Библиотека мировой литературы для детей, том 36 - Джованьоли Рафаэлло. Страница 65

Спартак освободил этих несчастных — их было свыше двадцати человек — и присоединил ко всем остальным, стоявшим на площадке.

В горячей и понятной всем речи он объяснил этой толпе рабов, почти целиком состоявшей из греков, причины побега гладиаторов из Капуи и сущность задуманного им дела, которому он решил посвятить всю свою жизнь. Яркими красками он обрисовал святую цель, за которую решили бороться восставшие. Отвоевать у тиранов-угнетателей права для угнетенных, уничтожить рабство, освободить все человечество — такова была благороднейшая цель войны, к которой они все готовились.

— Кто из вас хочет быть свободным и предпочитает почетную смерть с мечом в руках на поле брани жалкой жизни раба, кто чувствует себя смелым и сильным, готовым вынести все тяготы и опасности войны против поработителей всех народов, кто чувствует весь позор ненавистных цепей, пусть берет в руки любое оружие и следует за нами!

Проникновенные слова Спартака произвели сильное впечатление на всех обездоленных, еще не ослабевших духом, не отупевших в рабстве. Послышались восторженные восклицания, слезы радости заблестели на глазах у рабов; свыше восьмидесяти невольников Долабеллы вооружились топорами, косами, трезубцами и тут же вступили в Союз угнетенных, принеся клятву, объединявшую всех братьев Союза.

Спартак, Борторикс и храбрейшие из гладиаторов вооружились мечами и копьями, найденными на вилле. Фракиец предусмотрительно разместил рабов Долабеллы среди испытанных своих соратников, для того чтобы они поддерживали бодрость духа у новичков, и построил в строгом порядке свою маленькую когорту, в которой было уже более ста пятидесяти человек. За два часа до полудня он оставил виллу Долабеллы и по глухим тропинкам, через поля и виноградники, направился в сторону Неаполя.

После быстрого перехода, не отмеченного какими-либо важными событиями, отряд гладиаторов в сумерках подошел к Неаполю и по приказу Спартака сделал остановку в нескольких милях от города, возле виллы одного патриция. Приказав своим товарищам запастись провизией на следующие три дня и забрать все оружие, которое они найдут, фракиец строго запретил чинить насилия и грабежи.

Через два часа отряд ушел оттуда, получив пополнение в количестве пятидесяти гладиаторов и рабов, сбросивших свои цепи, чтобы начать благородную борьбу за свободу, к которой призывал их Спартак.

Всю ночь Спартак продолжал свой поход с осторожностью искуснейшего полководца; он вел свою когорту по извилистым дорогам, через благоухающие поля и живописные холмы, тянувшиеся между Неаполем и Ателлой. Он останавливался у каждой виллы, каждого дворца, встречавшегося по пути, но лишь на столько времени, сколько ему требовалось, чтобы запастись оружием и призвать рабов к восстанию. Таким образом он на рассвете добрался до подножия Везувия и вышел на дорогу, которая тянулась по склону этой горы от Помпеи к виллам и местам увеселительных прогулок патрициев, туда, где леса и обрывы делают горный хребет диким и мрачным.

Спартак остановился приблизительно в двух милях от Помпеи и, заняв несколько садов, находившихся у самой дороги, разместил за живой благоухающей изгородью из акаций, миртов и розмарина своих товарищей, число которых возросло за сутки до трехсот человек; здесь он приказал им оставаться до восхода солнца.

Вскоре на вершине горы, которая в ночной темноте будто упиралась в темно-синий свод небес, стали появляться то сероватые, то белые облака; постепенно светлея, они походили на легчайшие клубы дыма, предвестника пожара, казалось неожиданно возникшего и разгоравшегося на склонах соседних Апеннин и на самом Везувии.

Облака из белых превращались в розовые, из розовых — в пурпурные; вскоре они засверкали золотыми блестками, и по склонам горы, которая до этого казалась черной и грозной гранитной громадой, вдруг разлились потоки яркого солнечного света, обрисовавшего ее величественные очертания, вершины близких хребтов, покрытых мрачной густой растительностью, страшные пропасти, зиявшие меж пепельно-серых пластов застывшей лавы, и цветущие холмы, которые тянулись на несколько миль окрест, словно чудесный ковер, сотканный из зелени и цветов.

