Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич. Страница 36

Политрук Клемпарский направится под Зую. Словак Войтех зашагает по шоссе в Симферополь. А Гришу и Женю рассвет застанет где-нибудь в степях или в дубняке под селом Калму-Кара [37]. Следующей ночью они переберутся в Киркскую долину. Здесь в Бештереке [38], Кернауче [39], Кирках и других селах учительницу Островскую знают все. Известна она и среди активно действующих советских патриотов. С самыми надежными из них Женя должна встретиться, порадовать хорошими вестями с Родины, сообщить о связях с партизанским лесом и попросить собрать для нее зерна, муки и овощей — это для маскировки при входе в Симферополь.

Вторую дневку они должны были коротать в пустынных степях, раскинувшихся к западу от долины. Там запланировали и ночевку, во время которой киркские помощники принесут продукты. А утром третьего дня Гриша и Женя, нагруженные узлами, кошелками и авоськами, в которых вместе с продуктами будут лежать листовки, мины и взрывчатка, появятся на дороге Бешарань — Симферополь. В роли горожан, ходивших в степные села менять вещи на хлеб, они затеряются среди настоящих «мешочников» и крестьян и вместе с ними войдут в Симферополь. Это надежная маскировка, если, конечно, застава не получит приказ строже проверять каждого направляющегося в город.

Сложная работа предстоит им в тылу врага. Чтобы успешно вести ее, Гриша и Женя должны обладать многими достоинствами.

Мы решили, что все нужные качества у Григория есть. Но достаточно ли гармонично сочетаются они? Ведь излишняя храбрость может подавить осторожность, а недостаточная сообразительность затормозит принятие решения, которое в критическую минуту должно рождаться вмиг. Ответить на эти вопросы может только жизнь. В боевых схватках Гришу видели. В роль же организатора подполья он только входит.

Ну, а Женя Островская? Подходящая ли она напарница в столь сложном деле? Не растеряется ли в решительный момент?

…По плану симферопольского рейда первым лицом, с которым Жене предстояло встретиться, была учительница Киркской школы Лукерья Семеновна Скорик, ближайшая Женина подруга. Человеком она была надежным. Жила обособленно, в здании школы. Поскольку учительница была связана со многими семьями, частые ее посещения разных людей не должны были вызвать подозрений.

В густых зарослях терновника, отделяющих школьный двор от речки, Гриша и Женя остановились. В темноте здание школы невозможно было разглядеть. Но Женя твердо знала: школа рядом. И если пробраться двором, миновать парадный вход, войти в дом с восточной стороны и постучать в первую дверь направо, то попадешь в квартиру Скорик. В течение двадцати месяцев Женя жила здесь, бывала в квартире подруги, ходила с Лушей к речке. Пройдет и теперь от речки в квартиру хоть с завязанными глазами.

Партизаны опустили наземь тяжелые вещевые мешки. Стали вслушиваться. В селе тихо. Даже собаки не выдают себя лаем. Тихо и у школы.

— Иди! — мягко шепнул Гриша.

Женя скрылась в плотной тьме. Нащупала знакомую тропку и зашагала по ней. Вот и силуэт приземистого здания. А тут парадное. Вдруг:

— Хенде хох!

— Ой!

Перед партизанкой из тьмы вынырнул немец. Он оказался так близко, что тупое рыло автомата ткнулось ей в грудь.

Девушка испугалась. Ее руки невольно потянулись вверх. Учащенно застучало сердце.

Но в следующий миг она уже справилась с нервным шоком.

— Я к учительнице! К фрау учительнице! У меня умирает ребенок! Кляйн киндер умирает. Капут киндер. Мне нужно лекарство. Я к подруге, учительнице, понимаешь? Лекарство!

Голос ее дрожал. Руки показывали в сторону двери, где жила учительница. Язык повторял вмиг родившуюся версию. И это подействовало. Немец отвел автомат в сторону.

Подбежав к двери, Женя торопливо постучала. Но дверь не открывалась, никто не отзывался.

«Неужели ее нет? — забилась тревожная мысль. — А может, немцев боится и не отзывается!»

— Луша! Лушенька, открой!

Голос Жени был настолько хриплым и чужим, что она сама не узнавала его. А за спиной услышала немецкую речь. К часовому, видимо, кто-то подошел и ругает: зачем пропустил. Долетали слова: «киндер», «капут», «фрау», «лерерин».

