва другая, как валились кони, метались в ужасе всадники. А гидропланы уже шли на новый заход, и на бочонках, висящих над поплавками, забились огненные бабочки.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
I
К северу от Севастополя
Бронетранспортер качнуло на ухабе и Андрей, чтобы не слететь с брони, ухватился за ствол пушки. «БТР - серьезная, тяжелая машина, внушал инструктор, и при том, может развить приличную скорость. Учтите, водила всегда будет гнать. Не потому что он ас или куда-то торопится - просто он боится! Фугаса, выстрела из РПГ в борт, да мало ли чего! И о том, что какой-то лох может улететь вперед при торможении, он думать не будет. А потому - бушлат под задницу, ноги либо в люк, либо упереться в поручни. И помните, ваша безопасность - в ваших руках. Только вот свободных рук у вас не будет, в них автомат. А когда в башке крутятся две исключающие друг друга мысли - «за что бы зацепиться?» и «как бы не уронить ствол?» - добра не жди.
Андрей напросился с морпехами в последний момент. Ему сунули броник с разгрузкой, автомат и указали место поближе к башне. Андрей послушно выполнил указание, заметив, что рядом с ним ненавязчиво держится сержант.
Опекают? Пусть их, сейчас не до амбиций. Тем более, что кататься на броне ему доводилось разве что во время ежегодных плановых выездов на полигон.
Но как же греет мысль, что на дороге не встретится - по определению! - ни закладки с радиоподрывом, ни бармалея-гранатометчика, ни пристроенной на стволе пирамидального тополя противобортовой мины. А вот шмальнуть из-за плетня из винаря или обреза по нахально разъезжающим белякам – это здесь запросто.