Океанский патруль. Книга первая. Аскольдовцы. Том 2 - Пикуль Валентин. Страница 8

Он отключил телефон. Встал, одернув на себе китель. Через трубу было слышно, как Самаров провозгласил первый тост за победу, а когда Прохор Николаевич спустился с мостика в кают-компанию, лейтенант Пеклеванный, раскрасневшийся от первой рюмки, уже предлагал второй тост «за то, чтобы эти ордена, полученные сегодня, были не последними».

– Это не дело! – перебил его с комингса Рябинин, и все повернулись в его сторону. – Не дело, – повторил он, подходя к столу и наливая себе водки. – Хорошо нам сидеть за этим столом, в тепле, при свете, когда два якоря держат «Аскольд» за грунт, а вспомните, каково в походе бывает?.. То-то, брат, тяжело в походе!.. Я вот сейчас радиограмму одну прочел: в полосе девятибалльного шторма торпедирован наш траулер «Абрек». Помощь придет нескоро, а ведь тонут наши товарищи – рыбаки. Я это не к тому говорю, чтобы выпить за тонущих – глупо было бы! – а вот за тех, кто в море, за тех, кто несет патрульную службу, кто принимает сейчас бой, и за тех, кто сейчас спешит на помощь торпедированному «Абреку», – вот за всех этих и надо нам выпить! Правильно, матросы, коли вы понимаете, что такое моряцкий обычай?..

– Правильно!

– Ну вот и выпьем, – сказал Рябинин, чокнувшись в первую очередь со смущенным лейтенантом…

Скоро в кубрике сделалось шумно, вентиляторы, ревущие из-под трапов, едва успевали вытягивать духоту. Говорить же старались все разом, благо слушателей было куда как достаточно, хоть отбавляй! Однако матросы не забывали подменить вахтенных, чтобы и те приняли участие в вечере. Кочегары – прямо от котлов, в хрустящих засаленных робах, и сигнальщики – прямо с мостика, в промерзших ватниках, – они тоже подсаживались к праздничным столам, потирая руки, радостно восклицали:

– Во, как хорошо-то у нас!..

Пеклеванный занимался тем, что целый вечер смешил Вареньку. Объектом своих насмешек он выбрал самого безобидного человека на судне – штурмана Векшина, а темой острот избрал для себя убранство стола. Дело в том, что из-за отсутствия на «Аскольде» штатной должности интенданта обязанности его исполнял после походов штурман.

– Вы знаете, штурман, – говорил Артем, – вы себе готовите неплохую старость. Будете в отставке директором бакалейной лавки. Только вот беда – воевать скверно. Еще Петр Первый говорил: «Интендантству, кокам, хлебопекам и прочей нечисти во время боя на верхнюю палубу не вылезать, дабы своим мерзким и нечесаным видом не позорить храброго русского воинства…»

Прохор Николаевич совсем по-домашнему, словно в компании хороших друзей, вышел из-за стола и весело сказал:

– А ну-ка, как у нас в Поморье говорили: время – наряду, час красоте… Старшина, выходи!..

Алеша Найденов весело тряхнул чубом:

– Эх, была не была!.. Какую?

– Нашу, поморскую.

– Алешка, жги! Рррасце-е-елую! – крикнул боцман.

– Чем с плачем жить, лучше с песнями умереть, – сказал Найденов и вышел на середину круга. – А ну, гармонист, кто из нас быстрее: ты пальцами или я ногами?..

Он постоял немного, точно загрустив о чем-то, потом не спеша, словно нехотя, стал перебирать ногами и, прищелкивая пальцами, зачастил речитативом:

Шаг сделался чаще, движения быстрее, и вдруг, подавшись вперед, он с гиком пролетел по кругу, почти не касаясь ногами палубы, встряхивая смоляным чубом.

– Цыган, – убежденно сказал Лобадин, – как есть цыган…

Не выдержал боцман и, заплетая скрюченными ревматизмом ногами, пошел вприсядку:

Его оттащили обратно, посадили за стол.

– Пей, старина, рассказывай о своей Поленьке, только не мешай…

Пеклеванный смотрел на Варю, видел, как загораются азартом ее глаза, и не удивился, когда она встала, присматриваясь к ритму бешеной поморской пляски, – Артема самого подмывало веселье, и он невольно завидовал той суровой простоте в обращении с командой, какой обладал Рябинин.