В те времена Везувий имел совсем иной вид, чем теперь; он не был, как в наше время, бушующим и страшным чудовищем. Вулканические извержения из его недр происходили в столь отдаленные времена, что даже память о них едва сохранилась к началу нашего повествования. Следами этих извержений остались на много миль тянувшиеся вокруг горы слоистые отложения лавы, на которых осками были воздвигнуты города Стабии, Геркуланум и Помпея. Огонь, клокочущий в жерле вулкана, уже много веков не нарушал покоя этих чудесных холмов, где под сапфировым небом, согретые нежащим теплом, вдыхая напоенный благоуханиями чистый воздух, освежаемые прохладой голубых тирренских вод, жили счастливейшие народы, воспетые поэтами как обитатели преддверия элисия. Да, ни в одном уголке земного шара поэты не могли бы найти такую красоту и даже во вдохновенном полете фантазии создать более чарующие картины, действительно напоминающие сказания о преддверии блаженной страны усопших.

Счастье жителей Кампаньи нарушали временами лишь подземные толчки и раскаты грома, пугавшие население. Но толчки эти повторялись так часто, не принося никому вреда, что к ним здесь все уже привыкли и не обращали на них внимания. Поэтому все нижние склоны Везувия были покрыты сплошным ковром оливковых рощ, плодовых садов и виноградников, застроены роскошными виллами и дворцами и казались издали единым цветущим садом, одним огромным городом.

Везувий и весь Байский, или Неаполитанский, залив, озаренные лучами восходящего солнца, являли в это утро такую грандиозную, такую прекрасную и величественную картину, что она вызвала возгласы удивления и восторга у гладиаторов и их предводителей. Они умолкли и в изумлении предались созерцанию чудесного зрелища.

Они увидели Помпею, богатую, царственную Помпею, лишенную крепостных стен, что напоминало об участии ее обитателей в гражданской войне против римлян восемнадцать лет назад. Город тогда был взят войсками Суллы, и, оказав ему милосердие, победитель разрушил только стены. А неподалеку от Помпеи находились разрушенные и сожженные Стабии, на развалинах которых только еще начали возводить новые дома, — по всему видно было, как жестоко поступил с их обитателями все тот же Сулла.

Как ни прекрасна была эта величественная картина восхода солнца, пленявшая душу любого человека, Спартак быстро освободился от ее чар. Он окинул взглядом вершину горы, стараясь определить, как далеко вверх тянется мощенная лавой дорога, у которой он находился со своими товарищами, и доходит ли она до самой верхушки Везувия. Но густые леса, покрывавшие вершину, не давали возможности проследить, где оканчивалась дорога.

После недолгого раздумья Спартак решил послать Борторикса с тридцатью наиболее ловкими товарищами разведать дорогу, а сам с главной частью отряда намеревался обойти соседние виллы и дворцы, чтобы поискать оружия и освободить рабов. Ядро отряда из шестидесяти гладиаторов должно было оставаться на прежнем месте, скрываясь за живой изгородью; здесь же Борторикс и Спартак уговорились встретиться после разведки.

Все было сделано, как приказал Спартак. Борторикс возвратился через три часа. Спартак уже был на месте; он раздобыл еще некоторое количество оружия и пополнил свой отряд, в который влились двести гладиаторов и рабов, освобожденных на соседних виллах. Рудиарий составил из своих пятисот воинов когорту в пять манипул. В один из манипул, во главе которого был поставлен Борторикс, вошли восемьдесят самых молодых и храбрых гладиаторов. Спартак вооружил их пиками и копьями и назвал, согласно римскому строю, гастатами, то есть копьеносцами. Остальные четыре манипула, по сто человек каждый, назывались так: фальгиферы— бойцы, вооруженные косами; ретиарии — вооруженные трезубцами и вертелами; первый и второй манипулы фракийцев — гладиаторы, вооруженные мечами, ножами и другим коротким оружием. Во главе каждой группы в десять человек он поставил декана, а во главе каждого манипула- по два центуриона, младшего и старшего. И тех и других он выбрал из числа семидесяти восьми гладиаторов, бежавших вместе с ним из Капуи, так как знал их мужество и отвагу и мог вполне на них положиться.