Девичий кулачок забарабанил сильнее.

— Лушенька! Умирает ребенок!

Наконец, дверь открылась. Скорик рывком втянула Женю в комнату и захлопнула дверь. Сперва Луша стояла молча, потом, подавив страх, обняла подружку, и Женя почувствовала: плечи Луши вздрагивают.

— Луша, родная, здравствуй!

— Женя! Ты сумасшедшая. Тут немецкий штаб. Охрана. А ты… ночью…

— Лушенька, все обойдется. Часовому сказала: умирает ребенок. Дай мне каких-нибудь лекарств. И я уйду. Днем же я не могла прийти.

— Днем нельзя — схватят. К твоим родителям приезжали из Зуи, Симферополя. Стариков трясут: куда дочь ушла из села! Объяснение, что ты в Симферополе поступила на курсы немецкого языка, не помогает.

Женя стала торопиться. Условилась с подружкой о встречах с подпольщиками и о продуктах, которые надо вынести к колодцу, что за общественным садом. Решили также, что Луша предупредит Гришу, если ее, Женю, задержат при выходе.

— А не задержат, — сказала Луша, — то утром прибеги еще ко мне, только пораньше, чтобы тебя никто не увидел. Опять будто за лекарством. Я тебя спрячу на чердаке в сене.

Приоткрыли дверь. Прислушались: во дворе тихо. Женя вышла. Двое часовых, торчавших у входа, не тронули. Миновав немцев, девушка почувствовала, что страх не покидает ее. Теперь он, казалось, тряс сильнее, чем в тот первый миг, когда перед нею внезапно возник немец. Хотелось побежать. Но, сдержав себя, Женя быстро вышла на улицу. Обходным путем добралась к месту, где оставила Григория и свой вещевой мешок. Но там было пусто.

— Гриша! Гриша!

Гриша не откликался. Женя осталась одна. Такой одинокой она не чувствовала себя никогда. Утром проскользнула опять к Луше, и та спрятала ее на чердаке. Партизанка лежала, накрытая колючим сеном, и думала то о загадочном исчезновении Гриши, то о Луше, которой в случае проверки ночного визита придется найти и показать больного ребенка и его мать.

Вечером тревога усилилась — беспокоило странное поведение Луши. Как обещала, она пришла перед вечером на чердак, принесла еду и рассказала новости. В ее сообщении не было ничего плохого. О ночном визите немцы справок не наводили. Может быть, боясь наказания, солдаты скрыли от офицеров происшествие. Патриоты очень рады приходу Гриши и Жени. На явку придут. Продукты доставят.

Луша очень оживлена. Воя светится радостью. А выглядит плохо. Худющая, бледная. Дети у нее — кожа да кости. Тяжело, видно, живется. Подумав так, Женя достала из-за пазухи большую пачку немецких денег. Отсчитала триста марок.

— Это тебе, Луша. Детишкам на молочишко.

Луша испугалась.

— Что ты? Не надо! Не надо!..

Она собрала посуду и поспешно ушла, пообещав прийти позднее, проводить гостью в дорогу. И не вернулась. Больше того: ее и детей не оказалось и в квартире. Женя выскользнула из школы. Ночью у колодца никого из друзей с продуктами она не дождалась.

«Все схвачены», — с ужасом подумала Женя. Ждала до часу ночи. Не пришли. Она поднялась на взгорье, прошла к запасному пункту связи и там у скирды встретила Гришу. От радости чуть не расплакалась.

Оказалось, что когда Женя пробиралась из терновника к Луше, Григорий тайком сопровождал ее. Он слышал, как Женя столкнулась с солдатом, чуть не кинулся на помощь, но, к счастью, дождался мирной развязки и пошел обратно. Его окликнули. Это заставило Григория немедленно уйти на запасной пункт связи.

Что касается исчезновения Луши и неявки других друзей на свидание, то эта загадка была разгадана значительно позднее. Виной оказались немецкие марки. Увидев крупную сумму денег в новеньких купюрах, неискушенная в партизанской разведке Луша заподозрила неладное. Она решила, что подруга стала предательницей, и, спустившись с чердака, тут же ушла с детьми в один из тайников. Остальных своих предупредила: к колодцу не ходить.