томно и шутливо пропела Варенька, пройдясь по кругу легко, как пава.

Но гармонист уже не выдержал:

– Ой, дайте отдохну! Не успеть моим пальцам за ногами вашими…

– Вальс! Тогда – вальс! – объявила Варенька, хлопнув в ладоши.

Мордвинов, почти весь вечер одиноко простоявший возле радиолы, поставил пластинку. Варенька подхватила его, потащила за собой.

– Ну же! – приказала она. – Вальс!..

– Да не умею я, – взмолился он и сразу же наступил ей на туфли своим здоровенным яловым сапогом. – Видите – не умею…

– А ну тебя, бегемот несчастный. – И Варенька, бросив его, перепорхнула к лейтенанту Пеклеванному. – Вы-то, надеюсь, умеете?

Все как-то невольно расступились, столы отодвинули к рундукам, и пара молодых, оба лейтенанты, взволнованные этим танцем, – танцем, когда каблуки стучат по заклепкам, когда нагибаешься, чтобы не удариться о трубу паропровода, – они танцевали, пока не оборвалась музыка. А музыка, смешно и жалобно взвизгнув, оборвалась на самой середине, и все повернулись в сторону Мордвинова.

– Ну, чего смотрите? – сказал матрос. – Шипит ведь… Надо же иголку сменить!

И Варенька, разрумянившаяся, глубоко дыша, села за стол рядом с Пеклеванным:

– Ух, давно так не плясала! Хоть иллюминаторы бы открыть – душно очень…

– Иллюминаторы открыть нельзя, – ответил Артем, никогда не забывая о том, что он старший офицер. – А вот наверх подняться – можно… Вы согласны?

– Конечно! Мне так душно, что я бы сейчас, кажется, бросилась за борт в ледяную воду…

Артем, рассмеявшись, помог ей преодолеть крутизну трапа, и, провожаемые косым взглядом Мордвинова, они поднялись на верхнюю палубу. Обхватив поручни и откинув назад голову, Варенька сказала:

– Как хорошо!.. Мне так хорошо сегодня, что даже страшно делается. А чего страшно – не знаю…

Медленным взглядом она окинула темное небо, зубцы сопок, подернутую рябью чернильную воду залива и вдруг посмотрела на Пеклеванного так пристально, точно увидела его впервые.

– «Абрек» торпедирован, – неожиданно сказала она глухим, сразу изменившимся голосом. – Вот, наверное, потому и страшно мне… А вам?

– Нет, – коротко ответил Артем. – Война…

– Вы какой-то… – и не договорила.

– Жестокий? – спросил Артем, усмехнувшись.

– Да.

– Это неправда. Я не жестокий.

Он положил руки на леера, и они прогнулись книзу. С кормы раздался чей-то голос:

– Эй, кто там леера трогает?.. Боцманюга опять ругаться будет!..

– Вы сильный, – сказала Варенька. – Рядом с вами я всегда кажусь себе маленькой. Вон, смотрите, какие у вас большие руки.

– Да, – согласился Артем, – руки у меня сильные. Одна женщина во Владивостоке говорила, что если попасть в мои руки, то в них, вероятно, будет уютно. Она шутила, конечно…

– А может, и не шутила, – сказала Варенька.

И, улыбнувшись каким-то своим мыслям, она спустилась в кубрик. А лейтенант, подняв к лицу свои потрескавшиеся от ветра и воды ладони, неожиданно для себя подумал: «Неужели ей может быть уютно в этих руках?..»

Воевать не хочется

Кайса напрасно бравировала своим титулом – для семьи она уже давно была отрезанным ломтем. Имя ее в доме Суттиненов если и произносилось когда-либо, то только шепотом, чтобы – не дай бог! – не услышал его «лесной барон». Причиной такой отцовской ненависти служило неудачное замужество женщины. Причем виноват в этом замужестве был сам барон.

Еще перед «зимней кампанией» он познакомился с одним шведом – владельцем нескольких живописных водопадов. Иностранные туристы валом валили смотреть эти высокие белогривые падуны, шум которых был слышен на пять миль в округе. Старый швед считался богатым человеком, и Суттинен решил сосватать с ним свою дочь.